Покуда мы томились в тревожном ожидании под покровом ночи, в избе сотенного не утихали горячие споры. Князь вместе с сотенным и воеводами толковали о ходе грядущего боя. Я не ведал, что они мыслили предпринять; моим делом было приглядывать за лошадьми и выполнять наказы старшего конюха. Что творилось в душе Борислава, я мог токмо догадываться, ибо коротали ночь мы в разных концах заставы.
Перята, коему не сиделось на месте, то и дело бегал прознать, что порешил Святослав Ярославич. В который раз метнувшись к дружинным, дабы разжиться вестями, он воротился сам не свой и, пытаясь отдышаться, отрывисто проговорил:
- Тревога, братцы… порешил князь… не дожидаться утра!
- Это как так? – не смекнули конюхи. – В ночь выступать?
- Верно, до́ свету… но тайно!
- Ну, сказывай толком!
Перята, вытаращив глаза, понизил голос:
- Тайным ходом мыслят наши заставу покинуть и с обоих боков по ливонцам ударить! Врасплох дабы застать!
- Ох ты… ну, дела… пешим ходом, никак?! А лошади как же?!
- Не ведаю! – пожал плечами Перята. – Лаз-то тайный к реке выводит! По этому ходу можно токмо пешим ходом двигаться, в три погибели согнувшись!
Кто-то возразил:
- Как же без конных-то? Вестимо, не уразумел ты, как следует, замысел князя! Он часть войска пошлет зайти с краю, а сам, как бой начнется, с половиной войска верхом выдвинется с заставы и ударит в самое сердце во́рогу!
Некоторые конюхи начали спешно осенять себя крестами.
- Помоги им Бог! Ох, Господь всемогущий… спаси и сохрани!
Перята воскликнул:
- А ты, Малыга, что мыслишь? Ты – старший конюх, пошто молчишь-то?!
- А чего мне попусту трепаться, - отозвался тот, невысокий крепкий мужичок средних лет. – Вот когда накажут, тогда и кинемся суетиться! Да и ты сидел бы и не высовывался! Куда спешишь? Дожидайся приказа сотенного. Да не буянь тута…
Перята малость сник, но спокойно усидеть на месте так и не сумел. Вскоре, и впрямь, к нам прибежали от сотенного с приказом повременить: конные должны были выступить с заставы несколько позже. По крикам и поднявшейся суматохе я смекнул, что князь собирает войско на площади возле ворот, дабы держать речь перед боем.
Мне дюже хотелось послушать, что молвит своим воинам Святослав Ярославич, но я порешил не соваться во всеобщую неразбериху. К тому же, Перята улизнул к воротам первый, и он непременно доложил бы нам обо всем случившемся.
Тем не менее, спустя некоторое время к нам подоспели караульные из избы Тешаты.
- Велимир тут? Малыга, где язычник?!
- Дык… тута он!
Я шагнул навстречу караульным.
- Поспешай к Тешате! Князь слово молвить с тобой желает!
Я со всех ног кинулся к избе сотенного…
Святослав Ярославич как раз выходил на крыльцо в окружении воевод. При полном боевом облачении, высокий, с горящим взглядом князь выглядел поистине великолепно.
- А, Велимир! – увидав меня, он остановился. – Недосуг уж нынче беседовать, но я рад, что свиделись! Поблагодарить я тебя мыслил за то, что нашел в себе смелость рассказать о том сне… ты подтолкнул меня к важному решению – не медлить и готовиться к бою. Чем окончится эта ночь, одному Богу известно, но во́рог уж не сумеет застать нас врасплох! Оставайся на заставе и, что бы ни случилось, будь столь же храбрым, каковым был и до этого!
- Я вовсе не храбр… куда мне тягаться с твоими воинами, Святослав Ярославич…
Князь положил тяжелую руку мне на плечо:
- Ты сильнее, Велимир, чем мыслишь сам!
- Но я чую страх… нету во мне должной крепости духа, вестимо…
- Страх живет в душе каждого, помни об этом. Главное – не дать ему взять над тобою верх!
- Я запомню…
- То-то. Храни тебя Господь…
Осенив мою голову крестом, князь двинулся прочь, а я воскликнул:
- Святослав Ярославич! И впрямь порешил ты тайным ходом к реке выйти?
- Идем! – он кивнул головой в сторону площади. – Сам послушаешь!
Речь князя перед войском была короткой, но сильной. За считанные мгновения он сумел вдохнуть в своих воинов веру в скорую победу, отчего всеобщее воодушевление, подобно огню, расползлось по площади, заполненной народом. Этот огонь надежды проникал в людские сердца, вспыхивал на лицах воинов решимостью, блестел в глазах кухарей, кузнецов и древоделов.
Я же стоял, снедаемый волнением и страхом, внимая каждому слову князя, но не в силах избавиться от назойливых горьких мыслей. Тот злосчастный сон не давал мне покоя…
«Ежели сбылось то, что нагрянул во́рог, то может и иное сбыться… ежели застава и впрямь не выстоит, падет?! Что тогда?! Ох, лучше самому погибнуть, но токмо бы наши воины одержали победу! В противном случае большая беда придет на земли новгородские… сколько людей безвинных пострадает…»
- Эй, Велимир! – кто-то больно толкнул меня в бок, и рядом возник Перята. – Примерз, никак?! Слыхал, чего князь молвил? Ну, теперь токмо молиться за наших остается!
- Чего? – глупо вопросил я, силясь припомнить речь Святослава Ярославича.
Конюх усмехнулся:
- Спишь ты на ходу, али как? Замыслил князь хитрость: незаметно обойти с обоих боков ливонцев да ударить по ним, едва светать начнет! Сам же он с конными выдвинется напрямую с заставы, дабы сойтись с во́рогом лоб в лоб! Ну, в рядах этих псов смятение начнется, тут мы их и порубим! Вот это победа будет, эх…
Перята тряхнул головой в предвкушении грядущего боя, будто бы он сам собирался вихрем ворваться во вражеский лагерь наряду с дружинными.
- Нам велено заставу защищать, коли что, - напомнил я.
- Ясное дело! Но, ежели до этого дойдет…
- Дай Бог, дабы не дошло! – громыхнул над нами знакомый голос, и я, повернув голову, увидал Борислава.
Перята всунулся:
- Ты пойдешь тайным ходом к реке?
- Нет, - нахмурился дружинный. – Велено мне здесь оставаться. Мы со Святославом Ярославичем на рассвете выступаем. Треть войска при князе должна находиться…
Я облегченно вздохнул, радуясь, что Бориславу не придется покидать заставу в ночь и пробираться темным полем к ливонцам, рискуя жизнью. Впрочем, и выступать в открытый бой с заставы было не менее опасным делом…
- А ежели приметят ливонцы наших?! – выпучил глаза Перята. – Поди, дозорные-то у них имеются!
- Без огня наши пойдут, - ответил Борислав. – В полной темноте… тайный ход к реке выводит, а там, даст Бог, незамеченными краем поля проберутся… кто-то слева ливонцев обойдет, иные – справа.
- А как мы-то прознаем, что все у них ладно? - вопросил я.
- Знак они нам из-за реки подадут огнем. Токмо сразу же его и потушат, дабы во́рог не приметил.
- Ох! – воскликнул Перята. – Ладно придумано! Ночь-то вона какая темная: звезды едва светят…
- Ну, прощайте же, - сказал Борислав. – Недосуг мне… крепись, друже!
Он хлопнул меня по плечу и, наклонившись к самому уху, проговорил:
- Береги себя, Велимир… помни про свою силу тайную… сберечь ее надобно!
Я хотел было ответить, но дружинного уже и след простыл.
Потянулось долгое время мучительного ожидания. Все вокруг пришло в движение, однако каждый делал свое дело молча. Не должен был приметить во́рог ничего подозрительного. Ливонцам надлежало мыслить, что застава копит силы перед грядущим боем, дремлет в объятиях студеной ночи…
После полуночи мороз сызнова схватил землю, но давешний снег поспел порядком растаять. Это стало подспорьем нашим воинам: передвигаться по темному полю было безопаснее, нежели по белоснежному покрову. Чернота ночи делала дружинных невидимыми…
Святослав Ярославич взошел на стену вместе с сотенным и теми воеводами, которые не отправились тайным ходом. Простой люд тоже начал рваться на стену, дабы узреть, когда наши воины подадут знак из-за реки. Поначалу никого туда не пускали, но после князь дал добро, и все, кому явилась охота, ринулись наверх.
Ночь была студеная. Огоньки вражьих костров по-прежнему ярко мерцали вдали, невольно заставляя сердце биться быстрее. Что я испытывал в те долгие часы, не выразить словами, ибо впервые в жизни мне довелось воочию наблюдать за подготовкой к настоящему бою, исход которого предсказать не мог никто…
Время бежало, и вот, - мыслю, не у меня одного – дрожь пробежала по телу, ибо в густой темноте, где-то за рекой, мелькнул огонек, коим наши воины подали нам тайный знак. Народ заметно оживился.
- Слышь, Велимир, - толкнул меня в бок неугомонный Перята, невесть как сызнова оказавшийся рядом, - теперь самое страшное начинается! Наши ратники разделятся на два отряда и станут поле обходить с разных сторон, дабы окружить во́рога! Ну, то-то страху натерпимся! Помоги им Бог! Токмо бы не приметили ливонцы ничего!
Я бросил на конюха осуждающий взгляд, но смолчал. Перята толковал о происходящем как о потехе. Не уразуметь мне было, пошто он эдак задыхался от восторга, пошто предвкушал страшные события грядущего дня, ведь вокруг нас витала смерть, а за порогом поджидали боль и страдание. Мне казалось, я уже чуял в воздухе запах крови, коей в скором времени должна была напитаться эта земля…
Конюх не смолкал до той поры, покуда я не оборвал его рассуждения:
- Уймись, Перята! Нешто не боязно тебе? Погибнут наши воины, и, даже вырвав зубами победу, мы лишимся многих… добро, коли князь уцелеет… страшно это все! Раненые будут, убитые…
- Э-э-э, оно и видно, что ты, Велимир, прежде боя-то истинного не видывал! – протянул тот. – Оно и ясно: в лесу всю жизнь прожил, дикарь дикарем, и слыхом не слыхивал, что на земле новгородской творится! Страшишься, небось, аж поджилки трясутся?!
Он хмыкнул, а во мне всколыхнулся гнев:
- Видывал я бой настоящий, видывал, и не раз! Довелось уж в минувшем году… смерть и надо мною черным вороном летала, да уберегла судьба…
- Ну да, ну да… помню я историю о твоем чудесном спасении, - закивал конюх. – Да ты не страшись: нынче тебе биться не надобно! Княжья дружина во главе с самим Святославом Ярославичем на во́рога пойдет, так-то! Твое дело маленькое – коня вовремя подвести, а опосля принять. Рубиться с ливонцами – не твоя забота!
«Не твоя забота…»! Я почуял, что Перята пытается досадить мне эдакой издевательской речью, но сжал зубы и ничего не ответил. Не ко времени было нынче склоки разводить! Не в эдакую ночь, когда решалась судьба заставы…
К тому времени как наши воины обогнули вражий лагерь с обеих сторон и сызнова подали нам знаки, зародился слабый ветер, и я почуял, что рассвет близко. Малыга, старший конюх, призвал нас к себе, и мы с Перятой бросились готовить лошадей.
В воцарившейся суматохе я не помнил себя от тревоги, изо всех сил борясь с охватившим душу странным холодом. Даже прошлогодний памятный бой с тевтонцами не казался мне столь устрашающим, хотя тогда выжила токмо треть заставы. Я из последних сил боролся с дурными предчувствиями, но выходило это довольно худо.
Вскоре князь повелел войску быть наготове. В небе уже наметились следы зарождающегося рассвета, и никто не мог предугадать, что готовил нам грядущий день…
Сглотнув ком в горле, я наблюдал, как площадь возле ворот, заполненная княжескими стягами, постепенно пустеет. Застава выпускала войско из своих надежных стен, а сердце мое тоскливо ныло…
- Не мысли об этом сне, не мысли! – твердил я сам себе, пытаясь отогнать подальше тревожные мысли.
Но разум человеческий коварен. То, о чем лучше всего было бы забыть, продолжало терзать меня и дальше, назойливо рисуя перед глазами жуткие картины дурного исхода…
Как водится, все мы были вооружены и по возможности облачены в защитные доспехи. Выстроившись на стенах, мы с содроганием сердца ожидали начала боя, и вот…
Начало светать, когда часть нашего войска во главе с князем потянулась через поле прямиком на еще дремавшего во́рога. Я подобрался ближе к воеводам, оставшимся на заставе и наблюдавшим за происходящим с переднего края стены. Из их отрывистого разговора я смекнул: что-то не так. И впрямь, ливонцы вели себя чересчур тихо. Со стен заставы было не видать, что происходит во вражеском лагере. Костры мерцали по-прежнему, но не было и намека на стягивающееся войско. Мне стало не по себе.
Когда же наши воины обрушились на во́рога с трех сторон, ворвавшись в лагерь и не встретив сопротивления, я, наконец, уразумел, что дело неладно. Воеводы схватились за головы: стало очевидно, что войско князя угодило в ловушку…
Вскоре мы убедились в этом, ибо внезапно, будто бы по сигналу, из леса на дальнем краю поля показалось вражеское войско – несметное число всадников, ринувшихся в бой. Вместе с этим от черной кромки леса отделилась линия пехоты и двинулась вперед, смыкая кольцо вокруг новгородцев. Вестимо, Святослав Ярославич давно смекнул, в чем дело, но отступать было поздно; завязался бой…
Все, кто наблюдал за происходящим со стен заставы, замерли от ужаса. Я не был силен в боевом деле, но даже моей смекалки хватило, дабы уразуметь, что численность противника заметно превосходит нашу. Сердце мое ушло в пятки, когда поле стало усеиваться телами убитых и тяжелораненых.
Понемногу бой сместился на середину поля, оттуда – ближе к заставе. Я наблюдал за перемещением княжеских стягов и тут меня осенило: Святослав Ярославич порешил отступить к заставе! Досада больно кольнула в самое сердце, но, надо полагать, в сложившихся обстоятельствах это было наиболее верным решением… князь не желал терять остатки войска и порешил отступить, дабы выиграть время.
Покуда я стоял, соображая, что к чему, воеводы поспели распознать замысел Святослава Ярославича и отдали приказы отворять ворота, дабы впустить княжеское войско.
Я втайне радовался, что рядом со мною нет Перяты, и он не усугубляет и без того плачевное положение жалостливыми восклицаниями и пустой болтовней. Не поспел я помыслить об этом, как воздух засвистел под градом летящих на нас стрел. Все, кто находился на стене, приготовились отражать атаку…
- Тревога! Стрелы! Держим заставу, братцы! – отчаянно надрывались воеводы, но крики их тонули в поднявшемся шуме.
Я и не мыслил покинуть стену, ибо лук был при мне, и, как-никак, стрельба удавалась мне недурно. Вжавшись спиной в стену, я отдышался и, вскочив на ноги, натянул тетиву…
Время от времени я позволял себе короткий отдых, а затем сызнова целился, сызнова выпускал одну стрелу за другой. Те, кто был не силен в стрельбе из лука, подносили нам стрелы, потому мой колчан не пустовал. Краем уха я улавливал перекличку воевод и быстро уразумел, что они были сбиты с толку происходящим…
- Худо! Худо наше дело! – крикнул мне один из кузнецов, с коим мы сражались бок о бок.
Он, ловко увернувшись от очередной стрелы, в изнеможении вжался спиной в стену. Я тоже порешил сделать передышку:
- Пошто эдак мыслишь? Не выстоим мы супротив ливонцев?
- Да тут во́рог мне не ведомый! – отвечал кузнец. – У ливонцев-то, кажись, в войске нету лучников!
- Как так нету?
- Вот эдак… они больше на мечах рубятся, а тут…
Я встряхнул головой:
- Да как же?! Кто ж это, ежели не ливонцы? Ведь дружинные наши сказывали… кресты на их одеждах и щитах…
- Пёс их разберет! – плюнул тот. – Может статься, и тевтонцы среди них имеются… нам бы князя отбить! Вона, близко ужо к заставе он! Отряд его окружает! Эх-х… еще малость!
И, вскочив на ноги, кузнец яростно натянул тетиву. Я сделал то же самое…
В скором времени на площадь возле ворот вторглась волна наших всадников, разгоряченных боем. Запестрели знакомые княжеские стяги, и я увидал Святослава Ярославича, окруженного верными воинами.
«Спасли! Укрыли! Цел князь! – металось в моей голове. – Но где же Борислав?! Как же наши пешие воины?! Нешто не спасутся они, нешто в живых никого не осталось?!»
Вопросы мои покамест оставались без ответа, и я увидал, что ворота заставы накрепко затворились, укрыв остатки княжеского войска…
Назад или Читать далее (Глава 102. Осада)
Поддержать автора: https://dzen.ru/literpiter?donate=true