Найти в Дзене
Дзен-мелодрамы

Хроники Оры: 5. Тихий Омут. Часть 2

Хроники Оры: 5. Тихий Омут. Часть 2 Часть 2: Эхо безмолвного мира На следующий день «Тихий Омут» жил своей шумной, ритмичной жизнью. Гул машин в ангаре был не хаотичным, а слоистым, как работа гигантского механизма. Алиса, сделав вид, что проверяет прогресс работ на «Оре», на самом деле кружила вокруг старого курьерского катера «Стриж». Судно было похоже на потрёпанную птицу: обшивка в мелких сколах, словно его обстреляли градом, маркировка стёрта до неузнаваемости, один из ионных двигателей снят для профилактики, и на его месте зияла тёмная ниша. Идеальный кандидат на «временное заимствование» — достаточно исправный, чтобы летать, и достаточно никому не нужный, чтобы его пропажу не заметили сразу. Она провела рукой по холодной обшивке «Стрижа». Металл отдавал в пальцы лёгкой вибрацией — где-то глубоко, в жилах станции, работали насосы, гудели генераторы. Всё здесь было функционально. Слишком функционально. В её памяти всплыли образы с «Цербера»: не только лаборатории, но и жилые отсек
Хроники Оры: 5. Тихий Омут. Часть 2
Хроники Оры: 5. Тихий Омут. Часть 2

Часть 2: Эхо безмолвного мира

На следующий день «Тихий Омут» жил своей шумной, ритмичной жизнью. Гул машин в ангаре был не хаотичным, а слоистым, как работа гигантского механизма. Алиса, сделав вид, что проверяет прогресс работ на «Оре», на самом деле кружила вокруг старого курьерского катера «Стриж». Судно было похоже на потрёпанную птицу: обшивка в мелких сколах, словно его обстреляли градом, маркировка стёрта до неузнаваемости, один из ионных двигателей снят для профилактики, и на его месте зияла тёмная ниша. Идеальный кандидат на «временное заимствование» — достаточно исправный, чтобы летать, и достаточно никому не нужный, чтобы его пропажу не заметили сразу.

Она провела рукой по холодной обшивке «Стрижа». Металл отдавал в пальцы лёгкой вибрацией — где-то глубоко, в жилах станции, работали насосы, гудели генераторы. Всё здесь было функционально. Слишком функционально. В её памяти всплыли образы с «Цербера»: не только лаборатории, но и жилые отсеки. Там тоже царил порядок, но в нём была хоть какая-то человеческая неуклюжесть — криво повешенная картинка, забытая кружка. Здесь же, в ангаре «Омута», даже разбросанные инструменты лежали в некоем подобии организованного хаоса, будто их разложили по невидимой сетке. Она поймала себя на мысли, что ищет изъян, ошибку, след естественности. И не находила. Это беспокоило её больше, чем открытая угроза. Неопределённость была ядом, медленно просачивающимся сквозь броню решимости.

Грей вернулся к полудню, его лицо было сосредоточено, а в уголках глаз залегла усталая напряжённость. Он кивком пригласил Алису в их каюту.

— Всё сложно, — начал он, прикрыв дверь и тут же активировав портативный глушитель акустических помех, который раздобыл у кого-то из механиков за пару энергетических батончиков. — Флотом здесь заправляет тип по кличке Борман. Бывший инженер Конфедерации, списанный за «систематическое несоблюдение уставного регламента» — читай, пьянство в увольнении. Сейчас он главный по всему, что летает и имеет меньше трёх двигателей. Характер — как у ржавой шестерёнки: если в него не лить масло лести и не толкать с правильной стороны, не сдвинешь с места.

— Договориться можно?

— Можно, — Грей сделал паузу, собираясь с мыслями. — Но не с ним напрямую. Он боится Маэву как огня и без её личной санкции пылинки сдуть не посмеет. Протоколы у него в крови. Зато у него есть помощник, юнга по имени Зик. Подросток, тощий, глаза быстрые, постоянно бегают, как будто ищут путь к отступлению. Он таскает детали, делает грязную работу, моет палубы. И, кажется, ненавидит эту свою жизнь всем пылающим сердцем семнадцатилетнего.

Я нашел его в отсеке вторичной переработки, где он воровал канистры с техническим спиртом — не для продажи, а чтобы чистить контакты и, как я понял, иногда добавлять в свой паек, чтобы забыться. Мы разговорились. Я не давил. Просто сказал, что у нас на «Сирокко» проблемы с системой регенерации воды — фильтры забиты, химические патроны на исходе. А без воды долго не протянешь даже на самой крутой станции. Спросил, нет ли у него доступа к запчастям или, на худой конец, к чертежам старых систем, может, мы сами что -то соберем из хлама. Он и показал мне «Стрижа», сказал, что на нём два месяца назад привезли партию таких вот патронов для регенераторов с разобранной орбитальной платформы. И что, может, в его трюмах еще что-то валяется.

— И что?

— И он заинтересовался, когда я намекнул, что у нас есть пара вещей, которые можно обменять, минуя склад и Бормана. Не кредиты, а... штуковины, которые могут спасти жизнь, если система фильтров окончательно встанет. Настоящие, полезные, и их не списывают в отчётности. Алиса нахмурилась.

— Какие штуковины?

Грей открыл походный мешок и выложил на стол два предмета, обёрнутые в мягкую ткань. Первый — сканер для проверки целостности корпуса, модель «Кронос-7», компактный, но весьма продвинутый, с функцией спектрального анализа состава сплава. Второй — мультитул «Молот» с микродвижком и набором бит из карбида вольфрама, вещь универсальная и ценная для любого механика, способная открутить всё что угодно и в крайнем случае послужить оружием.

— Это с «Оры», — констатировала Алиса, ощущая лёгкий укол потери. — Из аварийного ремонтного набора. Наше последнее полезное имущество, не считая оружия и еды.

— Мы не отдаём это, — покачал головой Грей, его голос стал твёрже, тактическим. — Это залог. Мы даём это Зику как гарантию нашего возвращения. Он прячет где-то в своём уголке. Мы берём «Стрижа» на сутки. Возвращаемся — забираем свои вещи и даём ему пачку концентрированного питательного геля из наших аварийных запасов. Премиум-марка, «Нектар». Он продаст его втридорога в столовой или бартером выменяет что-то нужное. Для него это огромные деньги. Риск есть, но он согласен. В его глазах я увидел не жадность, а отчаяние. Он хочет накопить на билет до какого-нибудь забытого порта на окраине, где можно начать с нуля.

Алиса обдумала предложение. План был хлипким, как паутина, но у них не было выбора. Каждая секунда промедления означала, что Вольф усиливает свою сеть, а они топчутся на месте.

— А маячки на «Стриже»?

— Зик говорит, что транспондер отключен давно, корабль числится как «некондиционный резерв» в журнале Бормана. Но он проведёт внешний осмотр, заодно проверит цепи. Если что-то найдёт — доложит. Сегодня к вечеру будет ответ.

— Договорились, — вздохнула Алиса, отодвигая сканнер пальцем. — Передай ему залог. И пусть знает: если он нас подведёт или доложит Борману, мы найдём его первыми. И наша месть будет куда страшнее, чем гнев Маэвы.

— Думаю, он это и так понимает, — сухо ответил Грей, аккуратно заворачивая инструменты обратно в ткань. — У него глаза старше его лица.

***

Вечером, когда основные смены закончились и ангар погрузился в полумрак, освещаемый лишь аварийными светильниками, к их каюте пришёл не Зик. В дверном проёме стоял сам Борман. Он казался ещё более массивным в потрёпанном инженерном жилете, испачканном маслом и сажей. Его лицо, грубое и обветренное, под ореолом редких седых волос, было непроницаемо, но в маленьких, глубоко посаженных глазах горел недобрый, усталый огонёк. Он не сказал ни слова, просто вошёл, тяжёлой походкой человека, привыкшего к невесомости, и прикрыл дверь.

— Юнга Зик, — проскрипел он хриплым голосом, — сообщил мне о вашем… интересе к резервному имуществу.

Алиса почувствовала, как мышцы спины напряглись. Грей, сидевший на краю койки, замер, его рука лежала на боку, в сантиметрах от спрятанного ножа.

— Мы обсуждали возможность технических испытаний, — холодно ответила Алиса.

— Не лгите, — отрезал Борман, но без злости, скорее с презрением к очевидному. — Я тридцать лет в этом деле. Вижу корабль — вижу его историю. Ваша «Ора» побывала в аду и чудом вырвалась. А вы… вы пахнете не торговлей. Вы пахнете погоней, порохом и чем-то ещё, от чего у меня мороз по коже.

Он помолчал, тяжело дыша.

— Мне плевать, кто вы. Но Зик — он… он как сын, которого у меня никогда не было. Глупый, горячий, хочет сбежать. Если вы втянете его в свою игру, а Маэва узнает… ей не нужны причины, чтобы сделать человека примером. Его выбросят в шлюз, как мешок с мусором. Меня, возможно, тоже. Но его — в первую очередь. Поэтому я пришёл предложить вам сделку. Без посредников.

— Какую? — спросил Грей, его голос был ровным, как поверхность воды перед бурей.

— Вы берёте «Стрижа». Я оформлю всё по бумагам как «проверку герметичности внешних док-блоков с использованием неактивного резерва». У вас будет ровно тридцать шесть часов станционного времени. По истечении срока я обязан доложить Маэве о состоянии всего флота. Если «Стрижа» не будет на месте — поднимется тревога. Вас объявят ворами, и охота начнётся прямо здесь, на Омуте. И вас найдут. Быстро. У неё свои методы.

— А что вы получаете? — спросила Алиса, изучая его лицо.

Борман отвернулся, его взгляд упал на грубый металлический пол. Когда он снова заговорил, в его голосе появилась трещина.

— Гарантию, что Зик не пострадает. И… информацию. Мой брат, Элиас, был поселенцем в первой волне. На одном из тех миров, что, я подозреваю, сейчас у вас в списке. На «Элевсис-Прайм». Связь с ним оборвалась пять лет назад. Официально — несчастный случай при обслуживании атмосферного процессора. Но последнее его сообщение… оно пришло с задержкой, уже после официального извещения. Он писал, что всё стало «слишком правильно, как в симуляции». Что он перестал видеть сны. Что стал забывать лицо нашей матери. Я списал это на депрессию, на давление колониальной жизни. Теперь… теперь, я вижу, как люди здесь, на Омуте, начинают двигаться похоже. И я слышал шепотки. О «тихой болезни» с окраин. Если вы летите туда… просто посмотрите. И если что узнаете — правду, а не официальную чушь — скажите мне. Тихо. Мне нужно знать, что с ним случилось. Мне нужно знать, за что его… убили.

В его последнем слове прозвучала не скорбь, а ярость, сдавленная годами беспомощности. Это был не шантаж, а отчаянная попытка человека, зажатого в тиски системы, узнать правду, пусть даже горькую.

Алиса обменялась долгим взглядом с Греем. Это добавляло риска, но и давало неожиданное преимущество — союзника в стане противника, пусть и мотивированного личными причинами.

— Договорились, Борман, — твёрдо сказала она. — Тридцать шесть часов. И мы посмотрим. Если будет что рассказать — расскажем. Честно.

— Хорошо, — он тяжело вздохнул, словно сбросил с плеч невидимую тяжесть. — «Стриж» будет готов к отлёту завтра в 05:00. Документы о выделении будут в его бортовом компьютере. Не подведите. Ради себя. И ради него.

Он развернулся и вышел, не оглядываясь, его тяжёлые шаги затихли в отдалении.

***

Пока Грей улаживал формальности с Зиком и готовился к отлёту, Алиса удалилась в каюту, заперла дверь на все механические засовы и снова погрузилась в «Карту заражения». Голограмма, проецируемая её имплантом на стену, пылала оранжевыми точками. Её выбор пал на «Элевсис-Прайм» не только из-за близости. В открытых базах данных Конфедерации она фигурировала как образцово-показательная аграрная колония. Высокие урожаи био-злака «Колосс-5», нулевой уровень преступности, стабильный прирост населения, высочайший индекс удовлетворённости жизнью. Идеал, к которому должны стремиться все новые миры. Ложь, упакованная в красивую обёртку статистики.

Она запустила удалённый доступ к сканерам «Оры», которые всё ещё работали в фоновом режиме, и направила тонкие лучи пассивного сенсорного зондирования в сторону системы «Элевсиса». Запросы на связь с планетарной сетью были отправлены по стандартным протоколам, имитируя сигнал грузового транспорта, запрашивающего данные для посадки. Ответ пришёл почти мгновенно, без задержки на межпланетное расстояние — значит, ретрансляторы на орбите работали в режиме реального времени.

— Добро пожаловать в сеть Колонии «Элевсис-Прайм». Чем мы можем вам помочь? — прозвучал голос. Он был чистым, модулированным, приятного тембра, но абсолютно лишённым тембральных колебаний, которые выдают живое существо.

— Запрос на общие данные: метеоусловия, состояние коммуникаций, сводка новостей колонии за последний стандартный месяц, — отдала команду Алиса, стараясь, чтобы и её голос звучал нейтрально.

— Обрабатываю. Приятного дня.

Поток данных хлынул на экран, структурированный, разбитый на идеальные категории. Алиса пролистывала их, и с каждой секундой внутри неё нарастал холод.

Метеоданные. Давление, температура, влажность, скорость ветра — все графики были не просто стабильными. Они были прямыми линиями с допустимыми отклонениями в доли процента. Ни штормов, ни засух, ни аномальных выбросов. Как будто погоду не просто контролировали, а вычертили по линейке.

Спутниковые снимки. Геометрически безупречные прямоугольники полей, разделённые аккуратными дорогами. Поселения — стандартизированные купола, расположенные в шахматном порядке. Ни расширений, ни перестроек, ни следов индивидуальности. Ни одного корабля на стартовых площадках — только стационарные ангары.

Коммуникационный трафик. Стабильный, пульсирующий с частотой раз в час, когда, видимо, происходила пересменка условных «смен». Ни всплесков экстренных вызовов, ни длительных личных разговоров. Объём передаваемых данных был постоянным, как сердцебиение робота.

И новостная лента… Она состояла из однотипных сообщений: «Сектор А-7 завершил плановый сбор урожая с эффективностью 99.8%». «Родился новый член колонии. Параметры в норме». «Проведено плановое техническое обслуживание гидропонных модулей». «Колонист Г.К. отмечен за рационализаторское предложение, повысившее эффективность полива на 0.5%». Ни происшествий, ни споров, ни культурных событий, ни даже сообщений о личных достижениях вне работы. Абсолютная, стерильная тишина социального поля.

Алиса углубилась в анализ, запустив специализированные алгоритмы, украденные с «Цербера», — те самые, что Вольф использовал для отслеживания распространения сигнала. Она загрузила образцы голосовых сообщений колонистов из открытых архивов (отчёты, рабочие диалоги). Алгоритм построил визуализацию.

Речь была чистой, грамматически безупречной. Но график эмоциональной окраски был плоской линией. Ни радости, ни раздражения, ни усталости, ни сомнения. Текстовые коммуникации, даже в личных, якобы приватных каналах, демонстрировали подозрительно схожий синтаксис, словарный запас и длину предложений. Не было сленга, опечаток, многоточий, передающих настроение, восклицательных знаков. Был только ясный, эффективный обмен информацией: «Задание выполнено». «Ресурсы доставлены». «Параметры стабильны».

И последний, самый жуткий фактор — временнáя диаграмма активности. Не было ночных провалов, утренних всплесков, перерывов на обед. Колония работала, как сердце под мощными седативными — ровно, монотонно, без единого сбоя, 24/7. Активность распределялась между «юнитами» (она уже не могла думать о них как о людях) равномерно, словно кто-то распределял вычислительную нагрузку между процессорами.

— Это не дисциплина, — прошептала она, ощущая, как по спине бегут ледяные мурашки, а в желудке сжимается холодный ком. — Это единый ритм. Один пульс на всю планету. Они не люди. Они… узлы в сети.

***

«Стриж» отчалил точно по графику, в предрассветную «ночь» станционного цикла. Прохождение шлюза было гладким, автоматический контроллер сверил коды, мигнул зелёным, и энергетическое поле пропустило катер в чёрную пустоту. Как только они вырвались на безопасное расстояние, Алиса почувствовала странную смесь облегчения и тревоги. Они снова были на свободе. И снова — одиноки в смертельно опасном пространстве.

Перелёт к системе «Элевсис» занял несколько часов на предельной для катера скорости, за которую пришлось расплатиться перегревом одного из ионных ускорителей. Приблизившись, они вышли на высокую, почти нестабильную орбиту, затерявшись среди облака обломков старой разведывательной платформы. Включили все средства маскировки, какие были: поглотители излучения, генераторы ложных тепловых меток, имитирующих мелкий мусор.

Планета внизу казалась идиллической: зелёно-голубым шаром с аккуратными прямоугольниками полей, подсвеченными солнцем. Ни следов экологических катастроф, ни огней больших городов, ни следов флота. Тишина и порядок.

Алиса запустила глубинное сканирование, используя все фильтры, чтобы выделить фоновое излучение. И тут её худшие подозрения подтвердились. Планета была окутана слабым, но всепроникающим когерентным информационным полем. Оно не мешало связи, не глушило сигналы. Оно было их фоном, их несущей частотой, как тихий гул трансформатора, который перестаёшь замечать, но который влияет на всё вокруг. Это была та самая «симфония», о которой говорилось в данных со «Скитальца»: сигнал-носитель ассимиляции, камертон, настраивающий всё живое на одну частоту.

— Он здесь, — прошептала она, и её голос прозвучал громко в тихой кабине. — Повсюду. Как воздух.

— Смотри, — указал Грей на второй экран. Он настроил сканеры на обнаружение биологической активности с функцией дифференциации. На карте колонии яркими огнями горели тысячи точек — люди. Но их тепловые сигнатуры, параметры движения, даже предполагаемые зоны мозговой активности (судя по слабому электромагнитному излучению) были подозрительно схожи. Нет всплесков от бега, ссор, объятий, внезапного испуга или смеха. Ровное, постоянное свечение, как у машин в режиме ожидания, с циклическими, предсказуемыми «всплесками» в периоды физической работы.

***

Внезапно бортовой компьютер «Стрижа» выдал серию резких, тревожных звуков.

— Обнаружено направленное сканирование с высокой степенью разрешения. Источник: поверхностный сенсорный комплекс «Элевсис-Альфа», координаты прикреплены. Уровень угрозы: повышенный. Установлен факт активного зондирования наших пассивных систем. Запрос на идентификацию.

Их заметили. Их собственные пассивные сканеры, изучавшие планету, видимо, создали обратное излучение или микроимпульсы, которые засекла куда более чувствительная и бдительная система защиты колонии.

— Отвечать? — спросил Грей, его пальцы уже порхали над панелью управления, готовые выполнить любой приказ.

— Нет. Молчание — лучший ответ. Запускай протокол «Призрак». Отключай всё, кроме самого базового жизнеобеспечения и аварийной навигации. Гаси все излучатели. Покажемся просто обломком, сошедшим с орбиты.

Они замерли, притворившись мёртвым куском металла. Даже дыхание старались делать тише. Минуты тянулись мучительно долго. Сканирование прекратилось, но напряжение не спадало. И через тридцать семь секунд тишины связь включилась сама. Не широковещательный вызов, а узконаправленный луч прямо на «Стриж».

Голос был тем же, что и в сети, но теперь в нём чувствовалась не просто вежливость, а некое подобие… настойчивости.

— Неопознанное судно на высокой орбите, сектор «Тета». Это административный центр «Элевсис-Прайм». Ваши сигналы не соответствуют ни одному зарегистрированному шаблону. Ваше присутствие не было согласовано. Предоставьте идентификационные данные и цель визита.

Пауза.

— Отсутствие ответа зафиксировано. Это создаёт статистическую аномалию в режиме наблюдения. Аномалии подлежат устранению. Повторяю запрос. Предоставьте данные. В противном случае будут задействованы протоколы мягкого принуждения к соблюдению регламента: протокол SEL-7.

На экране тактической обстановки замигали новые маркеры — с поверхности планеты наводились какие-то установки. Судя по спектральному анализу, это были не боевые лазеры, а мощные лучевые генераторы помех и, возможно, гравитационные «багры» — буксиры, предназначенные для мягкого, но неотвратимого стягивания нарушителя в зону посадки.

— Они не стреляют, — отметил Грей, анализируя данные. — Они хотят нас посадить. Для «инспекции».

— Значит, здесь ещё есть какая-то гибкость, какая-то программа, а не чистый инстинкт роя, — быстро сообразила Алиса. — Но садиться мы не можем. Отход. Немедленно. Плавно. Имитируй сход с орбиты под действием гравитации луны. Дай только один импульс маневровыми.

«Стриж», едва шевелясь, с едва заметной струйкой выхлопа, начал отползать от планеты, используя гравитацию её небольшого спутника для изменения траектории. Направленное сканирование сопровождало их ещё несколько минут, луч скользил по корпусу, будто ощупывая. А затем… прекратилось. Угрозы не последовало. Их просто перестали считать значимым объектом, словно аномалия самоустранилась. В эфире воцарилась прежняя, мёртвая тишина.

***

Обратный путь проходил в гнетущем, тяжёлом молчании. Они не видели войны, разрушения, открытого насилия. Они видели нечто пострашнее — идеальный, отлаженный мирок, из которого была хирургически вытравлена сама суть человеческого: непредсказуемость, эмоция, ошибка, порыв. Это была не смерть, а бесконечно длящаяся жизнь в состоянии клинической смерти.

— Алгоритм «глушения», — наконец сказала Алиса, её голос звучал хрипло от долгого молчания. Она смотрела на запись структуры поля, на его частотные резонансы. — Он должен работать. Он создан, чтобы гасить именно такой когерентный сигнал-ретранслятор. Но он — теоретическая модель. Его нужно проверить. Не на данных, а в полевых условиях. На реальном поле.

— Здесь? — Грей мрачно усмехнулся, не отрывая глаз от курса. — Сомневаюсь, что нам дадут второй раз подобраться так близко. И что будет, если мы его включим? Мы не знаем масштаба эффекта. Может, просто собьём помехами связь в одном городе. А может… выключим всех разом. Как рубильник. И что тогда?

Алиса содрогнулась от этой мысли. Выключить тысячи людей, которые, возможно, ещё не полностью утратили себя? Убить их, пытаясь спасти? Это была неподъёмная этическая гиря.

— Не здесь, — твёрдо ответила она. — Нам нужен полигон. Мир, где заражение не столь тотально. Где процесс идёт, но ещё не завершён. Где ещё есть… сопротивление. Или его остатки. Где можно воздействовать точечно, изучая эффект. Нам нужно найти такой мир на Карте. Мир на грани.

Грей кивнул, уже погружаясь в изучение данных, отфильтровывая «тёмно-оранжевые» точки тотального заражения вроде «Элевсиса» в поисках «светло-оранжевых» или «жёлтых» — зон начального или неполного воздействия.

Алиса же смотрела в иллюминатор на давно исчезнувшую из виду точку «Элевсиса». Она думала о брате Бормана, Элиасе, который забывал лицо матери. Думала о том, как он, наверное, боролся с этим внутри себя, пока его сознание не растворилось в общем хоре. И её холодная целеустремлённость обрела новое, ледяное измерение — не только ярость, но и ответственность. Это была не просто война с Вольфом. Это была война за саму человечность, за право быть несовершенным, чувствующим, ошибающимся. И первый её этап — создание и испытание оружия, — возможно, был самым страшным.

Когда «Стриж», точно в отведённые тридцать шесть часов, вернулся в док «Тихого Омута», их встретил смертельно бледный Зик. Он молча, дрожащими руками, забрал свой тюбик «Нектара» и сунул Грею свёрток с их инструментами. Бормана нигде не было видно. Всё прошло гладко.

Но, поднимаясь по трапу на свою палубу, Алиса почувствовала на себе чей-то пристальный, неотрывный взгляд. Ощущение было таким острым, что она обернулась, положив руку на пистолет.

В тени высокой грузовой платформы, прислонившись к стальной стойке, стояла Маэва. На ней был всё тот же серый костюм. Она не улыбалась. Не делала угрожающих жестов. Она просто смотрела. Прямо на Алису. Её серые глаза в полумраке казались абсолютно чёрными, бездонными. Они встретились взглядом. И тогда губы Маэвы дрогнули и сложились в едва уловимую, холодную, понимающую улыбку. Не торжествующую, а… оценивающую. Как коллекционер, увидевший редкий экземпляр. Она медленно, почти лениво повернулась и растворилась в лабиринте тёмных переходов, не издав ни звука.

Они вернулись. Но иллюзии о том, что их вылазка осталась тайной, не было. Маэва знала. И теперь это знание висело между ними невидимой, острой, как бритва, нитью.

***

продолжение следует…

Часть 1 /

#ДзенМелодрамы #НаучнаяФантастика #Фантастика #РусскаяФантастика #ХроникиОры #ТихийОмут