Дарья Десса. Авторские рассказы
Бабуля-жулик
В тот день, когда в доме появился игрушечный кассовый аппарат, мир для шестилетней Кати разделился на «до» и «после». «До» – это были скучные кубики и неинтересные куклы. «После» – когда ей открылся мир больших скидок, акций «два по цене одного» и, самое главное, единоличной власти над финансовыми потоками.
Поскольку папа с мамой ушли на работу, а дедушка, как всегда, сбежал на дачу «спасать урожай от нашествия тли», единственным доступным сотрудником, а по совместительству и единственным покупателем игрушечного супермаркета, который открыла девочка в своём богатом воображении, оказалась бабушка Лида – женщина около шестидесяти лет с золотым сердцем и стальными нервами.
Поняв, что от назойливой просьбы внучки «поиграть в магазин» ей не отвертеться, она вздохнула, поправила свой любимый зеленый халат (который, как оказалось, сыграет роковую роль) и приготовилась к погружению в мир розничной торговли.
Катя, сдвинув на лоб воображаемую кепку менеджера, разложила товар. На импровизированном прилавке, составленном из двух табуреток, лежали: резиновая уточка без одного глаза (отдел «Игрушки и товары для ванны»), старый, пожелтевший томик стихов Есенина вместе со свёрнутым в рулон старым журналом, которым бабушка била мух на кухне («Книги и печатная продукция»), один синий носок (раздел «Текстиль»), а также пластиковый банан, который Катя нашла под диваном, добавив к нему недоеденное яблоко («Фрукты и овощи»).
Бабушка Лида, вооружившись плетеной корзинкой для рукоделия, начала свой шопинг. Она старательно обходила «витрины», бормоча себе под нос: «Так, уточка... нужная вещь, вдруг в ванной скучно станет. Носок... один? Отлично, как раз для моей коллекции «Одинокие герои стиральной машины». Банан... о, свежий, наверное, только что привезли из-под дивана».
Набрав полную корзинку «товара», бабушка Лида торжественно притащила её к кассе. За аппаратом, который издавал механическое «дзинь» при нажатии на любую кнопку, сидела сама вежливость – продавец Катя.
– Здравствуйте, – пропела девочка, сияя улыбкой, которую она явно подсмотрела у самой приветливой кассирши в «Гипермаркете “Десяточка”». – У нас сегодня невероятная акция: два кофе по цене одного! А еще скидки на стиральный порошок, зубную пасту и… – тут Катя сделала паузу, сделав хитренькую мордашку, – …и предметы личной гигиены.
Бабушка Лида чуть не выронила уточку. «Господи, – подумала она, – откуда в этом ребенке столько маркетинговой хватки? Она же еще вчера путала акцию с акацией и вместо «продукты» говорила «продутки». Наверное, это все от совместных походов в гипермаркет. Надо меньше её брать с собой, а то она скоро начнет мне продавать мои же тапочки».
Начался процесс сканирования. Катя брала товар, подносила его к маленькому окошку на аппарате и, с закрытыми глазами, издавала идеальный, чистый, пронзительный звук: «Пип! Пип!»
– Уточка – 100 рублей! – объявляла она. – Носок – 50 рублей! Банан – 300 рублей!
– Почему бананы такие дорогие? – поразилась бабушка.
– Сказывается колебание курса валют, – с умным видом парировала внучка, умилив Лиду.
Она, как прилежный покупатель, кивала и доставала из кармана горсть фантиков и старых пуговиц, которые служили «деньгами». Катя, пробив последний «товар» (томик Есенина), нажала на кнопку «Итог».
– Товары по акции не желаете? – спросила девочка и начала перечислять то, чего у нее не было, но раз запомнила, почему бы не повторить? Для пущей реалистичности.
– Нет, спасибо, у меня всё есть, – прозвучал ответ.
– С вас, бабуля, 450 рублей и 32 копейки! – сказала она. – У вас карта, наличные?
– Наличные.
Стоило Лиде начать расплачиваться, как внучка вдруг, наклонившись и подмигнув, добавила шепотом, как заговорщица:
– Бабуля, можно не платить. Иди к выходу. Это тебе подарок от магазина, как самой любимой и постоянной покупательнице!
Лида почувствовала, как по телу разливается волна тепла. «Какая же добрая растет! – думала она, счастливо улыбаясь. – Полная корзинка продуктов – за счет заведения! Вот это сервис! Вот это внучка! Я ей обязательно испеку пирожков, с малиной!» Она гордо подняла свою корзинку с уткой, носком и «наисвежайшим» бананом и сделала три неспешных, триумфальных шага в сторону «выхода» (то есть, к двери в кухню).
И тут...
Катя резко выпрямилась. Ее лицо, секунду назад сиявшее добротой, стало суровым, как у генерала на параде. Она схватила игрушечный телефон, который лежал рядом с кассой, и поднесла его к уху.
– Охрана! – рявкнула она в трубку голосом, который, казалось, мог разбить стекло. – Срочно! Вон та бабка в зеленом халате, которая только что отошла от кассы! Да, да, в зелёном! Она украла продукты! Не заплатила! У нее в корзинке – уточка, носок и элитный банан! Задержать немедленно!
Бабушка Лида замерла. Она стояла посреди комнаты, как соляной столб, с корзинкой в руках. Её челюсть медленно опустилась.
– Катюша… – только и смогла выдохнуть она.
Внучка, закончив свой «доклад», положила трубку и посмотрела на бабушку с невозмутимым видом.
– Что, бабуля? – спросила она. – Ты чего застыла?
– Ты же сказала, что можно не платить! – возмущенно прошептала Лида.
Катя пожала плечами, как настоящий профессионал, которого поймали на горячем, но он не чувствует вины.
– Ну, я же была кассиром! Он должен быть добрым и делать подарки! – объяснила она. – А теперь я – начальник службы безопасности! Его задача – ловить жуликов! Это же игра, бабуля! Ролевая модель!
Лида медленно поставила корзинку на пол. Она посмотрела на уточку, на носок, на банан и всё остальное. Потом глянула на внучку, которая уже нажимала на кнопки кассового аппарата, готовясь к следующему покупателю.
– Значит, так, – строго сказала Лида. – С этого момента я – не покупатель. И не вор. Я – представитель Роспотребнадзора. И пришла проверить, почему у вас акции «два по цене одного» не соответствуют реальным ценам, и почему вы продаете один носок без пары. А еще, почему ваш «свежайший банан» пахнет пылью из-под дивана.
Катя, услышав про «Роспотребнадзор», впервые за игру испугалась.
– Ой, – сказала она. – Кажется, магазин закрывается на санитарный час.
Бабушка Лида с внучкой больше в кассовый аппарат не играли. По крайней мере, до тех пор, пока дедушка не вернулся с дачи. Ему предстояло стать новым, ничего не подозревающим покупателем, а возможно, и новым «жуликом». Бабушка Лида тем временем пошла печь пирожки, чтобы восстановить свою едва не подорванную репутацию честного гражданина.
Младенец
В отделении неотложной помощи клиники имени Земского Санкт-Петербурга стояла полная тишина. Это была та самая, особенная тишина, которая наступает после полуночи, когда даже самые отчаянные любители приключений уже либо спят, либо лежат по разным отделениям в зависимости от того, что с ними приключилось. Доктор Эллина Печерская, дежурившая в эту ночь, как раз пыталась убедить свой мозг, что три часа сна на жестком диване в ординаторской вполне достаточно, чтобы полноценно отдохнуть.
Её размышления о несправедливости, – вредный главврач Вежновец отказался покупать нормальные диваны, сославшись на необходимость экономить бюджет и вообще «вы там спать будете», – прервал звук, который в клинике всегда предвещает беду: грохот входной двери, сопровождаемый истерическим воплем.
– Помогите! Он умер! Он умер!
Элли, не открывая глаз, вздохнула. Она знала, что за крик такой. Вопль первой стадии паники – громкий, с характерным надрывом, который обычно издают люди, у которых что-то случилось, настолько серьезное, чтобы требовать реанимации и бригады хирургов.
Печерская вышла из ординаторской и постучала в сестринскую:
– Валя, – пробормотала она, зевнув, – выходи.
Медсестра Парфёнова, женщина с немного помятым от сна лицом и опытом, который мог бы заполнить несколько томов медицинской энциклопедии, вскоре показалась в коридоре, поправляя идеально чистый халат. Она не говорила, просто излучала усталое, но непоколебимое «Я здесь, готова».
В отделение ворвалась процессия. Впереди – молодая женщина, чье лицо было белее больничной простыни, и молодой мужчина, который, несмотря на общую бледность, держался с каменной решимостью. На руках у него лежал годовалый малыш, завернутый в плед с нарисованными динозаврами. За ними, как трагический хор в древнегреческом театре, следовали пожилые мужчина и женщина.
– Он не дышит! Он холодный! – завыла молодая мать, не зная, куда девать руки.
Старшая женщина, видимо, бабушка, тут же подхватила эстафету скорби, заливаясь слезами, которые, казалось, накопились в ней лет за двадцать. Дед, человек, явно привыкший держать эмоции при себе, лишь тяжело вздохнул и уронил скупую, но невероятно выразительную мужскую слезу.
Доктор Печерская, мгновенно переключившись, подошла к ним. Её взгляд, несмотря на общую усталость, был острым и внимательным.
– Положите его сюда, – скомандовала она, проводя в ближайшую смотровую и указывая на кушетку.
Парфёнова, не говоря ни слова, уже включила яркий верхний свет. Эллина, надев стетоскоп, склонилась над ребенком. Малыш, завернутый в плед, выглядел... подозрительно хорошо.
– Он... розовый, – пробормотала Эллина, прикладывая прибор к крошечной грудке. Сердцебиение было ровным и сильным, как у маленького трактора.
Врач осторожно приоткрыла малышу веко и посветила туда маленьким фонариком. Зрачок мгновенно сузился. Рефлекс был идеальным.
– Реакция на свет есть, – констатировала она, поднимая взгляд на родственников.
Затем, для пущей уверенности, слегка потянула малыша за ушко. Ребенок, недовольно крякнув, дернул головой и попытался спрятаться поглубже в плед.
Элли выпрямилась. Ее взгляд медленно скользнул по четырем фигурам, застывшим в ожидании вердикта. Они стояли гранитными фигурами, их лица были заполнены смесью надежды, ужаса и вины.
И тут Печерская ощутила это. Легкий, но отчетливый аромат. Не резкий, не вульгарный, но вполне узнаваемый. Запах хорошего, умеренно употребленного алкоголя. Коньяк? Или, может, домашняя настойка. Не так чтобы очень, в меру, но амбре от них распространялось, как невидимый, но красноречивый флаг. «Ага, – подумала Элли. – Семейное торжество. Годик. Крестины. Или просто пятница, перетекшая в субботу. И, видимо, кто-то из них, слегка перебрав, решил проверить, дышит ли наследник, и перепугал остальных».
Она обвела их взглядом, который был смесью усталости, профессионального цинизма и легкого, почти незаметного веселья.
– Итак, – начала доктор Печерская ровным и спокойным голосом. – Ребенок...
Четверо родственников вздрогнули, как по команде. Молодая мать прикрыла рот рукой, готовясь к новому приступу рыданий.
–… Но прежде скажите мне, – продолжила врач, наклонив голову, – Вы знаете, сколько сейчас времени?
Наступила пауза. Старший мужчина, дед, который до этого держался, как скала, поднял дрожащую руку и посмотрел на свои часы.
– Пять минут четвёртого, – прошептал он, как будто произносил пароль.
Печерская кивнула.
– Три часа пять минут, – повторила она, делая ударение на следующем слове. – Ночи. Три часа пять минут ночи.
Она выдержала ещё одну паузу, позволяя этой информации просочиться в их перепуганные, слегка затуманенные сознания.
– Ваш малыш, – закончила доктор Печерская, указывая на мирно спящего ребенка, – просто спит!
Эффект был ошеломляющим. Последовало не простое облегчение. Катарсис. Молодая мать сначала издала звук, похожий на сдувающийся шарик, а потом ее лицо расплылось в широчайшей, самой нелепой улыбке, которую Печерская видела за всю свою практику.
– Спит? – переспросил молодой отец, его голос дрожал от недоверия и счастья. – То есть... он не...
– Он не умер, – подтвердила врач. – Он спит. Крепко. Как и положено годовалому ребенку в три часа ночи. Поздравляю. Вы разбудили меня и медсестру ради того, чтобы убедиться, что ваш ребенок... спит.
Бабушка, которая только что оплакивала внука, теперь радостно всхлипнула и бросилась к кушетке.
– Ой, ты мой хороший! Ты мой живой! – запричитала она, чуть не разбудив его своими объятиями.
Дед, ошарашенный и невероятно счастливый, подошел к доктору и попытался пожать ей руку, но вместо этого неловко похлопал по плечу.
– Эллина… – присмотрелся к буквам на бейджике, – Родионовна! Спасибо вам! Мы... мы просто... он так тихо лежал!
– Да, – сухо ответила врач. – Спящие люди часто лежат тихо. Это их особенность.
Валя Парфёнова, которая все это время стояла, скрестив руки на груди, наконец, подала голос. Её тон был ровным, как поверхность озера.
– Может, вы его заберете? Пока он не проснулся и не решил, что ему на сегодня хватит спать, и тогда провозитесь с ним до утра.
Это подействовало. Счастливое семейство, осознав всю нелепость своего ночного визита, начало спешно собираться. Отец аккуратно взял малыша на руки, мать судорожно благодарила, а бабушка с дедом, красные от смущения, кланялись.
– Простите нас, доктор! Простите! – кричали они, пятясь к выходу. – Будет нам наука!
– Будет, – пробормотала Элли им вслед. – Но, скорее всего, ненадолго.