Ее имя знал весь мир — наравне с Гагариным. Хрупкая женщина с бесцветным лицом северянки, которую в детстве силой затащили в балетное училище. А стала — легендой. Говорят, когда Уланова выходила на сцену, зал замирал. Не от восторга, а от чего-то другого. Будто каждым движением ее рук, каждым прыжком касался чего-то важного, что обычно спрятано глубоко внутри.
Но мало кто помнит, что путь к славе пролегал через военную эвакуацию. В промерзших насквозь залах Перми, на пайке хлеба и гороховой шелухе родилась та Уланова, которую потом боготворили в Европе и Америке.
Девочка, которая ненавидела балет
Январь 1910 года. Санкт-Петербург. В семье артистов балета Мариинского театра рождается дочь. Казалось бы — судьба предрешена. Но маленькая Галя мечтала о море, играла с мальчишками в пиратов и терпеть не могла балет.
"Я лично попала в хореографическое училище, потому что меня не с кем было оставить", — признавалась она годы спустя.
Родители выживали как могли в послереволюционном хаосе. Денег не было, а дочь нужно было куда-то пристроить. В 1919 году, когда Гале было девять лет, ее отдали в Петроградское хореографическое училище. Первым педагогом стала собственная мать Мария Романова — без скидок, без жалости. Потом девочку взяла легендарная Агриппина Ваганова, которая лепила из учениц не просто танцовщиц, а людей со стальным характером.
Дома стояло старинное кресло, на котором мать заставляла дочь садиться на шпагат. Галя называла его "орудием пыток". От веселой озорной девчонки не осталось и следа — она стала молчаливой, замкнутой, словно надела на себя шоры, как лошади на петербургских мостовых.
Когда одиннадцатилетняя Уланова впервые вышла на сцену — в польке на музыку Рахманинова — лицо ее было траурным. Улыбнуться она не могла от страха.
Зато критики уже тогда заметили что-то необычное: "исключительная пластичность и увлекающая скромность жеста". В 1928-м она с отличием окончила училище и попала в труппу Мариинского.
Расцвет в тени революции
После революции балет лихорадило. Кадров не хватало катастрофически, и молодую Уланову сразу бросили на сложнейшие партии. В тридцатые она танцевала всё подряд: классику вроде "Лебединого озера" и "Баядерки", экспериментальный "Золотой век", где играла комсомолку-спортсменку.
Федор Лопухов, руководитель балета Кировского (бывшего Мариинского), разглядел в ней то, что другие пропустили:
"Она привлекала внимание тем, что всегда танцевала, словно не замечая окружающих, как будто для себя самой, сосредоточенно погруженная в свой особый духовный мир".
Ее Жизель, Маша из "Щелкунчика", Мария из "Бахчисарайского фонтана" — это были не просто партии. Это было что-то другое.
Анна Ахматова говорила: "У каждой великой балерины было какое-то выдающееся качество — редкая красота, изумительные ноги, царственная осанка. У Улановой не было ничего этого, она была скромной Золушкой среди них. Но она поднялась на особую, недоступную остальным высоту".
В сентябре 1939-го на "Лебедином озере" в Большом сидел министр иностранных дел Третьего рейха Иоахим фон Риббентроп. После спектакля он прислал Улановой букет. Балерина была в ужасе: вдруг за это посадят? Год спустя началась война.
Война: эвакуация вместо блокады
22 июня 1941 года всё изменилось. С первых дней артисты Кировского ежедневно выступали в военных частях, на мобилизационных пунктах, в госпиталях. 19 августа 1941 года приняли решение эвакуировать театр в Пермь (тогда — Молотов) до начала блокады. На сборы — три дня. Театр со всеми работниками, декорациями, костюмами — 86 вагонов, около 3000 человек.
Девять дней в пути. Прибыли в переполненный эвакуированными город, где их никто не ждал. Сцена оказалась в четыре раза меньше родной. Отопление — печное, дрова артисты разгружали сами ночами, возили на грузовом трамвае. Чтобы не умереть с голоду, ведущий бас Иван Яшугин пошел грузчиком — за еду.
Но Уланова не сидела на месте. Свердловск, Алма-Ата, Калинин, Ташкент — она металась по всей стране. Выступала в госпиталях перед ранеными. Между спектаклями дежурила у коек, помогала медсестрам. Голод, холод, постоянные разъезды — она выдержала всё.
Весной 1944-го, когда блокаду сняли, артисты начали возвращаться в Ленинград. Прощальный спектакль "Жизель" в Перми стал событием. Пришел весь город — балконы и галереи трещали от людей. Они стояли в проходах, что было строго запрещено, и смотрели на Уланову так, будто хотели навсегда запечатлеть ее в памяти.
Москва: когда приказ сильнее желания
Зимой 1944-го Уланова вернулась в родной Ленинград. Но ненадолго. Осенью ее перевели в Большой театр. "В Москву я никогда бы не переехала, да так власти распорядились, чуть ли не решение ЦК по этому поводу приняли", — говорила она позже. Увешанная медалями за военные годы, она стала примой столичной сцены.
Московская школа балета требовала совсем другого — больше размаха, эмоций наружу. Сдержанной ленинградке пришлось перестраиваться. Но она справилась. "Золушка", "Красный мак", "Ромео и Джульетта" — каждый выход становился событием. Власти использовали балет как дипломатическое оружие: Уланова выступала перед Шарлем де Голлем, Черчиллем, американскими послами.
Октябрь 1956 года. Сорока шестилетняя Уланова едет в Лондон играть четырнадцатилетнюю Джульетту. Первые гастроли советской труппы за пределами соцлагеря. После первого акта в Королевском театре — тишина. Давящая, неловкая. Англичане не аплодировали до конца спектакля. "Провалились!" — решили артисты.
А потом, как рассказывают, глава правительства сэр Энтони Иден нарушил традицию первым. И тут же — лавина. Весь зал встал. Люди рвались к сцене, снимали перчатки, кричали. Успех в Лондоне принес Улановой мировую славу. За ним последовали гастроли во Франции, Германии, США, Канаде.
Рудольф Нуреев назвал ее "первой балериной мира". И добавил: "Только она оказалась способна неуклонно идти своей дорогой, всегда непритязательная, скромно одетая, целиком поглощенная танцем".
Обыкновенная богиня
Композитор Сергей Прокофьев называл ее именно так — "обыкновенная богиня". Эйзенштейн говорил: "Уланова — это огромно, это душа искусства, сама музыка".
Фаина Раневская писала: "Ты, Моцарт, — Бог, и сам того не знаешь". Ираклий Андроников добавлял: "К Улановой слово балерина не очень идёт. Уланова в танце — поэт".
В 1960 году, в пятьдесят лет, она завершила карьеру. Последний спектакль — "Шопениана" в Большом. Еще больше тридцати лет работала педагогом-репетитором. Воспитала Екатерину Максимову, Владимира Васильева, Нину Тимофееву и десятки других звезд.
Несмотря на мировую славу, осталась той же молчаливой девочкой с петербургских улиц. При жизни ей поставили два памятника — в Санкт-Петербурге и Стокгольме. Она получила всё, что можно: Ленинскую премию, четыре Сталинские, дважды звание Героя Социалистического Труда. Но себя великой не считала: "Я никакая не великая, просто так сложились жизнь и судьба. Я обычный человек, который хочет остаться собой".
21 марта 1998 года Галина Сергеевна Уланова умерла в возрасте 88 лет. Перед смертью уничтожила все личные письма и бумаги — унесла свой внутренний мир с собой. Но танец ее, рожденный не в огне блокады, а в суровых условиях военной эвакуации, навсегда остался символом того, что красота сильнее разрушения. А хрупкость — не слабость.
Подписывайтесь на канал и делитесь вашим мнением и, если вам понравилась статья, поддержите автора.
Вам может быть интересно: