Кухонная мебель столы, стулья, буфеты в сюрреализме превратилась в порталы в подсознание, где столовые приборы ведут философские диалоги, а скатерти скрывают вселенские тайны.
Воображение наш странный повар. Оно берет самые обыденные ингредиенты повседневности — стул у окна, стол с кофейным пятном, дверцу буфета — и готовит из них пиршество смыслов, где привычное обретает вкус загадки. Сюрреалисты, эти великие кулинары абсурда, прекрасно понимали эту алхимию. Я хочу предложить вам поразмышлять над тем, как реальность можно увидеть под другим углом. Накроем стол. Не метафорический, а самый что ни на есть настоящий с предметами кухонного обихода, который в руках творцов сюрреалистов стал ареной для самых смелых философских и психологических экспериментов.
Здесь, на этой полированной или покрытой скатертью поверхности, разворачивались драмы, ставились вопросы о природе реальности и иллюзии, материи и духа. От строгой, почти болезненной геометрии Джорджо де Кирико до ироничных игр Рене Магритта, от алхимических видений Леоноры Каррингтон до провокаций Мерет Оппенгейм обыденный стол оказывался точкой сборки для самых неожиданных смыслов. Это исследование попытка проследить, как через образы мебели, посуды и ритуалов приема пищи сюрреализм вел свой напряженный диалог с миром, доказывая, что магия скрыта не в звездах, а в бликах на лезвии ножа и тени от чашки.
Чтобы понять этот феномен, нужно вспомнить основы сюрреалистической «кухни». Движение, официально родившееся с манифестом Андре Бретона в 1924 году, сделало своим кредо «чистый психический автоматизм» — диктат мысли без контроля разума. Если писатели практиковали автоматическое письмо, то художники изобретали свои методы: фроттаж (натирание для проявления скрытых фактур), граттаж (процарапывание), декалькоманию (перевод изображения).
Но стоп! Как это связано со столом? Прямым образом. Многие из этих техник выполнялись на столе, превращая его из рабочей поверхности в соавтора. Стол становился полем битвы между сознательным замыслом и случайностью, между формой и хаосом. Этот дух эксперимента, готовность подчиниться игре иррациональных сил, и был тем фундаментом, на котором строились все сюрреалистические «пиршества». Художники, подобно магам или алхимикам, верили, что через преобразование обыденного, в том числе предметов быта, можно постичь иные реальности. Стол в этом контексте как алтарь, на котором совершается превращение.
Сюрреализм не был единым. Каждый художник находил за обеденным столом свою тему.
Джорджо де Кирико и метафизическая тревога. Еще до формального рождения сюрреализма итальянец де Кирико создавал свои «метафизические интерьеры». Его столы часто пустые, поставленные в сюрреалистически искаженной перспективе на фоне безлюдных площадей, излучают тревожное, гипнотическое молчание. Это не место для трапезы, а объект для созерцания, символ отчуждения и неразрешимой загадки бытия. Именно его работы, полные «тайны», как он сам любил говорить, стали питательной средой для первых сюрреалистов.
Рене Магритт и игра в иллюзии. Бельгиец Магритт, великий мастер парадокса, использовал стол как сцену для интеллектуального театра. Вспомним его знаменитый принцип: «Все, что мы видим, скрывает нечто другое». Его картины обманчиво точные изображения обычных предметов на столе, которые вступают в конфликт со своими названиями или свойствами (как трубка, которая «не трубка»). Стол у Магритта плоскость, где сталкиваются слово и образ, реальность и ее представление. Он сервирует не еду, а головоломки для разума.
Сальвадор Дали и мягкая деконструкция. У Дали стол и его атрибуты часто подвергаются биоморфной деформации, самой известной из которой стали «мягкие часы». Вспомните, знаменитое «Постоянство памяти» (1931) можно прочитать и как образ распадающегося на столе времени, и как пародию на «сыр камамбер».
Предметы сервировки утрачивают твердость, оплывают, символизируя относительность и ненадежность материального мира. Это стол, за которым невозможна обычная трапеза, зато возможен пир воображения.
Леонора Каррингтон, Ремедиос Варо и феминистская алхимия. Для женщин-сюрреалистов, таких как Каррингтон и Варо, кухня и стол часто становились местом магического, а не бытового действа. На их полотнах женщины-персонажи, похожие на волшебниц или алхимиков, превращают кухонную утварь в инструменты для духовных трансформаций.
Готовка представлена как акт творения, а стол алтарь для соединения природного и сверхъестественного. В их работах проступает мощный феминистский подтекст: пространство, традиционно отведенное женщине, становится территорией ее силы и тайного знания.
Мерет Оппенгейм и тактильный шок. Шедевр «Объект (Завтрак в меху)» (1936) это, пожалуй, самая радикальная атака на обыденность стола. Накрыв фарфоровую чашку, блюдце и ложку мехом животного, Оппенгейм создала немыслимый, отталкивающе-притягательный тактильный парадокс. Этот предмет нельзя использовать по назначению, он сводит на нет свою утилитарную функцию, вызывая у зрителя смесь любопытства и отвращения. Стол здесь — лишь подразумеваемый контекст, который делает этот сюрреалистический объект еще более шокирующим, превращая уютный ритуал чаепития в акт встречи с вытесненным, с эросом и танатосом одновременно.
Интерес сюрреалистов к теме еды и стола прошел свою эволюцию. В 1920-30-е годы он питался в первую очередь фрейдистским психоанализом. Предметы на столе трактовались как символы скрытых желаний, страхов, подавленных воспоминаний. Нож мог ассоциироваться с агрессией, фрукт с чувственностью, пролитое вино с тайной виной. К концу 1930-х и особенно после Второй мировой войны акценты сместились. Многие художники, спасаясь от войны, оказались в Америке и Мексике.
Здесь, вдали от европейских корней, интерес к индивидуальному бессознательному дополнился (а иногда и сменился) поиском универсальных, архетипических и мистических смыслов. На первый план вышли темы алхимии, магии, шаманизма. Стол в работах Каррингтон или Варо это уже не просто проекция личной психики, а магический круг для соединения с космическими силами, с «коллективным бессознательным» Карла Юнга. Ритуал приготовления пищи уподоблялся алхимическому Великому Деланию — поиску философского камня, способного преобразить реальность.
Эти идеи отнюдь не канули в лето. Сюрреалистическая традиция видеть в повседневном скрытое продолжает жить.
В современном искусстве инсталляции, использующие мебель и предметы сервировки в неожиданных, абсурдных контекстах, — прямое наследие Оппенгейм и Дали. В кино достаточно вспомнить сцены с едой у Дэвида Линча, где теплый пирог или ползающий цыпленок могут вызвать глубинную тревогу. В моде смелые дизайнеры вроде Ирис ван Херпен создают наряды, напоминающие то деформированную посуду, то фантастические сервировочные устройства. Даже в рекламе (вспомним сюрреалистические кампании Gucci) и поп-культуре эстетика странного, иррационального застолья остается мощным инструментом привлечения внимания
В 2024 году, в год столетия сюрреализма, крупные выставки, подобно прошедшей в парижском Центре Помпиду, вновь собирали эти работы, доказывая их неослабевающую актуальность. А выставка «Сюрреализм и магия» в музее Барберини (Потсдам) специально подчеркивала связь искусства с оккультными практиками, показывая, как стол мог становиться ритуальным алтарем. Так что, в следующий раз, садясь за стол будь то завтрак на скорую руку или праздничный ужин, позвольте себе взглянуть на это действо глазами сюрреалиста. Что, если ваша кофейная чашка своего рода портал? Моя так точно. А тень от тостера рисует на столешнице карту неведомой страны? Ну а, переплетение макарон на тарелке - это тайнопись подсознания?
Сюрреализм не закончился. Он просто переехал с музейных стен на наши кухни и ждет, когда мы, отложив в сторону логику, наконец увидим магию в пятне от вина и вечность в крошках на скатерти. Застолье продолжается, и меню в нем составляют не повара, а само наше, вечно голодное до чудес, воображение.
Автор: Анастасия Куницына
Канал:
#НеДиванныйКультуролог