Глава 7-ая. Армия. Отпуск
- Ты вернешься? - был первый вопрос Люды, когда Вадька рассказал ей о
полученном отпуске.
- Если даже не захочу возвращаться, меня арестуют и к тебе доставят, пошутил Вадька.
- Ты мне не рассказывал, но ведь тебя там наверняка ждет какая-нибудь девушка?
- Может и ждет…, затянув паузу ответил Вадька,
- А может и нет, кто вас девушек разберет...
Они лежали рядом и направив взгляд в потолок наблюдали, как на нём мечется тонкая полоска света. Стояла теплая ночь, Вадька не стал закрывать окно и теперь закрытая дверь в комнату колебалась от легкого сквознячка, пропуская к ним через дверную щелочку тоненький пучок света.
- Знаешь, я совсем не хочу уезжать, но надо навестить маму, что-то она стала последнее время частенько прибаливать. Ты не скучай без меня, десять дней пролетят быстро.
- Ага, это там для тебя быстро, а для меня они будут тянуться вечность…
Провожая Вадьку на посадку в самолет Люда дала ему маленькую фотографию.
- Возьми с собой, она будет тебе напоминать про меня, она у меня осталась,
когда я на права фотографировалась.
Вадька положил её в нагрудный карман гимнастерки. Он хотел лететь переодевшись в гражданскую одежду, еще год назад купил себе ботинки брюки и рубашку для того, чтобы ходить в увольнение, но вспомнил, как Женька Верстов рассказывал, что один парень из их призыва тоже отправлявшийся в отпуск и переодевшийся в гражданскую одежду, попался при проверке документов в аэропорту. Ведь вместо паспорта у него был военный билет и комендантский патруль его отловил. В результате его отпуск накрылся «медным тазом».
Ту-104 быстро набрал высоту и Вадька, «продув уши» погрузился в дремоту. Спать в самолете, просыпаясь только во время посадки, давно уже стало привычкой.
- Молодой человек, просыпайтесь, пристегивайте ремни, самолет снижается на посадку, - разбудила его стюардесса.
Еще пять минут и колеса запрыгали по взлетной полосе. Пилот включил реверс, турбины завыли еще громче и через некоторое время, зарулив на отведенную стоянку, самолет замер на месте. Багажа у него с собой не было.
Выйдя из аэровокзала Вадька быстро поймал такси, (пригодились заработанные на покосе травы деньги), и через полчаса уже подъезжал к дому. Дома его ждали. Мать наварила домашних пельменей, нарезала салат из своих помидоров и огурцов, не забыв про натертую редиску со сметаной, особо любимую Вадькой, отец поставил на стол бутылку коньяка. Все было так, будто он вернулся из какой-то недолгой поездки.
На следующее утро, Вадька, не послушав родительский совет, в первый день отпуска никуда не ходить и побыть дома, отправился в университетскую общагу к Ваньке Пеструхину. Летняя сессия была в самом разгаре. Ванька был в комнате один, остальные ушли заниматься в библиотеку. Увидев входящего Вадьку, Ванька выпучил глаза, а потом бросился обниматься.
- Ну, здорово, чертяка, чо никак из армии выгнали?!
- Ага, выгнали, аж на десять дней! - улыбался в ответ Вадька.
- Ты чо, примерным был чо ли?! Нет, видать передохнуть от тебя решили! -
продолжал балагурить Ванька.
- К отцу заходил, как там он?
- Зимой заходил, батя твой молодцом, самогоночку сам делает, но меру четко знает, говорит, что его пьяного пчелы не любят!
- Да я и не помню, видел ли его хоть раз пьяным, ему же лосю, и от литра не
скопытиться!
- Ну, что как экзамены сдаешь? - поменял тему Вадька.
- Да ничего, все нормулёк пока, ты Ляльку-то видел уже?
- Нет, я ж только вчера вечером прилетел.
- Слушай, я чего то, последнее время её все в компании с Валеркой Марковым вижу, они правда в одной группе "физики народного хозяйства" с ним, может вместе к экзаменам готовятся… - Ванька, озабоченно почесал макушку.
- А то смотри, она ведь до тебя с ним встречалась, пока ты с Танькой был. А,
кстати, насчет Таньки, я тут недавно около университета с Алкой Савушковой
столкнулся, так она говорит Танька ей написала, что замуж вышла.
- Вот и хорошо, ты же знаешь, что у неё отец от рака умер. Она мне тоже письмо присылала, я так и понял из него, что у ней дело к свадьбе идет. А Лялька, говоришь с Валеркой… Что ж, это может и к лучшему, чего ей меня еще целый год ждать.
- Вот что Вань, экзамен у вас в пятницу говоришь, а сегодня только
вторник. А потому давай собирай нашу компашку, Алку, Ляльку, Валерку тоже
позови, Витьку Данилова, если он еще со Светкой пусть вместе приходят, да, и Сашку Стуканова позови обязательно. Соберетесь и завтра давайте ко мне.
Посидим, как следует! А я сейчас хочу к Лешки Завалишина родителям заехать, узнать, как у него дела, а то он на Камчатку уехал, и с концами, ни слуху, ни духу.
Пока Вадька ехал в трамвае к дому Завалишиных, в голове у него крутились мысли о Ванькиных словах, что Лялька с Валеркой стали снова встречаться. Отец у Валерки военный врач, был командиром военного госпиталя в ГСВГ (группе советских войск в Германии), а где-то в конце 50-х вышел на пенсию по возрасту и вернулся в Иркутск, где у него оставалась квартира. Вадька один раз побывал у Валерки дома. Квартира была обставлена мебелью полностью вывезенной из Германии, да впрочем всё и даже посуда, были оттуда.
В квартире был просто идеальный порядок, но Вадьке она, как-то не понравилась своей почти медицинской стерильностью.
Валерке очень нравилась Лялька, да и его отец, познакомившийся с Лялькиным отцом, был совсем не против породниться семьями.
Чем больше Вадька размышлял на эту тему, тем больше, как ни странно, у него поднималось настроение от того, что все болезненные вопросы, вроде как решаются сами по себе.
У Завалишиных дома была только Лешкина мама. Отец, профессор Иркутского сельскохозяйственного института, известный на всю Восточную Сибирь ученый-агротехник, был на работе. Она очень обрадовалась, увидев Вадьку, усадила его за стол пить чай с вареньем. Варенье из брусники с ранетками было потрясающе вкусным!
- Когда же моего-то отпустят мать повидать, - посетовала Лешкина мама, недавно вот письмо прислал, но там даже и намека нет на то, что отпуск дадут.
Вадька взял Лешкин адрес и распрощался.
- Побегу, а то ведь десять дней пролетят и не заметишь, спасибо большое, варенье просто класс! Нина зайдет, привет ей большущий!, Нина была Лешкиной девушкой, после его возвращения они должны были пожениться.
Вечером позвонил Ванька сказал, что все кого Вадька пригласил, придут завтра к шести часам вечера. То, что Лялька, узнав о Вадькином приезде и приглашении в гости, не позвонила, добавляло поводов думать о возобновлении её отношений с Валеркой. Да и по настоящему близких отношений у них не было, последнюю ночь перед отправлением Вадьки в армию они провели вместе в палатке на берегу водохранилища, но она умолила Вадьку не заходить до конца и дождаться свадьбы.
Поэтому когда они с Валеркой появились на пороге дома, он приветливо чмокнул Ляльку в щечку, пожал руку Валерке и шутливо поздравил с предстоящей по окончанию сессии свадьбой, выразив сожаление, что не сможет на ней присутствовать. Лялька смущенно отвела глаза, а Валерка счастливо рассмеялся:
- Ты уже в курсе?! Вот сарафанное радио работает, мы ведь пока никому не
говорили!
Встреча прошла отлично. Еще одному одногрупнику Валерки с Лялькой, увязавшемуся с ними и большому любителю порассуждать о политике, Ванька с Вадькой сделали коктейль из водки и ликера, да еще залив адскую смесь в сифон, сделали её шипучей. Минут через пятнадцать тот, перемещенный со стула на диван, крепко спал.
Когда от кого-то поступило предложение выйти из-за стола, накрытого на веранде и пойти в сад-огород перекурить, все дружно это предложение поддержали. В дальнем углу участка отец с Вадькой насажали принесенных из леса деревьев разных пород, отвоевав от огорода приличный кусок. Когда они за несколько лет выросли Вадька, тогда еще заканчивающий школу, соорудил там стол с лавочками и вот теперь вся компания переместилась туда и дружно задымила.
Улучив момент, к Вадьке, стоявшему у стола подошла Светка, и шепнула ему:
- Давай встретимся завтра в семь вечера на нашем месте. Нашим местом назывался когда-то, уютный сквер около кинотеатра в Глазково, неподалеку от Светкиного дома.
- Давай, - тоже шепотом, согласился Вадька.
Перекур затянулся, Саша Стуканов, сходил за традиционно принесенной с собой, гитарой и стал напевать всем знакомые студенческие песни, которые все дружно подхватывали. Гости стали собираться по домам только около полуночи и то, чтобы не опоздать на последний автобус идущий в город.
Убирая со стола, а потом моя посуду, Вадька пытался догадаться зачем Светка назначила ему встречу. Она писала в письме о желании, что-то обсудить, так о чём будет разговор? О ней и Витьке? Или она заметила тогда во время Вадькиных проводов на перроне, брошенный им на неё восхищенный взгляд и хочет попробовать возродить все, что было?
Тут он обходя стол зацепился за ноги, спящего на диване и всеми забытого Лялькиного одногруппника. Сперва он хотел растолкать его, но тут же понял бесполезность этого, закинул ему ноги на диван, принес подушку и одеяло. Тот зачмокал во сне губами, видимо ему снилось что-то хорошее.
Когда Вадька подошел к скверу, Светка уже была там и сидела на их любимой скамейке.
- Какая ты, Светка стала красавица, еще красивей, чем раньше, - Вадька хотел поцеловать её в щеку, но она повернула голову и встретила его губами. Поцелуй растянулся надолго. А когда он закончился, Светка сказала, не откладывая главное в долгий ящик:
- Я буду тебя ждать!
- А, как же Витька, - Вадька внимательно посмотрел на неё.
- У нас с ним ничего нет, мы просто встречаемся, ходим в кино, гуляем в парке, зимой на катке катаемся…
- Но он же влюблен в тебя и не скрывает этого.
- Но я то его не люблю, мне так показалось вначале, но потом я поняла, что нет.
Он хороший, ничего дурного о нем не скажешь, но не мой… Я вчера поняла, что у вас с Лялькой тоже все закончено, так ведь? - она посмотрела на Вадьку.
- Правильно поняла, они с Валеркой осенью пожениться хотят.
- Ну вот, мы оба свободны, давай попробуем все сначала, мы же любили друг
друга, может давно уже вместе были, если бы не твои бесконечные соревнования, когда по месяцам не виделись.
Фотография Люды, которую Вадька переложил из гимнастерки в пиджак, казалось стала прожигать подкладку…
- Знаешь, Светлячок, - так Вадька ласково называл её раньше, - мне тоже хочется попробовать, я вчера за столом прямо ревновать стал тебя к Витьке, но я ведь через пять деньков уеду, а еще служить целый год, дождешься ли ты меня…
- Дождусь! Вадик у тебя права на вождение сохранились? Васька машину себе купил "Москвич" четыреста двенадцатый, я у него попрошу, он мне не откажет, поедем завтра на Байкал съездим, у меня моя школьная одноклассница в Листвянке на турбазе работает, приютит нас.
Васька это был старший Светкин брат, работавший на авиационном заводе.
- Байкал, это здорово, - подумал Вадька и тут же повторил это вслух.
Опыт езды на легковых машинах у Вадьки к тому времени ограничивался всего лишь несколькими эпизодами. До армии он пару раз порулил на «Победе», принадлежащей отцу Лешки Завалишина, и в армии, когда участвовал в соревнованиях по военному троеборью. Выступали они тогда на ГАЗ-69, армейском внедорожнике, почему-то получившем в народе прозвище «козел». Тогда во время тренировок удалось поездить побольше. Вадька не думал, что Василий доверит ему свою машину, ведь он копил на неё деньги лет пять, не меньше, но Вася очень любил свою сестру и не смог отказать в её просьбе.
Вернувшись домой, Вадька проинформировал родителей, что едет завтра на Байкал, заказал такси на 4 часа ночи и завалился спать пораньше.
От Светкиного дома отъехали, когда еще только рассветало, чтобы пораньше приехать в Листвянку, да и машин в это время на дорогах было совсем мало. «Москвич-412» Вадьке очень понравился. В нем было удобное сидение, хороший обзор и машина послушно реагировала на малейший поворот руля. Василий купил её недавно, в ней стоял еще запах совершенно новой машины, каждый водитель знает этот запах.
Опасаясь любых неожиданностей, Вадька не увеличивал скорость выше 70 км/час, но все равно они добрались до Байкала очень быстро. Еще подъезжая они ощутили вливавшийся в открытое окно прохладный и свежий воздух с Сибирского моря.
День прошел сказочно. На турбазе свободных мест не оказалось, Лена, одноклассница Светки, сказала, что договорилась со своей соседкой, которая сдавала комнату в туристический сезон. Соседка, женщина лет пятидесяти с телом плотным, но не толстым, небольшого роста, со смуглым лицом, подсушенным байкальскими ветрами, встретила их очень приветливо и отвела в специально построенный для гостей маленький домик, в котором стоял раскладывающийся на двоих диван, был небольшой стол и два венских стула. В углу помещения за занавеской находился умывальник, рядом с которым стояло ведро с водой и ковшиком. Вдобавок хозяйка открыла ворота во двор и разрешила поставить там машину.
Все устроилось, как нельзя лучше. Еще не доезжая до Листвянки, Вадька остановился в селе "Николы" и купил у местных рыбаков четыре крупных хариуса. Он отдал их хозяйке и попросил её два хариуса поджарить вечером для них, а два других забрать себе, та с удовольствием согласилась.
Денек выдался отличным, на небе не было ни облачка, шпарило солнце, но из-за легкого ветерка, дувшего от Байкала, жарко не было. Светка была раньше в Листвянке, но по окрестностям не ходила и Вадька первым делом повел её на «Камень Черского», скалу над истоком Ангары, с которой открывался великолепный вид на Байкал. Шли туда долго, у Светланы не было с собой ничего кроме босоножек и идти в них по каменистой тропе было очень неудобно. Высота этого гольца над уровнем моря 730 метров, «Камнем Черского» его назвали в честь известного геолога и географа Ивана Дементьевича Черского, очень много сделавшего для изучения Сибири. Вид с гольца открывался шикарный.
На обратном пути Вадька рассказал Светлане еще об одном ученом, Глебе Юрьевиче Верещагине, который всю жизнь посвятил изучению Байкала и создал здесь первую лимнологическую станцию. Он был похоронен в Листвянке, но на его могилу они не пошли, Светка немного подвернула ступню. Спустившись в поселок они зашли в местную столовую перекусили бурятскими позами, потом посидели на берегу Байкала, и вернулись в предоставленное им жилище. Хозяйка увидев их возвращение, спросила когда делать ужин. Договорились на семь часов вечера. С собой они привезли бутылку вина, хозяйка дала им к жареной рыбе, утром выпеченного домашнего хлеба. Все было очень вкусно.
Когда совсем стемнело, они вышли покурить перед сном и полюбоваться изумительным видом ночного неба. Из-за идеально чистого воздуха на нем были видны мириады мельчайших светящихся точек рассыпанных звёзд и отчетливо просматривались контуры знаменитых созвездий.
Маленькую настольную лампу с зеленым пластмассовым плафоном, Вадька поставил под стол и она светила оттуда, создавая мягкий зеленый полумрак.
Светка первая разделась и юркнула под одеяло, а Вадька все медлил оттягивая момент сближения, в голове вертелся заданный Людой вопрос - «ты вернешься...»
- Вадик, иди скорей, постель совсем холодная, - поторопила его Светка.
Отступать было некуда, он прыгнул на Светку поверх одеяла и с рычанием стал изображать из себя медведя, желающего её съесть. Светка заверещала демонстрируя свой ужас, но потом вытащив руки из под одеяла, притянула его голову к себе и впилась в него долгим поцелуем.
Возвращаясь обратно они снова заехали в "Николы" купить хариусов и малосольного омуля, чтобы угостить Светкиных родителей и Василия, прикупил Вадька рыбы и для своих родителей. Проехав примерно пол-дороги они остановились в большой деревне Бурдаковка, поскольку выехали из Листвянки не позавтракав. Здесь была хорошая столовая и водители проезжающие по Байкальскому тракту обычно заворачивали сюда пообедать. Когда Вадька шел к столу, держа в руках поднос с двумя яичницами с салом и салатом из помидор, его вдруг окликнули из-за стола неподалеку.
- Вадька, ты, что ли? Вадька обернулся. Это был Витька Смирнов с которым они еще школьниками ездили в археологическую экспедицию в районе Посольского Сора на Байкале. Потом уже студентом Вадька частенько составлял компанию Витьке в его велосипедных тренировках. Витька был мастером спорта по велосипедным гонкам. Последние годы он учился в мединституте на стоматолога и по Вадькиным подсчетам должен был его или закончить, или заканчивать.
- Привет!, - махнул ему рукой Вадька, перебирайся за наш столик.
- Я свою трапезу уже закончил, - сказал подходя Витька. - Поэтому просто посижу с вами.
- О! Привет, Светлана! Как это вы здесь вместе оказались? На Байкал, что ли
ездили?
- Угадал, - ответил Вадька, - а сам ты, откуда здесь?
- Ты же знаешь мои привычки ни дня без велосипедного променада, последнее время частенько здесь бываю, дорогу отремонтировали, асфальт хороший, вот и езжу 30 км. сюда, 30 обратно. Ты же в армии должен быть, никак в отпуск приехал?
- Опять угадал.
- Слушайте ребята, у меня есть отличное предложение, я завтра в хорошую
компанию иду, там люди интересные собираются, айда со мной?
- Что за люди?
- Ты Сашу Вампилова знаешь?
- Знать лично, не знаю, но слышал о нем, отец рассказывал, что рассказы у него хорошие.
- Ну так вот, сейчас он пьесу пишет и завтра вечером читку устраивает, у него завтра и Валя Распутин будет и еще всякий народ интересный.
- Ну, вообще то заманчиво... Пойдем? - Вадька посмотрел на Светлану.
- Нет, я бы с радостью, конечно, но у меня послезавтра экзамен по профильной дисциплине, готовиться надо.
- Тогда решено, я к тебе Витя присоединяюсь.
- Договорились. Встречаемся в 18-30 у входа в драм.театр, оттуда пять минут
ходьбы.
Приехав в Иркутск. Вадька сперва заехал домой. Дома никого не было, родители были на работе. Вадька положил рыбу в холодильник и написал записку, что вернется часа через три.
Заехав во двор Светкиного дома и заглушив двигатель, Вадька выдохнул с облегчением, все таки поездка на чужой машине, стоила ему немало нервов, хоть он и старался этого не показывать. Он сразу попросил Светку вынести ведро с водой, чтобы помыть машину от дорожной пыли.
- Я её завтра помою, - заявила Светка, Васька сегодня никуда не поедет, а
завтра помою. Пойдем домой, вручай маме рыбу.
Оказалось, что мама ушла в магазин, а их встретил Светкин отец, Семён Архипович.
С того дня, когда Вадька видел его в последний раз, он почти совсем не изменился, только стал сильнее прихрамывать на раненую на войне ногу. А ведь прошло больше пяти лет.
Он поздоровался с Вадькой без рукопожатия, проигнорировав его протянутую руку.
- Ну, что? Явился, не запылился! Ты не морочь Светке голову, дай ей спокойно институт закончить! Знаем мы вас, женихов хреновых, как жениться, так в кусты!
- Семён Архипович, так я специально в армию пошел, чтобы Светлане учиться не мешать!, - попытался отшутиться Вадька.
- Папа, ты чего развоевался?!, - сделала попытку остановить отца, Светлана.
- А, ты тоже помолчи, когда не спрашивают, надо к экзаменам готовиться, а не хвостом крутить, - не унимался отец.
В это время на Вадькино счастье, вернулась мать Светланы.
- Ой, Вадик, здравствуй! Проспала я утром вчера, когда вы уехали. Пол-ночи все ворочалась уснуть не могла, а под утро, как отрубилась. Отец, ты чего в дверях застыл, давай приглашай к столу, они же голодные с дороги-то.
- Мария Захаровна, мы вот тут рыбки хорошей привезли, это хариус, а это омуль малосольный.
- Ай, молодцы какие, а мы с отцом уж давно малосольного омуля не пробовали.
- Отец, давай доставай бутылку из своих запасов, что стоишь руки в карманы.
Семён Архипыч махнул рукой и пошел выполнять указание, полученное от жены.
- Ладно! Вас баб, не переговоришь! С вами спорить, только расстраиваться!
Выпив водки Семён Архипович подобрел.
- Ну, сколько служить-то осталось?
- По идее год, а там, кто его знает. Китайцы вон чего-то на Амуре
зашебуршились. С Карибским кризисом тогда, почти на год демобилизацию
задержали.
Вадька знал, что Семён Архипович, сам прошедший войну любил поговорить на такие темы.
- Ну китайцы, какие из них вояки! Получат по сусалам и драпанут!
-Вадик, ты останешься ночевать, я тебе в этой комнате на диване постелю? -
задала вопрос Мария Захаровна.
- Нет, спасибо Мария Захаровна, поеду домой, а то уж пол-отпуска прошло, а я и с родителями толком не поговорил еще. Мать обижается. Да и Светлане
действительно заниматься надо.
- Да, наверно, ты прав. До отъезда-то еще зайдешь?
- Обязательно! Вот Светлана экзамен сдаст, приеду поздравить. А через год из армии вернусь, приду свататься!, - неожиданно и для самого себя, вдруг брякнул Вадька.
- Что ж, может и пора вам подходит, сколько вы со Светланой встречаетесь уже? Почитай с 5-го класса, дружите. - Задумчиво протянула Мария Захаровна.
Светлана пошла проводить Вадьку на остановку автобуса.
- Как не хочется с тобой расставаться, даже на эти два дня, - завидев
подходящий к остановке автобус, подставила она губы для поцелуя. Как только сдам, сразу позвоню.
- Хорошо, только звони подольше, я могу в огороде быть, - уже из двери автобуса помахал ей рукой Вадька.
Вечер проведенный у Вампиловых, Вадьке очень понравился. В принципе в небольшой комнате, мебели практически не было, пол был застелен коврами и гости рассаживались прямо на них вдоль стен, таким образом разместилось около пятнадцати человек. Главным украшением комнаты был небольшой камин, вмурованный в одну из стен, в нем уютно пощелкивали горевшие дрова, освещая полутемную комнату трепещущими всполохами. Посередине комнаты была расстелена белая в зеленую клеточку небольшая скатерть, на которой разместилась горка стаканов и три пузатые, обернутые в плетенку из соломки, трехлитровых бутыли с болгарской «Гамзой»
Ольга, жена Саши, предложила всем наполнить свои стаканы. На стене около камина висело небольшое бра, освещавшее страницы рукописи в руках у сидевшего под ним Саши. Когда все было готово к прослушиванию, он начал читать новый вариант написанной им пьесы, называвшейся «Прощание в июле». Читал Саша довольно монотонно и это затрудняло восприятие пьесы на слух. Тем не менее, сюжет Вадьке понравился. Пришедшая публика слышала и читала предыдущий вариант, поэтому им было проще. Первым заговорил Распутин.
- Знаешь, Саша, ты сделал довольно много переделок, мне нравятся оба варианта, но может не стоило так радикально менять часть сюжетных линий.
- Может и не стоило, - весело отозвался Вампилов, - давайте так, на этом
обсуждение закончим, я раздам вам текст, а вы в свободное время сравните и тогда выскажете свое мнение, а сейчас давайте попьем вино и попоем песни.
Он взял в руки гитару и стал тихонько напевать песню Визбора «Милая моя...»
Все тоже потихоньку, стали подпевать. Пели Окуджавские песни, «Нинку с Ордынки» Высоцкого, пели старинные русские народные. Расходились уже заполночь.
Вадька встретился со Светланой еще два раза, первый когда она сдала экзамен и второй, когда она приехала к нему на ночь, перед его отъездом. В аэропорт, Вадька уговорил её не ездить, не хотелось маячить с ней, одетым в военную форму.
Глава 8-ая. Хабаровск. Спортрота
Прилетев в Хабаровск, Вадька сразу поехал в канцелярию в/ч №21668 отдать отпускное свидетельство и проездные документы.
Там его ждал неожиданный сюрприз. Сидевший в канцелярии майор, занимающийся кадровыми вопросами, ознакомил его с полученным из штаба округа приказом, который гласил, что сержант Панурин направляется в распоряжение командира спортивной роты капитана Кулакова. Спортрота располагалась на территории авиационного полка аэродромного обслуживания, находившейся в районе Хабаровска под названием "Красная речка". Приказ был подписан заместителем командующего ДВО, генерал-лейтенантом О.Г. Лосиком. Затем майор вручил ему предписание о прикомандировании и прохождении дальнейшей службы.
Сейчас можешь ехать на «Ацетон», а завтра к 11-00 должен быть здесь, за тобой пришлют сопровождающего.
Вадька ехал в автобусе совершенно ошарашенный. Когда еще он был писарем на пересылке во Владивостоке, то однажды оформлял проездные документы двум сержантам, возвращавшимся из отпуска в свою часть на Сахалин. Оба были борцами-вольниками и служили там в спортроте.. Узнав от Вадьки, что он кандидат в мастера спорта по волейболу, они пообещали рассказать об этом своему начальству, чтобы Вадьке тоже перебраться туда. Неужели это сработало?
На вечерней поверке Вадька доложил замполиту, её проводившему, о получении предписания, но оказалось, что их уже поставили в известность. Подходили сроки проведения первенства ВС СССР среди военных округов, и командование ДВО озаботилось комплектацией и подготовкой команд в различных видах спорта.
—Товарищ майор, а я смогу после завершения соревнований вернуться сюда?
— По идее да, но определенно сказать не могу. Ты рапорт подай, что хочешь сюда
вернуться.
По дороге из части на «Ацетон» Вадька зашел в магазин и купил бутылку водки. Дождавшись, когда замполит ушел, он с Володей Чунбаем пошел на кухню и они попрощались. Володя пообещал передать Люде записку, которую Вадька написал для неё.
Спортрота
Вадька даже не представлял, что все будет так плохо. На закрытой территории авиационного полка аэродромного обслуживания находились три громадных четырехэтажных казармы. Третий этаж одной из них занимала спортрота. Огромное спальное помещение было уставлено двухэтажными кроватями, составлявшими три длиннущих ряда по двадцать кроватей в каждом из них. Воздух в спальном помещении, несмотря на открытые фрамуги окон, был так пропитан запахом пота, что даже казался липким. В торце помещения находилась небольшая узкая комната, выполнявшая роль хоз. уголка. Перед спальным помещением по одну сторону коридора был туалет с писсуарами и шестью кабинками, а с другой находилась комната с умывальниками. За туалетом, налево была лестница, соединявшая этажи, а дальше по коридору располагались комната для политзанятий и канцелярия. Оружейные комнаты были на первом этаже. С одной стороны казарм, на расстоянии метров пяти от них, был глухой металлический забор с колючей проволокой по верху, а с другой, перед каждой казармой, располагался плац для проведения строевой подготовки.
После вольной жизни на «Ацетоне» Вадька ощущал себя, как в тюрьме.
Командир спорт роты, капитан Кулаков, был здоровенным верзилой с руками длинными, как у гориллы, и большим любителем матерщины. Неизвестно, где он научился делать это так художественно, но филологи, изучающие русский мат, точно пришли бы в восхищение от его витиеватых забористых выражений.
Дни, когда были тренировки, еще можно было терпеть, но остальные, состоящие из политзанятий, строевой муштры на пыльном плацу и нарядов на полковую кухню, были просто кошмаром. Единственным светлым моментом стал приезд Лешки Завалишина.
Вадька, увидев на тренировках, что в команде нет хорошего распасующего, рассказал тренеру о Лешке и сообщил его адрес. Вызов ему немедленно оформили и через несколько дней Лешка прибыл.
Оба очень обрадовались встрече. Лешка знал из письма матери, что Вадька приезжал в отпуск и завалил его вопросами об Иркутске.
Жизнь стала немного повеселее, хотя Лешке пришлось тяжеловато. Несмотря на то, что на волейбольной площадке он был достаточно проворным, но его некая мешковатость мешала ему носить военную форму, она и в самом деле висела на нем мешком, а строевой шаг в его исполнении сперва приводил командиров в недоумение, а потом в гнев и это кончалось, как правило, внеочередным нарядом, или на кухню, или на мытьё полов. А тут он еще нагрубил в столовой какому-то сержанту из аэродромщиков и тот задался целью Лешку за это наказать, пришлось Вадьке организовывать всю волейбольную команду, чтобы его защитить.
Телефон в казарме был только внутренний, выход в город через коммутатор только с телефона Кулакова, но тот никому звонить не разрешал, мотивируя тем, что разрешив одному, потом нельзя отказать другому. На увольнительные был лимит и в увольнение Вадьку пока Кулаков не отпускал. Как выяснилось впоследствии, это было распоряжение из штаба округа, чтобы ничто не мешало тренировочному процессу.
По всем этим причинам Вадька уже больше месяца никак не мог связаться ни с Людой, ни с ребятами с «Ацетона». Только поближе познакомившись с тренером, он попросил его купить десяток почтовых конвертов, и когда тот выполнил его просьбу, Вадька написал всем: и Люде, и Светлане, и матери домой.
Теперь оставалось только ждать и надеяться на скорый ответ.
Тренер подыскал им спарринг-партнера, волейбольную команду Амурского кабельного завода. Это было огромное производство, обеспечивающее кабелями широкого ассортимента не только Дальний Восток и Сибирь, но и многие города европейской части СССР.
На заводе была приличная команда с игроками на уровне первого разряда и тренироваться в игровой обстановке стало куда лучше.
Через две недели они отправились во Львов, чтобы принять участие в первенстве Вооруженных сил СССР среди военных округов. Восемь команд были разделены на две группы. В полуфинал выходили по две команды, занявших в группах первое и второе места. Команда ДВО заняла в своей группе второе место и попала в полуфинале на команду Московского военного округа, за которую играли волейболисты ЦСКА, составлявшие костяк сборной СССР по волейболу.
Одни только имена Юрия Чеснокова, Гоши Мондзолевского, Николая Буробина, действовали на их противников устрашающе. В первой партии москвичи быстро ушли в отрыв с преимуществом в шесть очков. Но постепенно Вадькина команда стала подтягиваться к ним. Началось с того, что великий «Чеснок» дважды неожиданно не смог пробить Лешкин блок. Он был на целую голову выше Лешки и никак не мог взять в толк, почему это случилось. К концу партии команды подошли ухо в ухо, по 14-и. (Тогда играли еще до 15 очков.) Но в итоге опыт и мастерство сыграли свою роль и москвичи вырвали первую партию. Во второй и третьей, они были более собранными и победили 3 - 0. Но, в игре за третье место удалось победить команду ККФ ВМФ СССР(Краснознаменной Каспийской Флотилии) и в Хабаровск команда вернулась с бронзовыми медалями.
Надежде повидаться с Таней сбыться было не суждено. В город никого не выпускали.
В Хабаровске, Вадька стал осаждать капитана Кулакова, чтобы ему разрешили вернуться на старое место службы. Видимо, он так ему надоел, что тот не выдержав, разрешил составить рапорт для штаба ДВО, спортрота подчинялась ему напрямую. Через неделю Вадьку туда вызвали. Кулаков оформил ему предписание и Вадька отправился туда. Штаб находился на углу улиц Ленина и Волочаевской. Постовой на турникете, проверил предписание и направил по лестнице на второй этаж в приемную.
Только Вадька подошел к сидевшему за столом дежурному офицеру, как из двери кабинета вышел офицер в генеральском мундире, с двумя большими звездами на погонах. Это был заместитель командующего ДВО генерал-лейтенант Лосик. Глянув на Вадьку, вытянувшегося по струнке и не дожидаясь его приветствия, он спросил:
— Ты что-ли Панурин, что рапорт подал?
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант!
— Подожди, — он зашел в кабинет и тут же вернулся обратно.
— Вот твой рапорт, — он резко разорвал бумагу на четыре части и выбросил в стоявшую у стола дежурного офицера корзину для бумаг.
— Тебе доверили защищать честь военного округа! — гремел генерал.
— А ты… У меня слов нет!
- Будешь служить там, где тебе назначат! Кругом! Шагом марш!
Вернувшись в опостылевшую казарму, Вадька, не снимая сапог, завалился на койку.
После вечерней поверки капитан Кулаков велел зайти к нему в канцелярию.
— Ну, что? Облом?, — посмотрел он на Вадьку. Вадька молча кивнул головой.
— Ладно. Дам я тебе на свой страх и риск, увольнительную. Съезди к себе в
часть, если они в тебе заинтересованы, может чем-то помогут. Кулаков заполнил бланк увольнительной.
— На, отправляйся завтра.
— Есть отправляться! Товарищ капитан, спасибо вам!
Приехав на «Ацетон», Вадька сразу пошел в канцелярию.
— Разрешите обратиться товарищ майор.
Кива поднял глаза от чтения какого-то документа.
— Ты как здесь? Выгнали?
— Если бы, товарищ майор, — и Вадька рассказал ему все свои горести.
— Да-а… — Протянул задумчиво Кива.
— А я и не знаю, как тебе помочь…
Но было видно, что мысли закрутились у него в голове.
— Вот что… Попробуем схитрить! Мать твоя или отец могут справку официальную достать, что у них тяжелая болезнь, могущая привести к смерти? Тьфу-тьфу, конечно…
- Понимаешь, если на нашу часть официальное письмо от больницы с такой справкой придет, мы сможем сделать запрос в штаб округа, что предоставляем тебе отпуск, чтобы поехать к заболевшей матери. А вернешься уже сюда. Понял?
— Я сегодня же напишу матери. Думаю, что она сможет. Есть у неё знакомый врач, да она и на самом деле больной человек, и инфаркт уже был, и инсульт.
— Давай пиши, дай адрес нашего узла связи. А я позабочусь о дальнейшем.
— Не знаю, как благодарить вас, товарищ майор!
— Рано еще благодарить, иди уже…
Вадька пошел искать Володьку Чунбая, которому оставлял записку для Люды.
Володька оказался на дежурстве в тех. здании. Он сказал, что записка до сих пор у него, Люда ни разу не появлялась. Подходило время обеда и они вернулись в казарму. Дневальный сказал, что Кива уже уехал. В канцелярии никого не было, и Вадька позвонил в парикмахерскую. Там ему ответили, что Люда с мужем и дочкой уехали в отпуск во Владивосток.
Вадька «переваривал» услышанное. Но, через минут пять понял, что ничего не понимает. Он снова набрал номер парикмахерской.
— Девушка может вы ошиблись, я просил позвать Людмилу Кипрееву?
— Я не узнала вас по голосу, вы наверно Вадим?
— Да, Вадим!
— Еще раз извините! Люда оставила для вас письмо !
— Спасибо! Я зайду примерно через час.
Холодок в груди, от осознания чего -то непоправимого, отошел в сторону, заменившись простым непониманием. Хоть письмо и жгло руки, только сев в автобус, Вадька открыл конверт.
— Вадик! Мой любимый! — писала Люда,
— Знаю, что ты меня не простишь!
Дальше она писала, что через два дня после отъезда Вадьки, неожиданно приехал тот парень, который был отцом её дочки. Они вместе учились в школе и симпатизировали друг другу. После выпускного вечера у них всё случилось, но буквально через два дня он исчез. Куда, не знала, ни Люда, ни его мать, давно уже превратившаяся в местную забулдыгу, не просыхавшую от алкоголя ни единого дня. Его отец погиб на фронте при взятии Будапешта.
Олег был парнем очень совестливым. Понимая, что пока ничего не может предложить Люде, решил податься на заработки, но Люде ничего об этом не сказал, оставив её в полной неизвестности о своих намерениях. На Сахалине жил брат его отца, вот к нему и отправился Олег. Дядя пристроил его в рыболовецкую артель, коих было тогда в избытке в Анивском заливе около города Корсакова, где жил дядя.
Серьезно относясь к своим обязанностям Олег, за два года дорос до бригадира рыболовецкой артели, и поднакопив деньжат, поехал на Родину, чтобы жениться на Люде. О том, что у них родилась дочь, он даже не предполагал.
Далее Люда опять просила Вадьку, чтобы он её простил, что она его по настоящему любит, но ради своей дочки, у которой, по её мнению, должен быть родной отец, она не может поступить иначе.
Полученная информация, несмотря на то, что Вадька практически сам изменил Люде, вернувшись к Светлане, причинила ему немалую боль.
Ему вспомнился случай, который произошел за год до армии. Он входил тогда в состав "Спартака" — лучшей команды Иркутска. Как-то после тренировки они зашли в кафе отметить день рождения одного из игроков и прилично выпили. Вадька ощущал даже некоторую потерю координации, когда приехал в свой поселок, а потому решил зайти и попариться в местной бане, для вытравления следов выпитого. Между поселком, где жил Вадька с родителями, и поселком, где была баня, находился большой пустырь. В то время этот пустырь оккупировал, скитавшийся по стране цыганский табор. И вот когда Вадька пересекал этот пустырь, возвращаясь из бани, дорогу ему преградила цыганка лет тридцати, в традиционном национальном прикиде, черной атласной блузке, длинной пестрой юбке и с цветастой шалью на плечах.
— Эй! Молодой, красивый! Подожди не спеши! Дай погадаю! Всю твою судьбу
предскажу! Дай твою руку красавчик!
Пока Вадька, думавший о своем, соображал, как от неё избавиться, она уже ухватила его за руку и рассматривая ладонь, воскликнула:
— А ты редкий экземплярчик! Не спеши, позолоти ручку, очень важное для тебя расскажу!
Вадька, еще год назад устоявший против Мессинга, приезжавшего в Иркутск на гастроли, неожиданно для себя самого сдался. Достал из кармана пятерку и отдал её цыганке.
— Слушай, родной! — Заторопилась она.
— Запоминай! Все твое счастье и все несчастья ты получишь в своей жизни от женщин! Исправить это уже невозможно! По руке я вижу, что ты родился в мае, близнец воздушный!
- И тебе судьбой отмерено получить от женщин, все хорошее и все плохое поровну.
И страдать будешь, как никто другой, но и счастье получишь с лихвой за это!
- А теперь иди, мой хороший, но слов моих никогда не забывай!
— Неужели цыганка тогда всё верно предсказала, — думал Вадька, перебирая все последние события в его жизни.
Глава 9-ая, заключительная
Дождавшись отбоя, Вадька пошел в хоз. уголок сочинять письмо матери. Дело оказалось непростым. Мать вообще не любила обращаться к чужим людям с просьбами, а здесь надо было просить совершить фактический подлог. Пришлось излагать в письме все подробности, вызвавшие необходимость обратиться с такой просьбой. Письмо получилось на трех страницах. В конце его Вадька приписал, что если не получится организовать такую справку и письмо в часть, то и ладно, в конце концов один оставшийся год можно и здесь вытерпеть.
Как он потом узнал, мать долго обдумывала это письмо, а потом решила показать его одной женщине из родительского комитета школы. Эта женщина была врач по профессии и заведовала городской больницей, находившейся в соседнем поселке. Вадькина мать, как завуч школы присутствовала на всех собраниях комитета и знала всех его членов. Прочитав Вадькино письмо, заведующая больницей согласилась помочь.
Дальше все развивалось, как и рассчитал майор Кива.
Но, приехав во внеочередной отпуск в Иркутск, Вадька проклял себя за то, что не отказался от этой авантюры. Мать, переволновавшаяся из-за участия в ней, угодила в эту самую больницу со вторым инфарктом. Вадька не вылезал из больницы, плакал, сидя возле реанимационной палаты, и не отходил от постели матери, даже когда угроза смерти миновала. Мать устало и виновато пыталась улыбаться, держа его за руку, будто это она, а не он, была виновником случившегося. Он даже не позвонил никому из друзей, не позвонил и Светке.
Когда отпуск подходил к концу, матери стало лучше, и её разрешили забрать домой. Лечащий врач заверил Вадьку, что будет приходить и контролировать её состояние. Уезжал Вадька из Иркутска с невыносимо тяжелым чувством и даже радость от возможного возвращения на «Ацетон» безвозвратно померкла.
Следующий месяц был для него самым тяжелым из всех трех с половиной лет, проведенных в армии. Навалилась жуткая депрессия, чувство вины не проходило. Дежурства проходили на автомате, не вызывая никаких эмоций. Однажды находясь в тех. здании Вадька попробовал напиться, чтобы отвлечься от гнетущего состояния. На дежурствах для протирки узлов аппаратуры использовался технический спирт. Первая кружка никак на него не подействовала, ничего не менялось. Тогда он выпил вторую, а за ней и третью. Минут через двадцать началась сильная резь в желудке. Когда терпеть боль стало невозможно он позвонил дежурному и сказал, что отравился спиртом. В медсанчасти сперва его промывали водой, а потом заставили проглотить содержимое большой склянки с бариевой кашей. Сделанный на следующий день контрастный рентген, показал двухсантиметровую язву двенадцатиперстной кишки.
Полученное наказание, в виде лишения увольнений на месяц, даже не расстроило.
В начале весны пришло письмо от матери. Она писала, что прошла месячный реабилитационный курс в кардиологическом санатории и сейчас чувствует себя хорошо. Написала, что к ним домой приезжала Светка, узнать не случилось ли чего-нибудь с ним, жаловалась, что он не отвечает на её письма. Мать выручила его сказав, что и сама не получает писем, и оставив Светку в неведении. Матери больше нравилась Лялька, она считала, что Вадька Ляльку прохлопал.
Понемножку у Вадьки стал восстанавливаться интерес к жизни. Они с Володей Чунбаем нарисовали на ватманском листе проект переделки столовой. По этому проекту три длинных стола, рассчитанных на посадку за каждый по 16 человек, с такими же длинными скамейками, должны были уступить место аккуратным квадратным столикам на четверых в комплекте с четырьмя стульями. Стены намечалось побелить известью с красителем желтого цвета и украсить абстрактным геометрическим рисунком, состоящим из разноцветных, тонких перекрещивающихся полос. На белом потолке разместились два больших светильника-тарелки. Отвели на стенах место и для картин, нарисованных Вадькой и Володей еще в прошлом году. Они показали свой проект замполиту. Тот, помня реакцию вышестоящего коллеги, замполита части, на переделанный хоз. уголок, проект одобрил и обещал уговорить Киву.
Поскольку средств на покупку такой мебели никто бы не дал, было решено делать её самим. Матвеевский совхоз выделил пиломатериал для изготовления столиков, а стулья было решено сделать с помощью сварных конструкций, из тонкой водопроводной трубы, на которые закреплялись сидения и спинки из фанеры. Кива договорился с начальником, находившейся поблизости мужской зоны для заключенных, там были и гибочный станок для труб, и сварочный аппарат.
Отвезти в зону трубы, проконтролировать изготовление конструкций и доставку их обратно на «Ацетон», Вадька вызвался сам. Когда он первый раз приехал с трубами, то прежде чем его ГАЗ-51 пропустили на территорию зоны, машину тщательно осмотрели, а его самого проинструктировал заместитель начальника, как общаться с заключенными, что можно, а чего делать нельзя. В этот день Вадька провел там несколько часов и поехал обратно, только убедившись, что выполнявшие заказ трое заключенных, имевших гражданские профессии слесарей и сварщика, делают все правильно. За готовой продукцией он должен был приехать через три дня. Когда он садился за руль к нему подошел сварщик и попросил в следующий приезд привезти три пачки чая. Вадька сказал, что не обещает, но попробует.
По дороге на «Ацетон» он раздумывал, как это сделать, чтобы проверка на въезде в зону не нашла эту контрабанду. Естественно он знал, что чай нужен для изготовления «чифира». Паркуя машину около гаража, Вадька встретил одного из двух штатных водителей центра, Витю Копылова и рассказал ему о полученной просьбе. Витя предложил спрятать чай под крышкой воздушного фильтра двигателя. Вадька помнил, как тщательно проводился осмотр, и подумал, что лучше не рисковать, ведь тогда бы получалось, что он шел на нарушение намеренно.
Поэтому он решил понадеяться «на авось» и везти чай в папке с чертежами, которую у него прошлый раз не проверяли. В конце концов конкретно о запрете на провоз чая его не предупреждали и можно сыграв под дурачка, сослаться на это. Папку, к счастью, у него опять проверять не стали, а посему Вадька и трое просителей, остались довольны друг другом.
Еще две недели ушло на окончательную сборку и окраску столов и стульев, стены и потолок окрашивались в вечернее время после ужина. Накануне открытия старые столы и лавки вынесли, новые поставили. Радикально обновленная столовая была готова принять пришедших на завтрак.
Вадька в этот день дежурил по казарме и когда на пороге появился дежурный по тех. зданию офицер, капитан Косанин, сопроводил его до столовой, чтобы посмотреть на его реакцию. Тот, удивленно покачивая головой, только произнес:
- Ну, вы, блин даете!
Он с явным удовольствием сел за стол, предназначенный исключительно для дежурных офицеров и приступив к завтраку еще некоторое время вертел головой рассматривая произошедшие изменения. Приехавший вскоре майор Кива, окинув столовую взглядом, сказал сопровождавшему его замполиту Голодцову:
- Если что, отвечать тебе, я тебя предупреждал,— после чего прошествовал в канцелярию.
Удивительный он был человек. Вот именно таких командиров называют — "отец солдатам"! За внешней грубоватостью пряталась мудрость, честность и забота о своих подопечных. Сам совершенно не спортивного вида, небольшого роста с намечающимся брюшком, он беззаветно любил все виды спорта и отчаянно болел за свою команду. Один раз в месяц он любил проводить проверку всего личного состава центра, включая офицеров, на предмет их физической подготовки. На общем построении все стояли без гимнастерок, солдаты — в нательных рубахах, офицеры — в майках.
Любимыми видами упражнений для проверки у майора Кивы были отжимания от пола, подтягивание на перекладине, а коронным номером было поднятие прямых ног под углом в 90 градусов при висе на перекладине. Он показывал, как может держать такой «уголок» в течении пяти минут и требовал этого же от всех без исключения. Тяжелее всего приходилось одному из дежурных офицеров по тех. зданию, старшему лейтенанту Бортнику и замполиту Голодцову. Они могли продержать «уголок» не более минуты и Кива перед всем строем публично устраивал им разнос, обещая вызвать к себе их жен и узнать, как часто их мужья по ночам накачивают свой брюшной пресс. Кива был женат, но детей у них с женой не было.
Однажды Вадька побывал у него в доме. Увидев, как уверенно Вадька обращается с различными строительными инструментами при изготовлении новой мебели для хоз. уголка и столовой, Кива как-то попросил его приехать к нему домой и повесить на окна новые карнизы, купленные женой в магазине. Жена Кивы была примерно одного с ним возраста, на полголовы выше своего мужа, у неё была красивая фигура и очень миловидное лицо. Пока Вадька прикреплял шурупами карнизы, она расспрашивала его о родителях, чем он занимался до армии, а когда работа была закончена, тюль и плотные шелковые шторы закреплены на карнизах, накормила его вкусными домашними котлетами.
Начиналось лето дембельского для Вадьки года. В начале июня на "Ацетон" для продолжения службы прибыл Виктор Падерин. Падерин был одним из сержантов-командиров отделений в учебке, причем выгодно тогда отличался от других тем, что никогда не позволял себе издеваться и унижать подчиненных. У других в арсенале применяемых ими «воспитательных мер» были, например, такие: — во время занятий на плацу строевой подготовкой заставить «молодых» ползать на животе в наиболее грязных местах, а потом утром требовать, чтобы форма была постирана и поглажена; или, если «молодой» мыл, допустим, пол в казарме, шиком считалось пройти мимо и опрокинуть ему ведро; или просто плюнуть на уже вымытый пол; или, приведя «молодых» в столовую, мучить их командами: «Сесть; Встать», а потом, не дав притронуться к пище, дать команду: «Выходить строиться».
Виктор до армии жил в Кемерово, успел после школы немного поработать в шахте и, видимо, по этой причине казался более самодостаточным, нежели остальные сержанты. Он любил читать, в свободное время у него в руках всегда была какая-нибудь книга. На этой почве они с Вадькой и подружились. Но вот однажды он был со своим отделением в карауле на охране армейских складов и при приемке-сдаче оружия незаметно похитил пистолет Макарова, для чего — он и сам не знал; может быть, сказалась капелька цыганской крови, присутствующая в нем. Кража на следующий день обнаружилась, пистолет вернули, а Виктора трибунал разжаловал в рядовые и приговорил к двум годам дисбата. Освободили его на три месяца раньше срока и дослуживать он приехал теперь на «Ацетон», где был направлен под начало старшины в хоз. отделение готовить кочегарку к зимнему сезону.
Наводя там порядок, Виктор на чердаке обнаружил новехонький молочный бидон, емкостью в 38 литров. Как он там оказался, никто не знал.
Виктор рассказал о находке Вадьке, а тот поделился информацией с остальными сержантами. Толя Кожин вспомнил, что в таком бидоне его отец делал брагу, и все загорелись этой идеей.
Двух водителей, ходивших в Матвеевку к своим девицам, не посвящая в курс дела попросили достать в деревне пару килограммов зерна пшеницы, а Чунбай, будучи в увольнении, купил в магазине килограмм изюма. Сахарный песок «позаимствовали» в кладовке, где хранилось продовольствие. В духовке печки на кухне насушили черных сухарей. Все ингредиенты были в сборе. Местом для настаивания браги выбрали расположенные в тех. здании под потолком антресоли. Там всегда было очень тепло от воздуха, поступающего из систем охлаждения передатчиков. Через две недели хотели пробовать, но решили подстраховаться и подождать еще одну, чтобы брага полностью выходилась. Жизнь в армии во многом отличается от «гражданки». Вот и сейчас, не прошло и трех дней, как неожиданно начались военные учения, проводимые 11-ой армией ПВО.
На «Ацетон» были вызваны по тревоге все без исключения офицеры. Учения должны были продлиться неделю. Целью учений было осуществление связи с командными пунктами, как со стационарных передатчиков, так и при разворачивании мобильных установок. Вадька дежурил в казарме, когда там появился пришедший на обед капитан Косанин. Увидев Вадьку и направляясь в столовую, он поманил его пальцем за собой. Вадька присел с ним за столик.
— Слушай, что сейчас в тех.здании произошло! — хитро поглядывая на Вадьку, начал Косанин.
— Представляешь на «Урале» («Урал» это был самый мощный на центре 25-киловаттный передатчик) при настройке на максимальную мощность сгорел фидер! (Фидер — медный полый проводник в виде трубки диаметром примерно 2 см.соединяющий передатчик с передающей антенной.)
— А нам вводную дали связать штаб армии с Москвой. Паляков вспомнил, что на антресолях должны быть бухты фидеров, полез туда искать, а там фляга молочная стоит. Он запор открыл, а из фляги, как шибанет, он чуть не спикировал с антресолей!
Вадька изо всех сил пытался скрыть следы на лице от охватившей его досады и разочарования. Прав был Чунбай, предлагавший снять пробу и переместить флягу, теперь уже в холодное место.
Все-таки, видимо, на лице Вадьки, что-то отразилось, потому что Косанин подозрительно посмотрел на него и спросил, не знает ли он, кто туда эту флягу поставил.
— Понятия не имею, товарищ капитан! Я не понял, что шибануло-то? Что во фляге-то было?
— Что?! Брага там была! Да такая классная, я попробовал!
— Ну и что Паляков с ней сделал? Вылили, что ли?
— Ну ты даешь! — возмутился Косанин.
— Такую вещь выливать! Киве доложили, он велел её в квартиру, где мы сейчас спим, привезти!
— Понятно, повезло вам! — наконец выдавил из себя улыбку Вадька.
Ребята погоревали по поводу безвозвратно пропавшей браги. Больше всего расстроило то, что второй такой фляги было уже не найти, дабы повторить эксперимент с учетом неоправданной самоуверенности, что их заначку никто не найдет. Но на следующий день, когда Вадька был свободен от дежурств, ему все же удалось попробовать изготовленный ими продукт.
Дело было так. Поскольку внутриармейские учения проводились только в дневное время, досуг офицеров, лишенных домашнего очага, был весьма скуден. Они резались в нарды и домино играли в карты, в «дурака» и в «очко», но это скоро приелось Киве. Он хотел расписать «пулю», то есть сыграть в преферанс, но необходимый третий игрок, место которого принадлежало, вернувшемуся на преподавание в академию, майору Корлевецкому, отсутствовал. И тут ему в голову пришла мысль, что Панурин, как бывший студент, может уметь играть в преферанс. Кива позвонил в казарму и велел передать Панурину, чтобы тот явился.
Вадьку отец научил играть во многие, в том числе редкие карточные игры, когда тот был еще школьником. Отец не без оснований считал, что эти игры развивают у человека логическое мышление и учат просчитывать любую ситуацию наперед.
Играли в «классику», то есть с «разбойником», «распасами» и «бомбами». Кива и капитан Паляков играли на деньги, а Вадьке Кива предложил в случае его проигрыша лишиться увольнений на месяц, а в случае выигрыша — получить два раза увольнение на сутки. Кива играл очень азартно, много рисковал и у него быстро росла «гора». Когда он сел без двух на «мизере», причем на «бомбе», то демонстративно постучал себе сжатым кулаком по голове и обратился к Палякову:
— Где этот твой вчерашний трофей, налей горло промочить, пересохло всё!
Паляков подошел к стоящей в углу фляге и наполняя кружки, посмотрел на Киву и кивнул головой в сторону Вадьки.
— Да налей! Пусть попробует, что сотворили. Наверняка принимал участие!
Играли допоздна. В выигрыше оказался один Вадька.
— Да… На деньги я с тобой играть не буду, можно и без штанов остаться, — резюмировал майор.
Еще Кива любил посещать рестораны. Он немного грубовато заигрывал с молодыми официантками, а поскольку оставлял им щедрые чаевые, они запоминали его в лицо.
Вскоре представилась возможность на это посмотреть.
Четверка старших сержантов, после продолжительной агитации замполита, написала заявления о приеме их в члены партии. В качестве поручителя с ними на центральный узел связи поехал Кива. А когда они прошли отбор и стали кандидатами в члены КПСС, перед тем, как отправить их обратно на «Ацетон» он предложил им зайти пообедать в ресторан, предупредив, что они будут только есть, а вот он имеет право выпить в связи с таким знаменательным событием.
В ресторане при аэровокзале они заняли половину стола, стоявшего в углу зала, предназначенного, видимо, для больших компаний. Кива, севший в торце стола, откуда ему было удобно обозревать весь зал, зычным голосом позвал какую-то Галину. Ею оказалась пышнотелая официантка средних лет, с большим бюстом, выпирающим из облегающей кофточки.
— Галя, милочка моя, а принеси-ка нам пять тех бифштексов, ну, которые с яйцами, пять помидорных салатиков, ну и мне двести грамм в графинчике! — и он легонько коснулся рукой круглой попки официантки, уже повернувшейся выполнять заказ.
— Ой! Одерните, Александр Михайлович! — Она игриво подставила подол коротенькой юбочки.
— А то меня мальчики любить не будут! — кокетливо поглядывая на ребят, продолжила она.
— Давай-давай шустри нам поскорее, мальчиков ей подавай! — приревновал подыгрывая ей, Кива.
Заработанные столь неподходящим для армии способом увольнения скоро очень пригодились Вадьке. На авиационном заводе в Иркутске, где работал брат Светки Василий, сконструировали новый тренажер для летчиков, летающих на новых армейских истребителях. Его в составе бригады наладчиков направили в Хабаровск, на «Большой аэродром», под этим названием скрывалась огромная авиационная военная база "Терек", на которой в разное время дислоцировалось множество авиационных подразделений, в том числе здесь во время войны формировался знаменитый истребительный полк «Нормандия-Неман».
Светлана, узнав о командировке брата, упросила взять её с собой.
Про свое «секретное» посещение Иркутска Вадька ей так и не рассказал, отчетливо представляя себе масштабы возможной обиды. За последнее время он «исправился» и написал, аж три письма, а получив столько же, был более-менее в курсе всех последних иркутских событий, конечно. главным образом касающихся Светланы.
Два из четырех дней пребывания Светланы в Хабаровске Вадьке удалось провести вместе с ней. Они прогулялись по центру города, позагорали на пляже, искупались в Амуре.
Зашли и к Ванькиным родителям, где Вадька представил Светлану, как свою невесту. Прощаясь, они думали, что расставание продлится всего два месяца. Вадька на вполне законных основаниях надеялся демобилизоваться к началу учебного года. Но, как любят говорить суеверные люди: "Человек предполагает, а Бог располагает." Все оказалось не так гладко.
В полученном из дома письме мать писала, что отца переводят на работу в Москву, ему уже дали там квартиру и они буквально через неделю уезжают из Иркутска.
Это сообщение сразу поставило перед Вадькой целую кучу вопросов.
Своего жилья в Иркутске не оставалось, значит, надо будет или устраиваться в общежитие или жениться на Светлане и идти к ним в дом примаком. Третий вариант предполагал приезд в Москву к родителям и продолжение учебы в московском вузе, но захочет ли поехать с ним Светлана...
В середине августа майор Кива, под настойчивым давлением жены, ушел в отпуск, который не брал несколько лет. Врио командира центра был назначен замполит, майор Голодцов, с которым отношения у Вадьки резко ухудшились. Причиной явилось развитие событий, последовавшее за инцидентом случившемся на приемном центре под кодовым именем «Мята» Вместе с Чунбаем, Красноштановым и Кожиным курс подготовки в «учебке» проходили еще двое выпускников Омского радиотехнического техникума. После «учебки» они попали на «Мяту» и, также, как и «ацетоновская» четверка, были приняты в кандидаты в члены партии. Во время последних учений дежурный офицер, находящийся на смене, напился пьяным, устроил драку и в результате «завалил» сеанс связи, но при разбирательстве всю вину свалил на этих ребят.
На партсобрании проходившем в актовом зале центрального узла связи их вычеркнули из списка кандидатов. Вадька присоединился к трем их землякам, заявившим, что из-за произошедшей несправедливости они тоже отзывают свои заявления о приеме в кандидаты. Их всех удалили с собрания. По дошедшим слухам, затем выступали замполиты обоих подразделений и каялись, что рекомендовали недостаточно проверенных людей.
В эти же дни с «Ацетона» демобилизовался старшина Горелов. У него по-прежнему была не здорова дочка, врачи рекомендовали сменить климат, и старшина с семьей решил перебраться на Ставрополье, где у него жила родная сестра.
Уезжая в отпуск Кива наказал оставшемуся вместо него майору Голодцову, закончить ремонт в казарме. Тут-то замполит и сделал иезуитский ход, назначил Вадьку исполнять обязанности старшины, в том числе и по обеспечению ремонтных работ.
Вадька предупредил его, что ждет вызов из университета. Такие вызовы, призванных в армию студентов, были в порядке вещей и, как правило, их отпускали к началу учебного года.
Но Голодцов заявил Вадьке: когда мол вызов придет, тогда и решать будем. К концу сентября из отпуска вернулся Кива. Вадька, улучив момент, когда Кива остался в канцелярии один, зашел и обратился с просьбой узнать действительно ли вызов ему не пришел. Кива ничего не обещал, но, тем не менее, выяснил у Кондратьева, замполита части приходил ли из Иркутского университета запрос на Вадьку.
К концу октября основные работы по ремонту были сделаны. Полы во всех помещениях казармы были заменены на новые. И вот однажды, приехав на центр, Кива вызвал к себе Вадьку.
— Вот что я хочу тебе сказать, вызов тебе действительно приходил, но сейчас ты уже опоздал к началу учебного года, поэтому руками махать не будем. Приказ о демобилизации призыва вашего года подписан министром обороны, так что демобилизуемся все вместе!
Вадька недоуменно посмотрел на него.
— Что значит "вместе", товарищ майор?
— А то и значит! Мне предложили после отпуска два варианта: или годичная учеба в академии и продолжение службы, или присвоение звания подполковника и увольнение на пенсию. Мы с женой выбрали второй вариант. Хватит, отвоевался…
Через три дня от «Ацетона отъехал автобус с «дембелями». Как и всегда провожать их ехал подполковник Кива.
Эпилог
В Иркутск Вадька прилетел, уже в гражданской одежде. Кива завел его к начальнику аэропорта с которым был знаком. На прощание Вадька обнял его, как обнял бы самого близкого человека.
Пиджака и свитера под ним было явно маловато для мороза, близкого к 30-градусному. Поэтому Вадька юркнул в одну из машин с зеленым огоньком, поджидавших пассажиров с прилетевшего рейса. Из письма Светланы он знал, что она сейчас находится на Байкальском целлюлозно-бумажном комбинате, где проходит преддипломную практику. Вернуться в Иркутск она должна была только в середине декабря. Поэтому Вадька поехал в общежитие и договорился с комендантом, что тот даст ему раскладушку с матрацем и одеялом, чтобы пару дней перекантоваться в Ванькиной комнате и забрать свои документы из деканата.
В Москве Вадька, не теряя времени, начал объезд московских вузов. Ему пришла в голову мысль, что лучше всего ему пойти опять на третий курс, чтобы за полгода восстановить в памяти пройденный, но уже сильно подзабытый материал.
После окончания практики Светланы, Вадька уговорил её приехать в Москву в небольшом перерыве, который образовался у неё перед госэкзаменами и защитой диплома. Она поддалась на его уговоры и перед Новым годом прилетела в Москву. Третьего января они пошли подавать заявления в ЗАГС. Но оказалось, что по правилам надо ждать две недели. Вадька обрисовал ситуацию и после получасового диалога с заведующей, та сдалась, согласившись принять заявления задним числом. они расписались и этим же вечером Светлана улетела обратно в Иркутск.
После защиты диплома, прошедшей успешно, в Москву она не поехала, написав, что серьёзно заболел отец. Потом было месячное молчание и наконец в апреле Вадька получил от неё письмо в котором обнаружил на официальном бланке свидетельство о их разводе: «Согласно полученным заявлениям от Ракитиной Светланы Семеновны и Панурина Вадима Федоровича, а также принимая во внимание отсутствие у них детей и взаимных претензий, ЗАГС Кировского района г. Иркутска принял решение о расторжении брака заявителей»
Как выяснилось впоследствии, во время сдачи экзаменов, в Светку влюбился уже немолодой преподаватель из их института. Она не хотела уезжать из Иркутска, поэтому согласилась на его предложение руки и сердца, а также на предложенную им работу на кафедре.
Вадька недолго погоревал, на большее времени не было. Ему удалось восстановиться на третьем курсе МЭИ.
Параллельно он подыскивал себе работу. Опять помог волейбол. Женька Верстов, которого он разыскал в Москве, работал в одном из НИИ Академии наук. Иногда после работы они ходили играть в волейбол в арендованный институтом зал. Женька позвал его туда «размять косточки». Там Вадька познакомился с начальником лаборатории в которой работал Женька. После разговора с Вадькой, тот предложил ему место в своей лаборатории. Вадька перевелся на вечернее отделение МЭИ, а через полгода влюбился в новенькую лаборантку...