Президент на экране закончил речь. Куранты начали отбивать секунды до нового года. Все встали, держа бокалы.
Галина Петровна поднялась первой. Она любила быть в центре внимания.
— Дорогие мои! — начала она елейным голосом. — Год был непростой. Но главное — это семья. Павлик, сынок, я хочу выпить за тебя.
Она сделала паузу, убедившись, что все смотрят на неё.
— И пожелать тебе в новом году такого же счастья, такое же взаимопонимание и любви, как у вас с Людочкой было! Вот чтобы душа в душу, как тогда! Чтобы глаза так же горели!
Это был контрольный выстрел. Пожелать сыну счастья с бывшей женой, сидя рядом с нынешней.
Павел поперхнулся шампанским. Родители Кати замерли. Тишина стала звенящей, мертвой.
Свекровь победоносно улыбалась, ожидая истерики. Ожидая, что Катя сейчас швырнет салфетку и убежит, испортив праздник, и тогда можно будет сказать: «Истеричка, а вот Людочка была спокойная».
Но Катя не убежала.
Она широко, жутковато улыбнулась. Её глаза блеснули недобрым огоньком. Она шагнула к свекрови и звонко чокнулась с её бокалом. Дзынь! Звук прозвучал как удар ножа о стекло.
— Спасибо вам огромное, Антонина Кузьминична! — громко, с чувством выпалила Катя. — Ой... То есть Галина Петровна! Простите ради бога! Вырвалось!
Свекровь, которая уже поднесла бокал к губам, застыла. Улыбка сползла с её лица, как старая штукатурка.
— Какая еще Антонина? Ты о чем, милочка? Ты что, перепила?
Катя сделала испуганные глаза и прикрыла рот ладошкой, но так, чтобы это выглядело максимально наигранно.
— Ой, ну надо же... Как неудобно вышло! Просто вы сейчас так на неё похожи стали, я аж перекреститься хотела!
— На кого?! — голос свекрови дрогнул.
Катя обвела взглядом притихший стол и начала рассказывать, понизив голос до зловещего шепота:
— Да прабабка это моя покойная, Антонина Кузьминична. Ведьма была потомственная, черная. Всю деревню в страхе держала. Характер у неё был — не дай бог никому. Злобная, завистливая. Родных детей со свету сжила своими придирками, мужей в могилу вогнала.
Галина Петровна побледнела. Она была женщиной суеверной до дрожи в коленях. Верила в сглазы, порчи, черных кошек и приметы. Катя это прекрасно знала.
— И вот померла она страшно, — продолжала Катя, не сводя глаз с лица свекрови. — В одиночестве, в пустом доме. Врачи сказали — от собственной желчи захлебнулась. Лопнул желчный пузырь от злости. И знаете, что самое страшное?
Катя сделала шаг вперед, вторгаясь в личное пространство свекрови.
— Перед смертью у неё лицо стало точно такое же, как у вас сейчас. Вот один в один! Серое, губы поджаты, а в глазах — такой холод могильный... Прямо мертвечиной веет. Я глянула на вас, когда вы тост говорили, и меня аж оторопь взяла. Думала, бабка Антонина с того света вернулась за кем-то...
Свекровь выронила вилку. Звон металла о тарелку прозвучал как выстрел. Она инстинктивно схватилась за лицо, ощупывая щеки, лоб. Её руки дрожали.
— Ты... Ты что такое несешь? — просипела она. — Типун тебе на язык! В праздник такое говорить!
Гости начали тихонько хихикать. Отец Кати спрятал усмешку в усы, понимая, какую игру ведет дочь. Павел сидел с открытым ртом, переводя взгляд с жены на мать.
— Да вы не обижайтесь, мама! — добила Катя ласковым, заботливым тоном, от которого мороз шел по коже. — Это же я так, к слову. Просто примета есть такая старинная... Если человек начинает имена путать и бывших покойников за столом вспоминать, как вы сегодня весь вечер, значит, скоро за ним «оттуда» придут. У бабки Антонины тоже так начиналось. Сначала имена путала, потом заговариваться стала, а через месяц — всё.
Катя махнула рукой, изображая печальный конец.
— Но вы не болейте! Вам еще жить да жить! Главное — желчь не копите, а то это наследственное, видимо.
Она спокойно отпила шампанское и взяла бутерброд с икрой.
За столом воцарилась идеальная тишина. Свекровь сидела белая, как полотно. Она боялась пошевелиться. Вся её спесь, вся наглость испарились, сменившись животным, суеверным страхом. Она вдруг почувствовала покалывание в боку (которого не было) и тяжесть в груди.
«А вдруг правда?» — читалось в её бегающих глазках.
Остаток ночи прошел великолепно. Галина Петровна сидела тише воды, ниже травы. Она не проронила ни слова, боялась лишний раз рот открыть, чтобы, не дай бог, не ляпнуть что-то, что снова вызовет сравнение с «мертвой ведьмой». Имя «Людочка» было забыто мгновенно и навсегда. Казалось, она даже дышать старалась через раз.
Когда под утро гости расходились, Катя подошла к свекрови, которая поспешно собиралась домой, наотрез отказавшись ночевать в «нехорошей квартире».
— С Новым годом, Галина Петровна! — весело сказала Катя. — Заходите почаще. Я вам еще про деда Панкрата расскажу, он тоже перед смертью любил чужих жен вспоминать.
Свекровь перекрестилась, плюнула через левое плечо и пулей вылетела в подъезд, забыв даже попрощаться с сыном.
Катя закрыла дверь, прислонилась к косяку и довольно рассмеялась. Павел подошел к ней и осторожно обнял.
— А у тебя правда была такая прабабка? — с опаской спросил он.
— Нет, конечно, — подмигнула ему Катя. — Мою прабабку звали Мария, и она была добрейшей души женщина. Но твоей маме об этом знать не обязательно. Страх — лучшее лекарство от хамства, дорогой.
Подписывайтесь на Telegram скоро там будет много интересного!
РОЗЫГРЫШ!!!
Всем большое спасибо за лайки, комментарии и подписку) ❤️
Навигация по каналу Юля С.
Ещё рассказы: