Найти в Дзене
Юля С.

«Инспектор» в юбке: как я проучила наглую родственницу, которая искала грязь в моей идеальной кухне

Звук, который раздался из кухни, трудно было назвать человеческим. Это была смесь сирены воздушной тревоги, визга бензопилы и вопля кота, которому наступили на хвост. — А-А-А-А-И-И-И-И!!! Следом что-то грохнуло. Звон разбитой керамики. Глухой удар тела об пол. И снова визг, но уже переходящий в истеричный хрип: — УБЕРИТЕ!!! УБЕРИТЕ ЕГО!!! Дима побелел. — Мама! — он сорвался с места и бросился на кухню. Оля, сохраняя олимпийское спокойствие (хотя внутри всё ликовало), пошла следом. Картина, открывшаяся им, была достойна кисти сюрреалиста. Кухня была в сахаре. Белый песок покрывал пол, стол, стулья. Большая керамическая сахарница (подарок той же свекрови, кстати) валялась разбитая вдребезги. А посреди этого сахарного апокалипсиса, в углу, прижавшись спиной к посудомойке, сидела Тамара Ильинична. Ее лицо по цвету сливалось с сахаром. Глаза вылезли из орбит и, казалось, жили отдельной жизнью. Рот был открыт в беззвучном крике. Рука судорожно сжимала область сердца, а вторая, трясущаяся, ка
Оглавление

Звук, который раздался из кухни, трудно было назвать человеческим. Это была смесь сирены воздушной тревоги, визга бензопилы и вопля кота, которому наступили на хвост.

— А-А-А-А-И-И-И-И!!!

Следом что-то грохнуло. Звон разбитой керамики. Глухой удар тела об пол. И снова визг, но уже переходящий в истеричный хрип:

— УБЕРИТЕ!!! УБЕРИТЕ ЕГО!!!

Дима побелел.

— Мама! — он сорвался с места и бросился на кухню.

Оля, сохраняя олимпийское спокойствие (хотя внутри всё ликовало), пошла следом.

Картина, открывшаяся им, была достойна кисти сюрреалиста.

Кухня была в сахаре. Белый песок покрывал пол, стол, стулья. Большая керамическая сахарница (подарок той же свекрови, кстати) валялась разбитая вдребезги.

А посреди этого сахарного апокалипсиса, в углу, прижавшись спиной к посудомойке, сидела Тамара Ильинична.

Ее лицо по цвету сливалось с сахаром. Глаза вылезли из орбит и, казалось, жили отдельной жизнью. Рот был открыт в беззвучном крике. Рука судорожно сжимала область сердца, а вторая, трясущаяся, как у алкаша со стажем, указывала в центр белой кучи.

— Там... Там... — сипела она, не в силах выговорить слово. — Чудовище! Монстр! Оля! Там смерть!

Дима в панике оглядывался, ища источник ужаса.

— Кто? Где? Мама, что случилось?! Тебе плохо? Скорую?!

— Там! — взвизгнула свекровь, поджимая ноги под себя. — Огромный! Волосатый! Он в сахаре сидел! Я крышку открыла, а он... Он на меня! Смотрит! Глазами!

Оля подошла ближе. В центре рассыпанного сахара, среди осколков, лежал Гоша. Он приземлился на брюхо, раскинув лапы, и выглядел, надо признать, эффектно. На белом фоне его черная мохнатая тушка смотрелась контрастно и зловеще.

— Господи Иисусе! — Дима отшатнулся, увидев «гостя». — Это что за хрень?! Оля, откуда у нас тарантул?! Он ядовитый?!

Свекровь начала заваливаться на бок, закатывая глаза.

— Я говорила... Я знала... Грязь... Антисанитария... Развели зоопарк... Убийцы... Сына и мать родную со свету сжить решили...

Оля поняла: пора выходить на сцену.

Она спокойно, не торопясь, шагнула прямо по хрустящему сахару. Наклонилась.

— Не трогай! — заорал Дима. — Он укусит!

— Не укусит, — невозмутимо ответила Оля.

Она взяла Гошу двумя пальцами за мохнатую лапу и подняла вверх. Паук безвольно повис, покачиваясь.

— Димочка, Тамара Ильинична, познакомьтесь. Это Гоша.

Она потыкала пальцем в резиновое брюшко. Брюшко спружинило.

— Гоша не кусается. Гоша сделан из силикона. Китайского, правда, но качественного.

В кухне повисла звенящая тишина. Только холодильник гудел, да свекровь тяжело, со свистом, дышала.

Тамара Ильинична открыла один глаз. Потом второй. Она уставилась на раскачивающуюся резиновую игрушку.

Кровь начала медленно возвращаться к её лицу, но теперь это был не цвет мела, а пунцовый оттенок стыда и ярости.

— Игрушка? — прошептала она. — Это... игрушка?

— Ага, — кивнула Оля, глядя свекрови прямо в глаза. — Купила в магазине приколов.

— Зачем?! — взревел Дима, у которого отлегло от сердца, но появился вопрос к адекватности жены. — Оля, ты нормальная? Зачем ты запихнула резинового паука в сахарницу?!

Оля улыбнулась. Холодной, вежливой улыбкой хищника.

— Понимаешь, Дима... В последнее время у нас завелись вредители. Не жучки, не моль и не муравьи, как думает мама. А другие. Более крупные. Которые имеют привычку лазить по чужим шкафам, вскрывать закрытые банки и рыться в чужих запасах без спроса.

Она перевела взгляд на свекровь, которая пыталась встать, опираясь на ручку духовки, но ноги скользили по сахару.

— Я подумала, что Гоша — отличный страж. Он охраняет мою кухню от несанкционированных проверок. И, как видите, — Оля обвела рукой разгром, — система работает безупречно. Тот, кто не лезет в чужой сахар, тот Гошу не видит. А кто лезет... Ну, извините. Риски профессии ревизора.

Тамара Ильинична наконец поднялась. Она стояла посреди кухни, вся в белой пыли, растрепанная, опозоренная. Ее авторитет «главного санитарного врача» был размазан, как манная каша по столу. Она только что устроила истерику из-за куска резины. Она визжала как резаная. И главное — она попалась. Попалась на том самом любопытстве, которое всегда оправдывала «заботой».

— Ты... — прошипела свекровь. — Ты это специально сделала. Чтобы меня... до инфаркта!

— Я это сделала, чтобы сохранить свои продукты, — жестко ответила Оля. Тон её изменился. Больше никакой мягкости. — Тамара Ильинична, это мой дом. Моя кухня. И мой сахар. Если вы еще раз сунете нос в мои крупы, макароны или кастрюли — я не гарантирую, что в следующий раз там не окажется резиновая змея. Или крыса. Или отрезанный палец. Вы меня поняли?

Свекровь открыла рот, чтобы выдать привычную тираду про неблагодарность и уважение к старшим, но посмотрела на Гошу, который всё еще болтался в руке Оли, и захлопнула рот.

Она поняла: эта девочка не шутит. Игры в «молчаливую терпилу» закончились.

— Пойдем, Дима, — бросила она сыну, отряхивая юбку. — Отвези меня домой. У меня давление двести, наверное. Ноги моей больше не будет в этом... террариуме.

Дима растерянно посмотрел на жену, потом на мать.

— Мам, ну ты же сама... зачем полезла? — тихо сказал он.

Это был первый раз, когда он не стал защищать мать. Потому что защищать человека, который испугался резинового паука при попытке провести обыск, было глупо.

— Вези! — рявкнула Тамара Ильинична и, гордо задрав подбородок (насколько это возможно, когда у тебя вся спина в сахаре), пошаркала к выходу.

Оля осталась одна на кухне.

Она посмотрела на гору рассыпанного сахара. Уборки предстояло много. Пол липкий, осколки везде. Но оно того стоило.

Она положила Гошу на стол, погладила его по мохнатой голове.

— Молодец, Гоша. Заслужил премию.

Оля взяла веник. Сахар хрустел под ногами, но этот звук был для нее слаще любой музыки. Это был звук победы. Звук наступившей, наконец-то, тишины и неприкосновенности её границ.

Свекровь слово сдержала. Больше она в шкафы не лазила. Даже в гостях сидела смирно, держа чашку в руках, и косилась на сахарницу с опаской, предпочитая пить чай несладким. А вдруг там опять кто-то сидит? Нервы-то дороже.

Подписывайтесь на Telegram скоро там будет много интересного!

РОЗЫГРЫШ!!!

Всем большое спасибо за лайки, комментарии и подписку) ❤️

Ещё рассказы:

Городские приехали!

Серединка арбуза

Ах, истерика!