Я проснулась от хлопка входной двери. Резко, как будто кто-то ударил ладонью по столу. Сердце дёрнулось, я села на кровати и прислушалась — шаги в коридоре, тяжёлые, неровные. Евгений.
Часы на тумбочке светились: 02:17. Я провела рукой по лицу, попыталась сообразить, что происходит. Он же уехал вчера к матери. Сказал, что вернётся через неделю. Я уже успела привыкнуть к тишине — к тому, что можно лечь спать без этого напряжения в затылке, без ожидания, что сейчас начнётся.
Дверь в спальню распахнулась. Свет из коридора резанул по глазам.
— Вставай, — сказал он. Голос ровный, но с какой-то странной интонацией. Будто репетировал эту фразу.
Я моргнула, потянулась за халатом на спинке стула.
— Женя, ты чего? Ночь же…
— Сказал, вставай.
Он стоял в дверном проёме, руки по швам, плечи развёрнуты. Рубашка помятая, пахло улицей и чем-то ещё — табаком, может. Я натянула халат, завязала пояс. Пальцы дрожали — от холода или от того, как он смотрел, не знаю.
— Что случилось? — спросила я тихо. Почти шёпотом. Как будто боялась разбудить Машу в соседней комнате.
— Ничего не случилось, — он шагнул в спальню, взял со стула свою куртку, которую я вчера повесила сушиться. — Просто я принял решение. Ты съезжаешь.
Я замерла. Слова будто зависли в воздухе, и я не сразу поняла, что они значат.
— Что?
— Ты меня услышала. Собирай вещи и съезжай. Завтра же.
Он говорил это так, будто обсуждал, куда поставить новый шкаф. Спокойно. Почти безразлично. Только глаза блестели — злые, напряжённые.
Я прислонилась к стене. В горле пересохло.
— Ты… что несёшь? Какое съезжать? Это моя квартира. Моя, Женя.
— Ну и что? — он усмехнулся, скривив губы. — Ты думаешь, это что-то меняет? Я здесь живу. Я здесь муж. А ты… — он махнул рукой, — ты вообще никакая жена. Вечно недовольная, вечно с этим лицом. Надоело.
Я сглотнула. Слова застряли где-то в груди, не хотели выходить. Привычная улыбка — та самая, которой я всегда прикрывала боль — сама поползла на губы. Я поймала себя на этом и разозлилась. На себя. На него. На всё.
— Ты пьяный? — выдавила я.
— Трезвый, как стеклышко, — он шагнул ближе, ткнул пальцем в мою сторону. — И я устал терпеть. Устал от твоих капризов, от твоего вечного "а давай поговорим". Надоело. Я хочу жить нормально. А ты мешаешь.
Я стояла и смотрела на него. На этого человека, с которым прожила восемь лет. Который целовал меня по утрам, который держал Машу на руках в роддоме. Который теперь стоял передо мной и говорил, что я — помеха.
Как он смеет. Как он вообще смеет.
Но вслух я не сказала ничего. Только кивнула, развернулась и пошла на кухню. Ноги несли сами — автоматически. Я включила свет, достала чайник, налила воду. Руки тряслись. Я сжала край столешницы, чтобы успокоиться, но холод пластика только усилил дрожь.
Евгений зашёл следом, сел за стол. Взял ложку, начал стучать ей по краю тарелки — тук-тук-тук. Этот звук всегда действовал мне на нервы. Он знал.
— Ты чай, что ли, решила заварить? — спросил он насмешливо. — В два ночи?
— А что мне ещё делать? — я обернулась, посмотрела на него. — Ты врываешься среди ночи, говоришь, что я должна съехать из своей квартиры, и ждёшь, что я… что? Упаду на колени? Буду умолять?
Он перестал стучать ложкой. Прищурился.
— Ты вообще понимаешь, с кем разговариваешь?
— Понимаю, — я поставила чайник на плиту, повернулась к нему спиной. — С человеком, который забыл, что эта квартира — моя. Что документы — на меня. Что ты здесь прописан, но это не значит, что ты можешь мной командовать.
Он резко встал. Стул скрипнул по полу.
— Ах вот как, — голос стал тише, но жёстче. — Значит, ты на документы ссылаешься? Ну-ну. Тогда давай я тебе напомню, кто здесь деньги приносит. Кто за всё платит. Кто вообще—
— Кто здесь орёт по ночам? — перебила я. Голос сорвался, стал выше, звонче. — Кто уезжает к матери каждый раз, когда ему что-то не нравится? Кто вообще…
Я осеклась. Сердце колотилось так, что в висках стучало. Евгений смотрел на меня, и в его взгляде читалось что-то холодное, почти презрительное.
— Ты плохая жена, — сказал он медленно, разделяя слова. — Плохая мать. Машка растёт без нормального воспитания, потому что ты вечно в своих мыслях. Вечно недовольная. Я устал это терпеть. Понимаешь? Устал.
Что-то внутри меня сжалось. Больно. Так больно, что перехватило дыхание. Я отвернулась, уставилась на чайник. Вода начала закипать — тихое бульканье, потом всё громче.
Не плачь. Не смей плакать. Не сейчас.
Но слёзы уже подступали. Я сжала кулаки, вдавила ногти в ладони.
— Уходи, — выдавила я. — Просто уходи. Прямо сейчас.
— Это ты уйдёшь, — он шагнул ближе, почти вплотную. — Я же сказал. Завтра собирай вещи и—
— Нет, — я развернулась, посмотрела ему в глаза. — Уйдёшь ты. Это моя квартира. Мой дом. И я никуда не пойду.
Он замер. Несколько секунд мы просто стояли, глядя друг на друга. Потом он усмехнулся — коротко, зло.
— Посмотрим, — бросил он и вышел из кухни.
Я услышала, как хлопнула дверь в ванную. Вода зашумела. Я опустилась на стул, закрыла лицо руками. Слёзы всё-таки прорвались — тихие, душные. Я плакала, стараясь не всхлипывать, чтобы не разбудить Машу.
Что я наделала. Что я вообще наделала.
Но потом — через минуту, может, через две — что-то внутри щёлкнуло. Не громко. Не драматично. Просто… остановилось. Как будто я всю жизнь бежала, а теперь вдруг встала и поняла: дальше бежать некуда.
Я вытерла слёзы тыльной стороной ладони, встала, выключила чайник. Достала тряпку из-под раковины и начала протирать стол. Медленно, методично. Круговыми движениями. Липкая поверхность под пальцами, запах моющего средства — лимон и что-то химическое. Это успокаивало. Руки двигались сами, а голова работала.
Он хочет, чтобы я ушла. Он думает, что я испугаюсь. Что сдамся.
Я сжала губку, выжала её над раковиной. Вода потекла мутная, с пеной.
Но я не уйду. Я не могу уйти. Это мой дом. Мой.
Я протёрла столешницу, потом подоконник, потом ручки шкафчиков. Всё подряд. Не потому что грязно — просто нужно было что-то делать. Двигаться. Не думать.
Когда Евгений вышел из ванной, я стояла у плиты и мыла конфорки. Он остановился в дверях, посмотрел на меня.
— Ты чего делаешь?
— Убираюсь, — ответила я, не оборачиваясь.
— В три ночи?
— А что, есть расписание?
Он фыркнул, прошёл в спальню. Я слышала, как он возится там — открывает шкаф, что-то достаёт. Потом снова вышел, уже в другой рубашке.
— Я к матери, — сказал он. — Утром приеду. И чтобы ты думала, что делать дальше.
Я обернулась, посмотрела на него. Он стоял в дверях, засунув руки в карманы. Лицо усталое, но упрямое.
— Не приезжай, — сказала я. Голос вышел ровным, почти спокойным. — Не надо.
Он усмехнулся.
— Ты меня не выгонишь.
— Посмотрим, — повторила я его же слова.
Он хмыкнул, развернулся и ушёл. Дверь хлопнула. Я осталась одна на кухне, с мокрой губкой в руках и пустотой в груди.
Утром я проснулась от того, что Маша тянула меня за рукав.
— Мама, вставай, — шептала она. — Я есть хочу.
Я открыла глаза, посмотрела на неё. Четыре года, светлые кудряшки, серьёзное лицо. Она смотрела на меня внимательно, как будто пыталась понять, всё ли в порядке.
— Сейчас, солнышко, — я села на кровати, провела рукой по волосам. Голова раскалывалась. — Пойдём на кухню.
Маша взяла меня за руку, потянула. Я встала, накинула халат. Мы прошли в кухню. Я поставила чайник, достала хлопья, налила молока. Маша залезла на стул, начала есть. Я стояла у окна, смотрела во двор. Серое небо, голые деревья, лужи на асфальте.
Что теперь делать.
Телефон завибрировал на столе. Я взяла его, глянула на экран. Мама.
— Алло.
— Оленька, доброе утро, — голос мягкий, осторожный. — Как дела? Ты нормально?
Я сглотнула.
— Нормально, мам.
— Женя звонил мне сегодня утром, — пауза. — Сказал, что вы поругались.
Я закрыла глаза.
— Мам, не сейчас.
— Оль, ну подожди, — она вздохнула. — Я понимаю, что тебе тяжело. Но, может, стоит поговорить? Спокойно, по-взрослому. Ради Маши хотя бы.
— Мам, он потребовал, чтобы я съехала, — сказала я тихо, чтобы Маша не услышала. — Из моей квартиры. Посреди ночи.
— Ну… он же не со зла, — мама замялась. — Он просто устал. Мужчины иногда так. Им нужно время остыть. Ты же понимаешь.
— Понимаю, — я сжала телефон. — Я всё понимаю, мам. Но я не уйду. Это мой дом.
— Оленька, ну не горячись, — голос стал увещевающим. — Подумай о Маше. Ей нужен отец. Семья. Не надо всё рушить из-за одной ссоры.
Я молчала. Маша доела хлопья, слезла со стула и подошла ко мне. Обняла за ногу.
— Мама, ты грустная? — спросила она тихо.
Я погладила её по голове, улыбнулась. Снова эта улыбка — автоматическая, ненастоящая.
— Нет, солнышко. Всё хорошо.
— Мам, мне надо идти, — сказала я в трубку. — Поговорим позже.
— Оль, подумай, пожалуйста, — мама не унималась. — Не принимай поспешных решений. Ты же умная девочка. Всё можно уладить.
Я положила трубку, не дослушав. Сердце колотилось. Маша смотрела на меня большими глазами.
— Мам, а папа придёт?
— Не знаю, — ответила я честно.
Она кивнула, отпустила мою ногу и пошла в свою комнату. Я осталась стоять на кухне, глядя в окно.
Все думают, что я должна терпеть. Что я должна сохранить семью любой ценой. А я? Что я должна?
Телефон снова завибрировал. Ира.
— Привет, — сказала она. — Как ты?
— Нормально, — я прислонилась к стене.
— Вру детектор включён, — Ира фыркнула. — Рассказывай. Что случилось?
Я выдохнула.
— Женя приехал ночью. Сказал, чтобы я съезжала.
Пауза.
— Он что, охренел совсем? — голос Иры стал жёстким. — Из твоей квартиры? Серьёзно?
— Ага.
— И ты что ему сказала?
— Сказала, чтобы уходил сам.
— Молодец, — Ира выдохнула. — Слушай, я сейчас приеду. Нормально? Поговорим.
— Не надо, Ир. Я…
— Приеду, — она уже положила трубку.
Я опустила телефон на стол, прошла в спальню. Постель не заправлена, его подушка смята. Я взяла её, понюхала. Пахло им — этим знакомым запахом, который раньше успокаивал, а теперь вызывал только тошноту.
Я швырнула подушку на пол, села на край кровати. Руки сами потянулись к одеялу — разгладить складки, расправить углы. Привычка. Я всегда убиралась, когда нервничала. Это помогало не думать.
Я встала, начала застилать постель. Потом открыла шкаф. Его вещи висели рядом с моими — рубашки, джинсы, куртка. Я провела рукой по ткани. Мягкая, чуть шершавая.
Сколько раз я стирала это. Гладила. Вешала.
Я сняла одну рубашку с вешалки, сложила, положила на кровать. Потом ещё одну. И ещё. Медленно, аккуратно. Как будто упаковывала что-то хрупкое.
Он думает, что я сдамся. Что испугаюсь остаться одна.
Я достала из-под кровати старую спортивную сумку — его сумку. Разложила на полу, начала складывать туда вещи. Рубашки, джинсы, носки. Всё подряд. Руки двигались быстро, чётко.
Но я не сдамся. Не на этот раз.
Когда сумка наполнилась, я застегнула молнию, поставила её у двери. Потом вернулась в спальню, достала ещё одну сумку. Продолжила складывать.
Маша заглянула в комнату.
— Мам, а что ты делаешь?
— Убираюсь, солнышко, — ответила я, не оборачиваясь.
— А это папины вещи?
— Да.
— А зачем ты их складываешь?
Я выдохнула, обернулась, присела перед ней на корточки.
— Маш, папа сейчас поживёт у бабушки, — сказала я осторожно. — Мы с ним… немного поссорились.
Маша нахмурилась.
— А вы помиритесь?
— Не знаю, — я погладила её по щеке. — Может быть.
Она кивнула, развернулась и ушла. Я осталась сидеть на полу, глядя на сумки у двери.
Может быть, я делаю ошибку. Может, мама права. Может, надо просто потерпеть ещё немного.
Но потом я вспомнила его лицо сегодня ночью. Его слова. «Ты плохая жена. Плохая мать». И что-то внутри снова сжалось — не от боли, а от злости.
Нет. Хватит.
Я встала, взяла сумки, вынесла в коридор. Поставила у входной двери. Потом вернулась на кухню, налила себе воды, выпила залпом. Руки дрожали, но уже не от страха. От решимости.
Ира приехала через час. Я открыла дверь, и она сразу обняла меня — крепко, по-дружески.
— Ну что, рассказывай, — сказала она, проходя на кухню. — Где этот придурок?
— У матери, — я поставила чайник. — Сказал, что утром вернётся.
Ира села за стол, достала сигареты, покрутила пачку в руках.
— Слушай, а ты серьёзно решила его выгнать?
— Да, — я обернулась. — Серьёзно.
Она кивнула.
— Молодец. В общем, если что — я помогу. Машину пригоню, вещи его вывезем. Или ещё что надо — говори.
— Спасибо, — я налила чай, села напротив. — Просто… не знаю, хватит ли мне сил. Вдруг он снова начнёт давить. Или мама приедет, будет уговаривать.
— А ты не слушай, — Ира взяла чашку, отпила. — Ты же понимаешь, что если сейчас сдашься, он сядет тебе на шею окончательно? Будет каждый раз угрожать, манипулировать. Ты этого хочешь?
— Нет, — я покачала головой. — Не хочу.
— Ну вот, — она пожала плечами. — Значит, стой на своём. В общем, если что — звони. Я приеду.
Мы допили чай. Ира ушла, а я осталась на кухне. Села на подоконник, обняла колени. За окном моросил дождь. Серый, тоскливый.
Что если он не уйдёт. Что если устроит скандал. Что если…
Я закрыла глаза, глубоко вдохнула.
Нет. Я справлюсь. Я должна справиться.
Евгений вернулся вечером. Я услышала ключ в замке, шаги в прихожей. Сердце ёкнуло, но я заставила себя не двигаться. Сидела на кухне, пила чай. Спокойно. Как будто ничего не произошло.
Он зашёл, остановился в дверях. Посмотрел на меня, потом на сумки в коридоре.
— Это что? — спросил он.
— Твои вещи, — ответила я ровно. — Собрала.
Он молчал несколько секунд. Потом усмехнулся.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
Он шагнул в кухню, сел за стол. Взял ложку, начал стучать — тук-тук-тук. Я сжала чашку в руках.
— Оля, ты понимаешь, что творишь? — спросил он медленно. — Ты вообще соображаешь?
— Соображаю, — я подняла на него глаза. — Ты сказал, что я должна съехать. Я отказалась. Теперь уходишь ты.
Он рассмеялся — коротко, зло.
— Ты думаешь, я просто так возьму и уйду? Из-за твоего каприза?
— Это не каприз, — я поставила чашку на стол. — Это моя квартира. Мой дом. И я имею право решать, кто здесь живёт.
Он перестал стучать ложкой. Наклонился вперёд, посмотрел мне в глаза.
— А Маша? — спросил он тихо. — Ты о ней подумала? Ей нужен отец.
— Ей нужен отец, который её уважает, — ответила я. — А не тот, кто орёт по ночам и требует, чтобы её мать съехала из собственного дома.
Он откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди.
— Значит, ты меня выгоняешь.
— Да, — я выдержала его взгляд. — Выгоняю.
Мы смотрели друг на друга. Долго. Тишина давила на уши. Потом он встал, подошёл к окну, посмотрел во двор.
— Ты пожалеешь, — сказал он, не оборачиваясь. — Очень пожалеешь.
— Может быть, — я встала, подошла к двери. — Но это будет моё решение. Не твоё.
Он развернулся, посмотрел на меня. В глазах мелькнуло что-то — удивление, может. Или злость. Не поняла.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Раз так, то я ухожу. Но это ещё не конец.
— Для меня — конец, — ответила я.
Он прошёл мимо меня в коридор, взял сумки. Тяжело, с усилием. Открыл дверь, вышел на лестничную площадку. Обернулся.
— Ты ещё позвонишь. Попросишь вернуться.
— Не позвоню, — я держалась за дверную ручку. Пальцы сжались так сильно, что побелели костяшки.
Он усмехнулся, развернулся и пошёл вниз. Я слышала его шаги — глухие, тяжёлые. Потом хлопнула дверь подъезда. Тишина.
Я закрыла дверь, повернула ключ в замке. Прислонилась спиной к двери, закрыла глаза. Сердце колотилось, руки дрожали.
Всё. Он ушёл. Он ушёл.
Слёзы снова подступили, но на этот раз я не сдержалась. Сползла по двери на пол, обняла колени и заплакала. Тихо, беззвучно. От облегчения. От страха. От усталости.
Маша выглянула из своей комнаты.
— Мама? — позвала она тихо.
Я вытерла слёзы, подняла голову.
— Да, солнышко?
— Ты плачешь?
— Нет, — я улыбнулась. — Просто устала. Иди спать, уже поздно.
Она подошла, обняла меня, прижалась щекой к плечу.
— Не плачь, мам, — прошептала она. — На, возьми мишку. Он тебя пожалеет.
Она протянула мне своего плюшевого медведя. Я взяла его, прижала к груди.
— Спасибо, Машенька, — прошептала я. — Спасибо.
Она кивнула, развернулась и пошла обратно в комнату. Я осталась сидеть на полу, с плюшевым мишкой в руках и пустой квартирой вокруг.
Я встала, прошла на кухню. Включила свет, налила воды в чайник. Достала тряпку, начала протирать стол. Потом подоконник. Потом плиту. Всё подряд. Медленно, тщательно.
Он ушёл. Я осталась. Я справилась.
Руки двигались сами, голова была пустой. Я мыла, вытирала, раскладывала вещи по местам. Как будто стирала следы его присутствия. Очищала дом.
Когда закончила, я поставила чайник, заварила чай. Села за стол, обхватила чашку руками. Горячая, почти обжигающая. Приятно.
Телефон завибрировал. Мама.
— Алло.
— Оленька, — голос встревоженный. — Женя звонил. Сказал, что ты его выгнала. Это правда?
— Правда, — ответила я спокойно.
— Оль, ты что творишь? — мама вздохнула. — Как же Маша? Как же…
— Мам, всё будет хорошо, — перебила я. — Я знаю, что делаю.
— Но…
— Мам, мне надо идти, — я положила трубку, не дослушав.
Села обратно за стол, допила чай. Встала, подошла к окну. За стеклом темнота, редкие огни в окнах соседних домов. Тишина.
Я осталась. Я справилась. Я не сдалась.
Я выдохнула, расправила плечи. Впервые за долгое время почувствовала что-то похожее на спокойствие. Не радость. Не облегчение. Просто… тишину. Внутреннюю тишину.
Я вернулась в спальню, переоделась, легла в кровать. Натянула одеяло до подбородка. Закрыла глаза.
Завтра будет новый день. Без него. Только я и Маша. И это… это нормально.
Я уснула почти сразу. Без тревоги. Без страха. Просто уснула.
Утром я проснулась от солнечного света. Яркого, тёплого. Я открыла глаза, посмотрела в окно. Небо голубое, ясное.
Маша спала в своей комнате. Я встала, накинула халат, прошла на кухню. Поставила чайник, достала хлеб, масло. Села за стол, посмотрела на пустой стул напротив.
Он не вернётся. И это правильно.
Телефон завибрировал. Ира.
— Привет. Как ты?
— Нормально, — ответила я. И это была правда.
— Он ушёл?
— Ушёл.
— Молодец, — Ира выдохнула. — В общем, если что — я рядом.
— Спасибо, Ир.
Я положила трубку, допила чай. Встала, подошла к окну. Посмотрела вниз, во двор. Дети играли на площадке, женщина выгуливала собаку. Обычная жизнь.
Моя жизнь. Теперь только моя.
Я улыбнулась. Не той привычной улыбкой, которой прикрывала боль. А настоящей. Лёгкой.
Маша выглянула из комнаты.
— Мам, а что на завтрак?
— Сейчас приготовлю, солнышко, — ответила я.
Она подошла, обняла меня за ногу.
— Мам, а ты больше не грустная?
Я присела перед ней на корточки, обняла.
— Нет, Машенька. Больше не грустная.
Она кивнула, улыбнулась и побежала обратно в комнату. Я осталась стоять на кухне, глядя в окно.
Всё будет хорошо. Я справлюсь. Мы справимся.
И впервые за долгое время я действительно в это поверила.
А вы бы так же поступили на месте героини?
Поделитесь в комментариях, интересно узнать ваше мнение!
Поставьте лайк, если было интересно.