Глава 4-ая. Армия. Хабаровск
В вагоне поезда сержанты рассказали, что везут Вадьку в учебное подразделение полка связи, входящего в дивизию ПВО, где его будут обучать одной из военных специальностей.
Буквально за три дня до этих событий во время футбольного матча между командами гарнизона, в одной из которых Вадька был вратарем, в тот момент, когда он выбежал на перехват высоко летящего мяча, с ним столкнулся нападающий команды противника. Мяч Вадька не выпустил, но потеряв равновесие, при падении ударился головой об землю. Покрытие поля было не травяное, а укатанная смесь земли, шлака и мелкой гальки. Результатом было сильное рассечение кожи над правым ухом, на которое пришлось накладывать швы.
В Хабаровск Вадька отправился с перевязанной головой. Это стало причиной расспросов, которым подверг его по прибытию начальник учебки, майор Потапов, засомневавшийся в причине происхождения травмы и высказавший гипотезу, что Вадька получил её в драке. После чего предупредил, что если такое повторится, то он немедленно отправит Вадьку в дисбат (дисциплинарный батальон), где нужно будет отбывать наказание целый год, который не войдет в срок службы.
Сделав столь устрашающее внушение, он сбавил тон и сообщил, что Вадька определен в класс радистов, что ему необходимо в течение недели вызубрить азбуку Морзе, чтобы хоть как-то попытаться догнать всю группу, проходящую обучение уже полтора месяца.
Весь срок нахождения в «учебке» был из-за монотонности проходящих дней совершенно не интересным и лишенным каких-либо запоминающихся событий. Впрочем ярким пятном остались две встречи с отцом Вадькиного друга по университету, Ваньки Пеструхина, который до поступления в универ жил в Хабаровске. Ванька узнав из Вадькиного письма, что он в Хабаровске, написал отцу, а тот будучи человеком простым, не стал заморачиваться, пришел к командиру «учебки» и попросил, чтобы Вадьку отпустили в увольнение. Вадька об этом ничего не знал, поэтому был очень удивлен, когда был вызван в кабинет к начальству, где ему сообщили, что его отпустили в увольнение на сутки для оказания помощи по хозяйству дальнему родственнику Федору Ивановичу Пеструхину.
После окончания учебы небольшая часть радистов направлялась в радиобюро при штабе, а остальные по разным объектам 11-ой армии ПВО, разбросанной по всему Дальневосточному военному округу, в который входили и Чукотка с Камчаткой, и Приморье с Сахалином и Курильскими островами. Так, что Вадька уже рисовал себе в голове картинки какой-нибудь точки на самом краю света.
Но судьба распорядилась иначе, опять неожиданно в грядущее распределение вмешался случай. Летом между личными составами различных подразделений, входящих в в/ч 21668 каждый год проходили соревнования по разным видам спорта. Вадька участвовал сразу в трех. Футбол, настольный теннис и, конечно, свой любимый волейбол. Когда в полуфинале соревнований по волейболу они играли с командой радиопередающего центра, Вадька обратил внимание на страшно активного болельщика той команды. Это был офицер в чине майора, лет пятидесяти, небольшого роста, под кителем угадывался небольшой животик. Он просто не мог сидеть на месте, постоянно вскакивал и сулил разные кары игрокам своей команды, когда они допускали оплошности. «Учебка» победила в двух партиях.
После игры к Вадьке подлетел тот самый майор
- «Откуда ты взялся на мою голову», - полу-раздраженно, полу-восхищенно выпалил он. И не дожидаясь ответа продолжил
- «Распределение уже было? Пойдешь к нам на «Ацетон»!, - уже почти в приказном тоне закончил он фразу.
«Ацетон» это было кодовое название радиопередающего центра, про который в «учебке» ходили легенды. Рассказывали, что служба там мало, чем отличается от «гражданки» , что там хорошие офицеры и главное - он находится за чертой города среди лесов и полей, и совсем недалеко от Амура. Попасть туда для Вадьки было нереально, т. к. готовили его на радиста, а в радиопередающие и радиоприемные центры распределяли радиомехаников, которых готовили в других группах.
Но не даром про майора Киву ходило легенд не меньше, чем о руководимом им центре.
Александр Михайлович Кива прошел всю войну от первого до последнего дня, но так и остался в звании майора по причине отсутствия высшего образования, а также потому, что во время наступательной операции на территории Германии, позволил себе поспорить с членом военного совета дивизии, в которую входил батальон связи под командованием майора. Еще рассказывали, что заступился за него тогда подполковник Суращенков, входивший в штаб армии, отвечавший там за связь и бывший земляком Александра Михайловича.
Теперь этот полковник Суращенков был командиром в/ч 21668, и поэтому направление Вадьки на радиопередающий центр «Ацетон», состоялось уже на третий день после окончания соревнований.
«Ацетон». Часть первая
Все личные Вадькины вещи легко уместились в вещмешок. Каптерщики подразделений договорились меж собой, что шинель и парадный мундир брать не надо, по прибытию подберут другие. Получив командировочное предписание Вадька отправился в путь. Надо было сперва доехать до аэропорта, а там пересесть на местный автобус. Маленький «ПАЗик» был наполовину пустой. Вадька сел у окна и внимательно рассматривал окрестности проплывающие мимо. Асфальт закончился через пару километров и за автобусом заклубились пыльные облака. В Хабаровске около трехсот дней в году бывает солнечная погода, дождя давно не было, толстый слой пыли на грунтовой дороге был в порядке вещей.
Водитель притормозил на Т-образном перекрестке, последние два километра надо было идти пешком. Вокруг дороги на полях рос овёс, изредка посреди поля встречались березовые колки. Вскоре впереди показались два двухэтажных кирпичных дома, а за ними прерывая дорогу стояли металлические ворота, окрашенные в зеленый цвет. На воротах стоял часовой, проверив Вадькины документы, он вызвал дежурного сержанта, который проводил Вадьку в стоявшую сразу за воротами казарму. Дежурный показал Вадьке его койку в спальном помещении, велел оставить вещи на тумбочке около неё и повел его в канцелярию.
Войдя Вадька, встал по стойке смирно и взяв подкозырек, бодро отрапортовал о своем прибытии. Сидевший за столом майор, предупреждающе поднял руку, он разговаривал по телефону и, как Вадька догадался, речь шла о нём потому, что последние слова перед тем, как была положена трубка, были
- «Да, хорошо, он прибыл.»
- «Ты чего так долго добирался?»- раздался первый вопрос.
- «Автобус колесо проколол», - доложил Вадька.
- «Вот черти, конечно, ездят на лысой резине, вот и прокалываются», - хохотнул еще один майор, сидевший сбоку от стола на нескольких скрепленных между собой стульях, рядом с молодым лейтенантом.
- «Так, ладно. Вот знакомься, это мой зам. по политической части майор Голодцов, а это твой командир взвода лейтенант Бочкин. Сейчас дежурный покажет тебе твоего командира отделения, а тот расскажет о распорядке дня.»
Покинув канцелярию, дежурный подвел Вадьку к одному из многочисленных плакатов, развешанных на стенах длинного коридора,
- Вот читай, это распорядок дня, изучишь иди на улицу в курилку, через час примерно на обед придет твой командир отделения старший сержант Чепиков, ваше отделение сегодня на смене в техздании, обедать пойдешь с ними, я предупрежу на кухне, что у нас новенький.
Прошел месяц службы на «Ацетоне». Вадька вполне освоился с новым укладом жизни. Все рассказы, услышанные в курилке «учебки» оказались довольно правдивы, служба действительно проходила здесь по четко установленному порядку, но он был намного интереснее и свободнее. Казарма представляла собой деревянное одноэтажное здание метров пятидесяти в длину и метров 10 в ширину.
Внутри находились спальное помещение, оружейная комната и комната для чистки оружия, комната с умывальниками, там же находилась зимняя курилка, комната для хоз.уголка, учебный класс, комната для политзанятий, актовый зал с будкой киномеханика, столовая с кухней, канцелярия.
Спальное помещение мало того, что было очень просторное, но и никогда не было полностью заполнено, так как половина личного состава находилась на суточном дежурстве и на смене в техздании, поэтому воздух в казарме был всегда свежий, без всяких «портяночных» запахов, которые дурманили голову по ночам в «учебке».
Всего на радиопередающем центре находилось около 40 «срочников», в руководящий состав входили ком. взвода, лейтенант Бочкин, замполит, майор Голодцов, главный инженер, капитан Корлевецкий, его заместитель капитан Паляков и еще четверо офицеров в звании капитанов, чередующихся в суточных дежурствах в техздании. Эти четверо жили в своих квартирах в городе, а на службу приезжали только в дни дежурств. Хозяйственная часть управлялась старшиной Гореловым. В его компетенцию входили заботы о продовольственных запасах, о поддержании в рабочем состоянии казарменного помещения, бани, подсобного хозяйства, состоявшего из летнего огорода и небольшого свинарника из двух свиней, об обмундировании срочного состава и т. п. Командиром, как уже говорилось ранее, был майор Кива.
Территория части занимала несколько гектаров, на самой большой части которой, располагалось антенное поле, только одна антенна, например, «Большой двойной ромб» занимала около половины гектара. Из строений там находились казарма, два двухэтажных кирпичных восьми-квартирных дома, где жили офицеры с семьями, техздание, где находились передатчики и релейные станции, дизельная, где стояли два больших дизеля с электрогенераторами на случай автономного подключения при аварии в электросети, гараж в котором было три машины, бортовой ГАЗ-51, для хозяйственных разъездов, и две передвижных радиопередающих станции на базе ЗИЛ-158 с кунгом внутри которого размещались два передатчика, котельная, работающая на угле.
Солдаты-срочники делились на 4 отделения под командованием сержантов, в каждом было по семь человек, еще несколько оставшихся солдат находились под командованием старшины, туда входили два шофера, каптерщик, экспедитор, киномеханик, кочегар, плотник, повар и два разнорабочих. Распорядок на центре был следующий: После утреннего подъема два свободных от дежурства отделения выстраивались на утреннюю поверку, после которой была получасовая физическая зарядка. Потом завтрак и пятнадцать минут свободного времени.
Час политической подготовки, сменялся на час строевой и физической подготовки, потом обучение принципам работы радиопередатчиков и другой передающей и приемной техники. После обеда, свободные от дежурства отделения занимались чисткой личного оружия, затем еще час технической подготовки. В свободное время можно было заниматься спортом, было футбольное поле, которое зимой становилось хоккейной площадкой, была волейбольная площадка, а также стол для настольного тенниса, зимой переставляемый в коридор казармы, в актовом зале по вечерам можно было посмотреть телевизор, а два раза в неделю увидеть привозимые фильмы.
Рацион в столовой, особенно летом, был значительно разнообразнее, чем в «учебке» за счет, выращиваемых у себя свежих овощей, а на праздники обычно резали свинью, которая сразу замещалась купленным в соседнем совхозе поросенком. Кормили свиней отходами, остававшимися на кухне и комбикормом, получаемым из совхоза, как часть натуральной оплаты за помощь при уборочных работах и сенокосе.
Примерно в одно время с Вадькой, несколькими днями раньше на в центр прибыли из «учебки» еще четверо солдат. Все они до армии жили в Омске и были призваны после окончания радиотехнического техникума. В «учебке» они были в группе радиомехаников и получили распределение на «Ацетон».
Сперва Вадька был направлен в дизельную. Постоянно дежуривший там ефрейтор Костя Потемкин, был старослужащим, будущим «дембилем» и ему нужно было подготовить замену. Костя, как и остальные старослужащие на центре, образующие большую часть личного состава срочников, был призван из сельских районов Московской области. До призыва он после сельской восьмилетней школы работал трактористом. Был он по сути неплохим и добрым парнем, с удовольствием вводил Вадьку в особенности работы дизель-электрогенераторов, но ближе к осени, когда «дембильские» настроения усилились и дневальных, объявляющих утренний подъем, стали заставлять выкрикивать сколько дней осталось до «дембиля», между ними случился неприятный инцидент. За день до этого Костя ходил в увольнение, там немного перебрал спиртного, с похмелья болела голова, и Костя развалившись на топчане в дизельной, приказным тоном велел Вадьке сходить в казарму и принести ему домашние тапочки. На Вадькин ответ-предложение прогуляться самому, Костя взбеленился и заявил, что так просто это Вадьке с рук не сойдет.
Вечером после ужина к Вадьке подошел дневальный и сказал, чтобы он после отбоя зашел в хоз.уголок. Хоз.уголком называли небольшую комнату в казарме, где стояло несколько столов и стульев, где имелись разные швейные принадлежности, чтобы подшить воротничок или подремонтировать и погладить одежду. До Вадьки краем уха доходили слухи, что там случаются разборки «дедов» с молодыми новобранцами, но его это до сих пор не касалось и он особо не заморачивался по этому поводу, тем более, что по возрасту он был ровесником с этими «дедами».
Когда после отбоя он зашел в хоз.уголок, там собрались все старослужащие, как сержанты, в том числе и его командир отделения, так и рядовые. Ведение «собрания» взял на себя один из них Петька Лепёшкин.
- Ну, что? Как будем жить дальше?, - прозвучал первый вопрос, обращенный к Вадьке.
- Хорошо будем жить, - постарался, как можно спокойнее, ответить Вадька.
- Да, он издевается над нами! - перешел на фальцет Костя Потёмкин,
- считает, что если Киве нравится, как он в волейбол играет, то ему всё можно!
- Подожди, Костя, не хипишись, -остановил его Лепёшкин.
- Вот ты понимаешь, что проявил неуважение не выполнив поручение «деда»? - уже обращаясь к Вадьке , продолжил Лепёшкин.
- А знаешь, какое наказание за это следует? Вадька промолчал.
- Ну, что мужики, на первый раз десяти «банок» будет достаточно, - повернулся Лепёшкин к остальным присутствующим.
- Двадцать, и то мало, - опять визгливо выкрикнул Потёмкин,
- Давай спускай портки и животом на табуретку!
Вадька выдержал небольшую паузу, обдумывая свой ответ.
- Ребята, я понимаю, вас здесь больше десяти человек, и вы со мной, конечно, справитесь. Но, как вы знаете, парень я не хилый, и до того, как вы меня выключите, одного или двоих я точно инвалидами сделаю, - Вадька вспомнил из детства, уроки главаря поселковой шпаны, с которым у него сложились неплохие отношения, после того, как они несколько раз подрались.
- Если тебя несколько человек окружили и драка неизбежна, но шансов у тебя нет, выбирай из них самого на вид слабого, сбивай его с ног и давай дёру, - говорил тот.
- Или бери на понт, что покалечишь половину. Это хорошо работает.
- Так, выйди в коридор, пока мы тебя не позовем, - раздался голос зам.ком.взвода старшего сержанта Драпина.
Вадька стоял в коридоре понимая, что-то изменилось, но в какую сторону…
Бежать было некуда, да и бесполезно. Он даже не пытался прислушиваться к спорам, начавшимся за дверью. Будь, что будет, решил он, но без драки не сдамся.
Минут через пятнадцать дверь открылась, оттуда вышел Драпин.
- Иди спать, проболтаешься пеняй на себя.
Три последующие дня, находясь целый день бок о бок с Костей, никто из них молчания не нарушал. Вадька понимал, что дальше так продолжаться не может и когда они делали профилактику дизелям, рассказал очень смешной анекдот, Костя, не выдержав заржал во весь голос, и Вадька поспешил развить ситуацию, рассказав еще несколько. Когда Костя отсмеялся, то посмотрев на Вадьку в упор и ткнув слегка кулаком в плечо, произнес:
- Ладно, не держи зла на меня, это я с похмелья дуру включил.
А когда наступившей зимой, Вадька, играя в хоккей в сильный мороз, не почувствовав вовремя, отморозил себе пальцы на ногах, из-за тесных ботинок были только тонкие носки, Костя буквально спас его ноги, заставив погрузить их в ведро с соляркой. Ему был знаком этот способ от его отца, тоже тракториста.
В январе в Вадькиной службе произошли новые изменения. У одного из солдат, в его отделении, Егора Кринкина умерла мать, ему оформили срочный отпуск и он уехал на похороны. Похороны были на сельском кладбище, а когда присутствующие возвращались по дороге к поминальному столу в группу, замыкавшую шествие на большой скорости врезался самосвал с пьяным водителем. Три человека погибли на месте, среди них был и Егор.
Так Вадька переквалифицировался в радиомеханика, благо после трех месяцев занятий уже имел представление о работе и устройстве передатчиков. Ничего особенно сложного в их настройке на нужную частоту не было, как говорил один из дежурных офицеров, капитан Косанин, этому и медведя научить можно.
Однажды получив наряд на кухню и занимаясь чисткой картошки, Вадька разговорился с поваром, тоже солдатом срочной службы, Женей Верстовым. До армии Женька жил в подмосковном Жуковском и учился на втором курсе физ-фака Московского университета. Из-за болезни матери он напропускал много занятий и его отчислили. У него были твердые намерения после окончания службы восстановиться и в свободное от приготовления пищи время он постоянно сидел за учебниками по физике и математике.
Найдя друг у друга много общего они подружились. У Женьки шел уже третий год службы, осенью он вместе с остальными старослужащими должен был демобилизоваться и сейчас он с удовольствием посвящал Вадьку во всё, что могло тому пригодиться. Когда наступило лето он показал где по краям антенного поля в перелесках можно набрать грибов, где на протоке Амура лучше ловить рыбу и как заработать деньги, накосив на антенном поле травы на сено, а потом продать его в деревне, неподалеку от центра. Все это потом Вадьке очень пригодилось.
Прошел год, как он был в армии. Началась совершенно новая жизнь, так получилось, что он поменял три разных места службы, и даже удивился, когда почти подряд получил письма от всех трех своих девушек.
Глава 5-ая. «Ацетон». Часть вторая
Все три письма начинались с одного и того же вопроса, почему Вадька за целый год не удосужился написать, где он находится и как проходит служба. Ну, допустим Светка и Лялька расстались с ним на перроне и знали, что он в армии, а вот как об этом узнала Таня, с момента отъезда которой в Польшу у них не было никаких контактов? Поэтому читать Вадька начал с Таниного письма.
Оказалось, что о Вадькином местонахождении ей сообщила в письме ближайшая подруга-сокурсница Алка Савушкова, которая в свою очередь узнала все от Ваньки Пеструхина, с которым Вадька, хоть и изредка, но связь поддерживал.
Таня рассказывала, как нелегко пришлось их семье в Варшаве. Состояние отца ухудшалось с каждым днем, метастазы распространились уже по всему телу, он испытывал невыносимые боли, морфий перестал избавлять от них, поэтому его скорая смерть, кроме горечи утраты, принесла и некоторое душевное облегчение.
Когда они из Иркутска приехали в Львов, матери удалось устроиться на работу в театр драмы им. Леси Украинки.
Оставшись в Варшаве без средств к существованию мать списалась с руководством театра и они пообещали восстановить её на работе. Таня из-за болезни отца пропустила год учебы, и по возвращению во Львов пришлось «грызть гранит науки» днями и ночами, чтобы наверстать упущенное.
В письме Таня несколько раз упомянула имя одного парня, который помогал ей в этом, и это сообщение, а также то, что в письме не содержалось вопроса — собирается ли Вадька после армии во Львов, утвердили в Вадьке понимание того, что их отношения перешли в разряд чисто дружеских. Вадька на письмо ответил, но оно стало последним в их переписке.
Светка в своем письме рассказывала, что учится сейчас на втором курсе политехнического института, курс технологии в целлюлозно-бумажной промышленности. Родительский частный дом в Глазково, пригороде Иркутска, откуда Вадька после свиданий ходил домой по нескольку километров пешком, был поблизости с институтом, поэтому Светкин выбор и пал на него. Рассказала она, что познакомилась с Витькой Даниловым, однокурсником Вадьки по университету. Витька тоже жил в Глазково рядом со стадионом «Локомотив», на зимнем катке которого катались в школьные годы Вадька со Светкой. На этом же катке она познакомилась и с Витькой.
Вадька однажды побывал у Витьки дома. Его отец был радиоэлектронщик и его любовь к профессии перешла и к Витьке. Он еще со школы мастерил самодельные радиоприемники, а некоторые детали даже делал сам. Например, динамики. Причем, как для карманных приемников, так и для солидных звуковых колонок, используя разработанную в Японии технологию плоских диффузоров.
Сейчас Светка писала, что Витька в ней души не чает, собирается на ней жениться, но двумя строчками ниже приписала, что хотела бы обсудить этот вопрос с Вадькой при личной встрече, как бы туманно намекая на возможность продолжения их отношений.
Тут Вадьку позвали играть в настольный теннис и Лялькино письмо пришлось отложить до вечера.
Вся первая половина его была наполнена гневными филлипиками в Вадькин адрес, язвительные выражения по поводу его «издевательского» молчания были столь искусны, что Вадька в своем ответе сравнил её с Демосфеном, когда тот разоблачал короля Филлипа.
Как следует отругав Вадьку, Лялька несколько успокоилась посчитав, что важная и необходимая прелюдия выполнена и плавно перешла к описанию того, как она соскучилась, как ей не хватает Вадьки, как она ищет его грустными глазами приходя в университет на занятия и даже не может смотреть кино, из-за того, что при воспоминании о нём, глаза туманятся слезами.
Наконец в третьей части письма, совсем успокоившись, она рассказала все последние университетские новости и сообщила, что если Вадька не приедет в отпуск, то она сама приедет к нему, как ездили к мужьям в ссылку жены декабристов.
Добравшись после отбоя до кровати, Вадька какое-то время покрутился с боку на бок, перебирая в голове и осмысливая полученный ворох информации, не давала покоя всплывшая почему-то в памяти пословица - «С глаз долой, из сердца вон», но он вовремя решил, что утро вечера мудренее и благополучно уснул. Хотя проснувшись и сидя в столовой за завтраком понял, что утро мудренее не стало, и никакого толкового и правильного решения не принесло.
К своему удивлению и даже стыду, он не мог найти в собственной душе яркого и определенного отклика на полученные письма, а стало быть и решения, кому и как писать ответ.
Поздняя весна следующего года службы, видимо спохватившись, что не выполняет своих функций, с таким ожесточением за них принялась, что весь почти метровый слой снега в полях, лугах и лесах был растоплен в рекордные недельные сроки, что привело к половодью. Амур стал выходить из берегов, и разливаться на огромные пространства. Все антенное поле было залито полуметровым слоем воды, она уже подошла к казарме и тех.зданию, заполнив все водоотводящие канавы.
Но, как и всегда в каждом деле, кроме плохого с этим связанного, было и хорошее. Вместе с водой пришла рыба. Щук можно было ловить прямо руками, они заплывали во все эти канавы и неподвижно стояли там, напоминая обрубки древесных стволов. Наваристая уха, жареная свежайшая рыба стали непременной частью меню, а еще рыбу солили, вялили и коптили впрок столько, что её хватало до следующей весны. Когда вода стала спадать, на антенном поле в образовавшихся маленьких озерцах, еще долго можно было поймать мелочевку — окуней, сорогу, подлещиков и карасей. Солдаты и офицеры собирали там рыбу мешками.
С прошлого года ракетная воинская часть стоявшая на другом конце города, арендовала на центре два средних по мощности передатчика, для связи с РЛС, расположенных на Курилах и Камчатке. Обслуживали передатчики два солдата от ракетчиков, прикомандированные к центру. Командовал ими старший лейтенант Долгополов. Это был больших размеров, если не сказать огромных, мужчина лет сорока, при этом спереди выделялся соответствующий его габаритам живот, выпирающий из брюк.
Необходимость связи у них возникала не часто и все время, находясь на дежурстве, он развлекался тем, что играл в длинные нарды со своими подчиненными, причем проигравший в игре, должен был высунуться в окно тех.здания и десять раз громко прокукарекать. Поэтому полулысую, кукарекающую голову старшего лейтенанта можно было частенько наблюдать всем приближающимся к тех.зданию. Рыбу он ловил тоже оригинальным, свойственным только ему способом.
Подойдя к такому озерцу, он раздевался до трусов (трусы были «семейные»), ложился на траву и оттягивая вниз обеими руками резинку трусов, начинал извиваться, вползая в озерцо, напоминая громадного ужа. Преодолев его и выбравшись на сушу, он вытряхивал из трусов набравшуюся туда рыбу. Народ наблюдавший эту картину покатывался со смеху, а произошедший с ним однажды случай, пересказывался, наверно, во всех частях и гарнизонах.
Есть в Амуре рыба по названию — косатка. необычны эти рыбы своими крепкими и острыми колючками. Их три: одна в спинном плавнике, две других – в грудных плавниках. Колючки остры, а еще и зазубрены. Чем старше косатка, тем длиннее и крепче ее колючки. Из-за ядовитой слизи, которой покрыто тело и колючки, уколы болезненны и долго не заживают.
Так вот, когда Долгополов в очередной раз елозил, набирая в трусы рыбу, туда влетела и косатка и начав биться и пытаться выбраться на волю исколола ему самые нежные части мужского тела. Он выскочив из воды, орал, как резаный, но быстро избавиться от проклятой рыбки ему не удавалось. После того случая, со своим методом рыбной ловли он завязал.
Летом на «Ацетоне» случилось еще одно происшествие едва не закончившееся трагическим финалом, у которого была довольно длинная предыстория.
У старшины Горелова, жившего с семьей в одном из 8-квартирных домов, заболела пятилетняя дочка. У врачей было подозрение на туберкулез, но проба на реакцию Манту этого не подтвердила, в итоге было диагностировано двусторонее заболевание легких. Девочка проболела почти два месяца, очень ослабла. Врач посоветовал пить козье молоко, но его нигде было не достать и майор Кива разрешил сделать пристройку к свинарнику и завести двух коз. Хозяин продававший коз, согласился их продать только вместе с уже почтенного возраста козлом. Так на «Ацетоне» появился разухабистый козел Борька.
Маявшиеся в свободное время дурью солдаты втихаря научили Борьку курить, пить и и рогами задирать женщинам подолы юбок, для этого у поддержавшего это начинание каптерщика выпросили красный и белый ситец и изобразили из него две юбки. Двое солдат в них наряжались и начинали Борьку дразнить. Они так выдрессировали его, что теперь завидя офицерскую жену в юбке, появившуюся поблизости от казармы, Борька сразу устремлялся к ней и старался задрать юбку на жертве, как можно выше.
И вот, как-то однажды около казармы появилась жена капитана Палякова, красавица полячка Ядвига, ей что-то надо было узнать у мужа и она хотела позвонить ему в тех.здание из канцелярии по телефону, по какой-то причине домашний телефон не работал. Борька, конечно сразу ринулся к ней. Ядвига видимо уже была наслышана о хулигане Борьке, поэтому стянула туфлю на каблуке с ноги и влепила этой туфлей Борьке по его козлиной морде, тот сперва опешил, а потом с яростью бросился на неё.
Она могла бы серьезно пострадать, если бы к ней на помощь не бросился, вышедший в это время на крыльцо казармы Женька Верстов. Он схватил Борьку за рога и сильно пригнув ему голову к земле, повалил того на землю. Сильно испугавшаяся Ядвига, благодарила Женьку, чуть не со слезами на глазах.
С этого момента Женька влюбился в неё и при всяком удобном случае стал оказывать ей знаки повышенного внимания, однажды он зазвал её за грибами, по дороге к лесу читал ей свои собственные стихи (с точки зрения Вадьки очень неплохие, но с явным подражанием Есенину), а на обратной дороге признался ей в любви.
Женщине было явно скучновато жить здесь, на отшибе от города, после красивого белорусского Гродно, где она познакомилась с курсантом Паляковым, учившимся в местном училище, а потом вышла за него замуж.
В общем крепость не устояла и она стала ходить на свидания с Женькой. Было это не часто, но кто-то увидел и нашептал капитану. Тот, очень свою жену любивший, от горя потерял голову, ибо по другому его предложение Женьке стреляться на дуэли, характеризовать было сложно. Все-таки время дуэлей осталось (может к сожалению дам) в глубоком прошлом.
Нужны были секунданты, но лейтенант Бочкин, не сумевший отговорить Палякова, доложил майору Киве. Тот немедленно вызвал к себе на ковер всех троих, Палякова, его жену и Женьку и так отматерил их, что, как рассказывал дневальный, дверь в канцелярии дрожжала и звякала замком.
Ядвига с двумя детьми была отправлена к родителям в Гродно, как сказал майор, пока дурь из головы не выйдет, капитан Паляков получил выговор в личное дело, а Женька был отвезен лейтенантом Бочкиным на недельную гауптвахту.
Вадька втянулся в новый для него распорядок, когда сутки смены на дежурстве в тех.здании сменялись учебой и спортивными занятиями, те в свою очередь на дежурство в казарме, потом снова учеба и цикл завершался, чтобы со следующего утра начаться сначала.
В августе Вадьку привлекли к подготовке к соревнованиям по военному троеборью, куда входил кросс совмещенный со спортивным ориентированием, плавание на 400-метровой дистанции и фигурное вождение автомобиля. Пригодились водительские права, полученные в 10 классе школы.
Тренировки проходили в часы положенные для строевой подготовки, а поскольку это было самое нудное из всех обязательных занятий, то и это было большим плюсом.
Однажды в тёплый августовский вечер, когда после ужина Вадька сидел в курилке вдруг откуда-то издалека послышалась песня. Песня была Вадьке незнакома, раньше он её никогда не слышал, многочисленные женские голоса, то сплетались в единое целое, то разбиваясь на несколько отдельных голосов переливались чистым хрустальным звучанием, так что по телу даже начинали бежать мурашки. К Вадьке подсел старшина Горелов.
- Что, заслушался? - тихо спросил он, закуривая сигарету.
- Это бабы-заключенные на зоне поют, здорово у них получается!
- На крыши бараков заберутся и поют.
Вадька слышал, что в нескольких километрах от них расположены две зоны, мужская и женская, но пение слышал впервые. Пели женщины очень хорошо, и это пение напомнило Вадьке его впечатления от приезжавшей в Иркутск на гастроли Ленинградской академической капеллы.
В конце прошедшей зимы из мужской зоны поздно вечером случился побег, тогда на звук автоматных очередей, Вадька вместе с другими солдатами выскочил из казармы и они наблюдали яркий след трассирующих пуль и характерный свистящий звук.
В октябре у старослужащих подошел долгожданный дембиль. Парни ходили со счастливыми лицами и без конца надраивали себе сапоги и металлические бляхи ремней, отглаживали штаны и мундиры, украшенные множеством значков.
Когда наконец день Х настал, на территорию части въехал, присланный из штаба дивизии автобус, но перед тем, как в него усесться, все кинулись качать вышедшего из казармы, чтобы сопроводить отъезжающих в аэропорт, майора Киву. Освободившись майор жестом руки приказал занять места в автобусе и сам пошел на переднее сидение рядом с водителем, когда садясь он оглянулся, Вадька, стоявший среди провожающих, заметил сверкнувшую у него на глазах слезу…
«Ацетон» Часть 3
После отъезда «дембилей», на «Ацетоне» стало, как-то пусто, несмотря на то, что за месяц до этого на центр прибыло новое пополнение. Новобранцы прошли ту же «учебку», что и Вадька, но к новым условиям жизни еще только приспосабливались.
Теперь уже Вадька и ребята из Омска, прибывшие с ним в одно время на «Ацетон», стали сержантами и командирами отделений.
Одному из омских ребят не удалось избежать «воспитательной процедуры» в хоз.уголке, и первое о чём новые командиры договорились между собой, это был полный запрет на подобное. Кроме них четверых были еще пять человек на год старше их по годам службы, они были в хозяйственном отделении под командой старшины Горелова. С одним из них киномехаником Юрой Черепановым случилось происшествие, чуть не приведшее его к смерти.
Наступившая зима выдалась на редкость холодной и ветреной. Мороз часто зашкаливал за минус сорок, а ураганный ветер поднимал в воздух тонны выпавшего снега и крутил их так, что трудно было устоять на ногах. Даже дойти до тех.здания и обратно было не так-то легко.
Юра, и еще двое солдат из хоз.отделения в середине декабря, в воскресенье получили увольнительные. Утром они покинули центр, а вернуться должны были к вечерней поверке в 23-00. Двое, у которых в соседней Матвеевке были подружки, вернулись даже раньше положенного времени, а вот Юра на вечерней поверке не появился. В полночь всех, кто находился в казарме подняли из кроватей по тревоге, объявленной дежурным офицером.
Сразу после выхода из ворот, по команде, солдаты разбились в цепь на расстоянии полутора метров друг от друга. Пурга бесновалась так, что дорога оказалась полностью перемётенной снегом и сравнялась с окружающим полем. Замполит, майор Голодцов приказал завести вездеход ЗИЛ-158, чтобы он с включенными огнями, сопровождал по дороге цепь солдат.
Это было очень правильное решение, помогшее избежать дополнительных потерь.
Юру Черепанова нашли после двух часов поиска. Он действительно из-за пурги сбился с дороги и обессилев в борьбе со стихией лежал метрах в 30 от дороги и километре от центра. Его уже занесло снегом и если бы не возвышающийся холмик, посреди белого с синевой в лучах автомобильных фар поля, его бы так и не нашли.
К счастью все закончилось более-менее для него благополучно. Он отморозил нос, уши, пальцы на руках и ногах, не обошлось и без воспаления легких. Полностью он оклемался только к середине весны.
У Вадьки в отделении, которым он командовал среди молодых солдат был один, который здорово разнообразил Вадьке жизнь, да и не только ему. Звали его Гарик Белостоцкий, его призвали из города Белая церковь, что неподалеку от Киева, но самое главное он был мастером спорта по настольному теннису и чемпионом Украины.
Вадька в настольный теннис играл с самого детства. Когда они жили в поселке гидростроителей, отец с еще двумя соседями-мужиками смастерили из шпунтовых половых досок стол, который с тех пор всегда стоял на улице у подъезда. В магазине спорттоваров были куплены сетка, целлулоидные мячики-шарики и ракетки. Ракеток было две штуки, но по их образцу было произведено еще несколько самодельных, вырезанных из фанеры, наклейки продавались в магазине и были значительно дешевле, чем полноценные ракетки.
Детвора кучковалась у стола с самого утра, даже двух-годовалые малыши уже знали, что такое пинг-понг, а по вечерам к игре присоединялось и старшее поколение. Игра даже убавила численность в рядах заядлых доминошников и картежников.
Позже, учась в старших классах в школе, Вадька настольный теннис не бросал и даже на первенстве среди городских школ занял призовое место, после чего получил 3-й разряд по этому виду спорта. На «Ацетоне» Вадька выигрывал почти у всех, с кем-то игра шла на равных, но когда появился Гарик, до него было, как до недосягаемой вершины.
Его стиль игры носил защитный характер, можно было сильнейшими ударами атаковать его меняя направления ударов, но длиннорукий Гарик исправно тащил всё, пробить его было практически невозможно. У него была ракетка, так называемый «сэндвич» с губчатыми наклейками из разных по свойству резин на каждой из сторон, благодаря такому сцеплению губки с мячиком он создавал всегда разные вращения у мяча и если под такой мяч просто подставить свою ракетку, мяч улетал совсем в другом направлении, чем этого хотел игрок.
Но если в первых встречах Гарик давал Вадьке 18!!! очков форы и всё равно выигрывал, то через год фора спустилась всего до 5-и, и при этом Вадька однажды даже выиграл, с чем его Гарик не замедлил поздравить.
Еще одним времяпровождением для Вадьки была игра на баяне. В музыкальной школе Вадька отучился только два года, но нотную грамоту знал, а еще больше года ездил брать уроки у профессионального баяниста работавшего раньше в Иркутском театре Юного зрителя, а потом вышедшего на пенсию.
На «Ацетоне» в актовом зале стояло пианино и рядом на отдельном маленьком столике стоял баян, а в каптерке хранилось несколько духовых музыкальных инструментов. Была большая туба, труба, тромбон и саксофон. На этом саксофоне прекрасно играл главный инженер центра, капитан Корлевецкий. Услышать его правда, можно было только раз в году после праздничного ужина в честь Нового года.
Пару раз в месяц старшина с замполитом вывозили свободный от дежурств состав на танцы в совхозный клуб в соседней Матвеевке. Майор Кива был в хороших отношениях с председателем совхоза, направлял солдат на помощь в уборке урожая и заготовке кормов для животноводства, а совхоз помогал в обеспечении продуктами своего производства.
Девушек в совхозе было больше, чем парней, поэтому на танцах они всегда приветливо встречали приехавших. Однажды кто-то из ребят проболтался своей дивчине, что Вадька играет на баяне, и с тех пор, когда он там появлялся, его просили подменить радиолу с пластинками живой музыкой. Поскольку заказы на исполнение шли в ногу с эстрадной музыкой, которую крутили по радио и показывали по телевизору, Вадьке приходилось подбирать на слух новые мелодии и песни.
Однажды, это было уже в конце апреля, к нему подошла стройненькая молодая девушка с косичками, заплетенными сзади в корзиночку и пригласила его на белый танец. Белый танец объявляли часто, поскольку девушки были в приглашениях гораздо решительнее ребят.
Девушку звали Людмилой, оказалось, что она из другой деревни по названию Федоровка, которая была конечным пунктом автобусного маршрута, аэропорт - Федоровка. У них в деревне не было клуба, поэтому желающие потанцевать приезжали по выходным дням в Матвеевку. Было ей чуть больше двадцати, на работу она ездила в город, где недалеко от аэропорта стала работать в парикмахерской сразу после окончания школы. Она была очень словоохотливой, рассказала, что живет с отцом в его доме, мать умерла при операции перитонита, что у неё мужа нет, но есть маленькая дочка, отец работает в лесхозе на пилораме, что у неё есть свой мотоцикл и она ездит на нём на работу и сюда в клуб.
Вадька с недоверием посмотрел на её ножки в белых туфельках и белое платье в синий горошек.
- А, понятно! - она перехватила его взгляд. - У меня на багажнике мотоцикла стоит сумка, а в ней комбинезон и ботинки.
- А ты в следующий выходной приедешь сюда на танцы?, - прозвучал вопрос, когда танец закончился.
- Не знаю, - честно ответил Вадька, - Вряд ли, скорее всего я буду на дежурстве. Она с минуту помолчала.
- А знаешь, хочешь я сама к тебе приеду?
Желание продолжить знакомство сквозило из её серо-зеленых глаз.
- А почему бы и нет, - подумал Вадька,
- Приезжай. Давай только я сейчас прикину, когда у меня свободный от дежурства день. В пятницу сможешь? - закончил он несложные подсчеты.
- Ой! Здорово! И мне в пятницу на работу не надо, хотя я бы все равно отпросилась!
В пятницу, когда Вадька еще спал после ночного дежурства, его разбудил дневальный,
- Товарищ сержант, там у ворот вас девушка спрашивает.
Надо же, приехала, - еще не отделавшись от остатков сна, подумал Вадька.
- Слушай подойди, пожалуйста к воротам, скажи, что я скоро выйду, - попросил он дневального.
- Нет, стоп! Не надо ходить, позвони на ворота, а то если заметят, что ты отлучился из казармы, можешь и наряд вне очереди схлопотать! Вадька, стал быстро одеваться. Застегивая гимнастерку на ходу, он заглянул в канцелярию. Там сидел и читал газету замполит.
- Товарищ майор! - обратился к нему Вадька, - Тут ко мне девушка знакомая приехала, я сегодня после смены, разрешите пару часов погулять с ней за территорией части.
Замполит хитро улыбнувшись, оторвался от чтения.
- Никак зазноба появилась? И когда только успел. Ладно иди, но не больше двух часов.
Вадька заскочил в каптерку, вытащил из своего вещмешка сумку со спортивным костюмом и кедами. Людмила встретила его улыбкой, которая ей очень шла, украшая, впрочем и так симпатичное лицо.
- Поедем, я покажу тебе где я живу.
- Хорошо, только давай отъедем метров на двести от части, я переоденусь, а то мало ли, патруль сюда черт занесет. Быстро переодевшись, Вадька сложил форму и сапоги в сумку и привязал её к багажнику. Сел сзади Людмилы, обхватил её за талию и они понеслись по дороге.
Федоровка оказалась небольшой, но уютной деревней. На приусадебных участках у каждого дома были яблоневые и вишневые сады, они еще не цвели, зато буйно цвела черёмуха и воздух был насыщен её густым ароматом. Дом в котором жили Людмила с отцом был не новым, но сложенный из толстых стволов лиственницы, казался очень добротным.
- Пойдем, покажу наше внутреннее убранство, да не стесняйся отец на работе, а дочку я отвела к маминой сестре.
- Да я и не стесняюсь, ответствовал Вадька.
Вход в дом был через пристроенную к нему большую веранду. Внутри дома все было в идеальном порядке и сияло чистотой. Вадьке понравилась внутренняя планировка. Строители строившие дом плясали, как говорят от печки, сделанной почти посередине общего пространства, которое делилось перегородками на три комнаты и кухню.
Вадька уселся на стоявший у стенки диван, рассматривая фотографии висевшие на стенах.
- Давай я тебя рыбным пирогом накормлю, ты же ведь и позавтракать не успел, - Людмила убежала на кухню. Через несколько минут зашумел поставленный на электроплитку чайник и запахло разогревающимся пирогом так вкусно, что Вадька сглотнул выделившуюся во рту слюну. Людмила села напротив него, уставила локти на стол и подперев подбородок маленькими кулачками с улыбкой смотрела, как Вадька расправляется с большим куском пирога, запивая его чаем.
- Спасибо! Пирог необыкновенно вкусный, прямо, как моя бабушка готовила!
- Меня тоже бабушка научила, мать в школе учительницей была, у неё на пироги времени не хватало.
- Это твоя мама? - Вадька показал на фотографию на стене, - а рядом отец, так?
- Да, верно, - сейчас я альбом с фотографиями возьму, покажу, какая она в молодости была.
- Иди, возвращайся на диван, там удобнее смотреть, - она вручила ему альбом и уселась рядом, подвернув под себя ноги.
- Вот это мама еще школьница, а это папа, они в одной школе учились. А это я маленькая, пять лет здесь…
Из-за Вадькиного плеча ей смотреть было не очень удобно, в итоге её голова стала касаться его груди. Вадька невольно прислонился щекой к её затылку…
Все произошло так, будто они встречались уже давным-давно. Он еще приходил в себя, когда взгляд упал на висевшие на стене часы-ходики. До возвращения в часть оставалось десять минут. Мигом вскочив и наскоро одевшись, они выскочили на улицу, как угорелые и через минуту мотоцикл уже мчал их в обратный путь. Уже когда Вадька опять переоделся и мотоцикл затих около въездных ворот в часть, она тихо спросила:
- Мы еще встретимся?
- Конечно, только мне надо записаться на увольнительную, чтобы у нас было побольше времени, ты помнишь телефон вашей парикмахерской?
- Ой! Конечно, помню!
В кармане гимнастерки у Вадьки оказалась шариковая ручка и он записал на своем запястье продиктованный телефон.
- Всё! Беги, милый пока тебя не хватились, а я буду ждать звонка, - она быстро чмокнула Вадьку в щеку. Через минуту мотоцикл уже скрылся из виду.
Вадька пошел относить вещи в каптерку, но сперва поинтересовался у дневального не спрашивал ли кто его, за время отсутствия, и с облегчением услышал, что нет. А значит, ничто не помешает получить увольнительную. Ему уже хотелось встретиться с Людой поскорее.
В этом году Вадька еще ни разу не ходил в увольнение, поэтому все прошло гладко, даже Кива обычно расспрашивающий для чего солдат просит увольнение на сутки, не стал придираться и подписал список увольнений.
Когда Вадька вышел из ворот, нагруженный сумкой с одеждой и выпрошенной у старшины маленькой двухместной палаткой, Людин мотоцикл уже стоял там, а когда он пошел переодеваться в придорожный кустарник, то оставшись в одних трусах вдруг ощутил обхватившие его сзади руки. Путь был продолжен только после того, как они вволю нацеловались. Сидя сзади Люды и обнимая её руками, Вадька рассказал ей свой план на эти сутки. А заключался он в том, чтобы приехать на берег Амура в каком-нибудь укромном месте, поставить там палатку и целый день и ночь наслаждаться друг другом. План был немедленно одобрен, они заехали в Федоровку, Люда забежала к своей тёте и уговорила её, чтобы та оставила у себя её дочку до следующего утра. Потом они затарились в магазине необходимым провиантом, из спиртного там было только «Советское шампанское», но они этому даже обрадовались. Потом Люда заскочила к себе в дом и взяла там необходимую посуду, котелок в том числе. а также рыбацкую острогу своего отца, в протоках шел на нерест сазан и Люда предложила поехать в то место, куда они с отцом ездили на рыбалку.
Был взят с собой и небольшой топорик, который очень пригодился при установке палатки и оборудовании кострища.
До места они добрались минут за сорок. Вадьке очень понравилось это место. Протока делала там плавную излучину, около которой в прибрежном лесу была маленькая полянка, вся желтая от одуванчиков, из которых Люда мигом сплела им по короне. Как только была натянута последняя верёвка, удерживающая откосы палатки, они оба стремительно юркнули туда и выгнало их оттуда только желание чего-нибудь съесть.
Но сразу утолить голод не получилось, стоило Вадьке отсалютовать выстрелом пробки из шампанского в честь долгожданной встречи и выпить по стакану бурлящего напитка, как они не сговариваясь, полезли снова в палатку, закусывать его жаркими поцелуями.
Наконец голод сказал свое веское слово. Вадька стал разводить костер, а Люда взяв острогу пошла вдоль берега и вскоре к Вадькиному изумлению вернулась с извивающимся на остроге, небольшим сазаном. К вечеру им удалось добыть еще парочку, причем один из них стоил сразу двух, по весу он был явно больше килограмма. Его Вадька взялся запечь у костра на рожнах, как они с отцом делали в Иркутске, добыв сига или ленка.
Как ни странно, несмотря на почти бессонную ночь, они оба проснулись, когда солнце еще только начинало раскрашивать полоски редких облачков на небе. За ночь они насытились друг другом и теперь оживив еще тлеющие угли, сидели молча у костра и ждали когда закипит вода в котелке, чтобы сделать чай. С реки тянуло холодком и Вадька прижал рукой Люду к себе.
- Я тебя очень прошу, - тихо прошептала Люда, - ничего не обещай мне, просто не отказывай мне во встречах с тобой, пока не уедешь домой...
Глава 6-ая. "АЦЕТОН" часть четвертая
Люда стремительно ворвалась в размеренную воинскими уставами Вадькину жизнь.
Он все чаще ловил себя на мысли, что она практически вытеснила воспоминания о Ляльке и Светке, вызванные полученными от них письмами. Теплые образы встреч с Таней, вызывали уже только чисто дружеский интерес.
Как так? Ведь интеллектуальный уровень был явно не в пользу Люды, в их доме Вадька не увидел даже признаков мало-мальской библиотеки, она кроме Хабаровска нигде не была, но в мастерстве поддерживания разговора, в ясности суждений ей было нельзя отказать. Разгадка этого феномена пришла в голову, когда Вадька стал анализировать поведение и реакции Люды, включая самые мелкие и незначительные детали. Ответ был удивительно прост.
В его прошлом были девчонки, а это была женщина.
Будучи практически одного возраста с ними, при всех раскладах не в её пользу, она лучше знала и разбиралась в жизни, чем они. Интуиция и наитие, вот в чем таились её козыри, и пользовалась она ими мастерски, не допуская ни одной фальшивой нотки.
Какие бы мысли не приходили в Вадькину голову, душа и сердце рвались к новой встрече, что-то похожее происходило и с Людой. В ожидании звонка от Вадьки она кидалась к телефону в парикмахерской на каждый звонок, за что получала грозные замечания от заведущей этого заведения.
Они изыскивали малейшие возможности для встреч и в общем-то им это удавалось.
В одном из домов, где жили офицеры, две небольшие двухкомнатные квартиры пустовали. Во время учений в них размещались офицеры обычно жившие в городе. В одной из них было, что-то типа художественной мастерской. Здесь готовили к праздникам стенгазеты и разного рода служебные плакаты. Раньше этими делами занимался старший сержант Случаев, но после его демобилизации замполит провел опрос и выяснилось, что выпуском подобного рода стенгазет приходилось заниматься в школьные годы Вадьке и Володе Чунбаю, им и было поручено это столь «необходимое», по мнению замполита, дело. Когда они делали первый экземпляр, им в голову пришла мысль попытаться немного приукрасить казарму, чтобы у неё был менее казённый вид. Сперва они уговорили старшину Горелова, а потом вместе с ним удалось уговорить и майора Киву.
В качестве первого опытного объекта был выбран хоз.уголок. На самой длинной стене, напротив входной двери Вадька с Володей нарисовали берёзовую рощу, а остальные стены вместо унылой серо-голубой краски стали приятного светло-желтого цвета. Старый металлический шкаф такого же серо-голубого цвета был перемещен в каптерку, а вместо него из привезенной старшиной толстой фанеры был сделан аккуратный стеллаж с закрытыми дверками, на каждой из которых были нарисованы хранящиеся за ними предметы бытовой утвари.На стоящий большой прямоугольный стол была сделана из фанеры новая овальная столешница, хорошо отшкуренная и окрашенная в тёмно-желтый цвет с широкой коричневой каймой.
Так получилось, что когда все было готово, по какой-то неведомой причине утром вместе с майором Кивой приехал замполит всей в/ч №21668 подполковник Кондратьев. Вадька был дежурным по центру, отдал всем находящимся в казарме команду «Смирно» и подойдя строевым шагом к вошедшим офицерам, приложил к пилотке руку и прокричал:
- Товарищ подполковник, разрешите обратиться к товарищу майору. И получив разрешение отрапортовал, что в отсутствие командира на центре никаких происшествий не случилось, в техздании на дежурстве отделение сержанта Красноштанова, дежурный офицер в тех.здании старший лейтенант Бортник, дежурный по роте сержант Панурин. Майор скомандовал «Вольно», Вадька, как эхо, громко повторил «Рота, вольно!»
Процедура встречи начальства была соблюдена. Уже подойдя к двери канцелярии, Кива оглянулся,
- Панурин, как продвигается ремонт?
- Закончили, товарищ майор! - доложил Вадька.
- Ну, тогда показывай! Майор повернул голову к Кондратьеву,
- Пойдем, Витя, посмотрим, что они там натворили.
Кива был с Кондратьевым в приятельских отношениях. Когда они зашли, Кива остолбенело смотрел на новое убранство комнаты, но лицо уже наливалось малиновым цветом и Вадька понял, что сейчас будет буря.
- Какого…, - Кива только начал фразу, но его перебил Кондратьев.
- Слушай, Александр Михайлович, а ведь здорово! Ну, умельцы у тебя, смотри
какую красоту соорудили!
- Им только дай волю, такой бордель тут устроят, - еще не отойдя от
нахлынувшего гнева, пробурчал майор.
- Да, ладно тебе ворчать, как старая бабка, я еще Суращенкова сюда привезу,
чтобы посмотрел, я ему давно говорю, что надо в ногу со временем идти. Гляди,
солдат сюда зайдет и у него душа улыбнется. А хорошее настроение у солдата,
значит он и к подвигу готов! Соображаешь?!
- Ладно, пойдем в канцелярию, Панурин, предупреди на кухне, что подполковник у
нас обедать будет.
- Есть, товарищ майор, предупредить на кухне, радостным голосом прокричал
Вадька.
- Ну, слава тебе… пронесло бурю вроде, добавил он про себя.
Следующим объектом для реконструкции должна была стать столовая, но это случилось только через год, а пока Вадька с Чунбаем начали рисовать на ватманских листах картины, чтобы повесить их в столовой. Не картины, конечно. Копии картин. Володя выбрал для себя левитановский пейзаж с озером, а Вадька картину современного немецкого художника, репродукцию которой он нашел в журнале «Иностранная литература», купленной в газетном киоске, когда его посылали в город, отвезти документы в штаб.
В журнале оказался нашумевший роман Сэлинджера «Над пропастью во ржи», о нем с восторгом, в письме ему написала Лялька. В этом же журнале была и та репродукция. На картине были изображены сидящие на пустынном пляже у моря девушка и молодой парень.
Картина была нарисована акварелью, в ней не было четких очертаний и Вадька решил, что с ней справиться ему будет проще. Рисовать им было разрешено в вечернее время, после ужина и до отбоя, в те дни, когда они были свободны от дежурств. Вот этим обстоятельством теперь и воспользовался Вадька.
Метров за сто от офицерских домов среди поля был небольшой берёзовый островок, там Люда оставляла свой мотоцикл, научившись подъезжать туда без света фар, чтобы никто не обратил внимания.
Квартира, в которой Вадька рисовал, была на первом этаже, он открывал окно и подхватывал залезавшую в него Люду. Во второй комнате стояли две кровати и двухстворчатый шкаф для верхней одежды, в котором Люде один раз пришлось спрятаться, когда однажды замполит решил перед сном проверить, как продвигается работа над картиной. В мастерской свет Вадька не выключал, но окно зашторивал, а в другой комнате, где они были с Людой свет не включали, да он им и не был нужен.
В середине июня ночью казарму подняли по тревоге, было объявлено построение с оружием. Начались учения в Дальневосточном военном округе, в которых одна из главных ролей предназначалась 11-ой армии ПВО, а следовательно и в/ч №21668, осуществлявшую связь командных центров округа между собой и главным штабом Министерства обороны в Москве.
На «Ацетон» прибыли трое проверяющих офицеров из штаба армии. На второй день учений Вадька был на дежурстве в тех.здании. Во втором часу ночи проверяющий офицер дал вводную установить радиорелейную связь с приемным центром, расположенным на противоположном конце города, в районе Красной речки. Это было для Вадьки не в новинку и в положенный норматив он уложился с запасом. Следующая вводная была куда посложнее, надо было не только поменять частоту, но и поляризацию сигнала. А для этого надо было лезть на мачту на верхушке которой была закреплена эллиптическая тарелка антенны, и произвести переключение подходящих к ней кабелей. Это Вадьке тоже делать приходилось, но дело сильно осложнялось сильной грозой, которая бушевала за окнами тех.здания.
Высота мачты была 30 метров, у неё было два яруса растяжек из металлических тросов, соединявших середину и верхнюю часть мачты с железобетонными кубами, вкопанными в землю в радиусе метров пятнадцати от основания. Сама мачта представляла собой сварную конструкцию из сорок пятого уголка с квадратом в поперечнике, сторона которого была 45 сантиметров.
Вадька лез по ней наверх, на несколько секунд пережидая мощные порывы ветра, которые так раскачивали её, несмотря на растяжки, что он еле на ней удерживался. Когда он добрался до тарелки, ему на помощь пришла молния, ярко осветившая все вокруг, правда только он открутил один разъем кабеля, как гром так шарахнул, что от мощного звука он чуть не потерял равновесие, видимо эпицентр грозы был совсем рядом. Наконец оба кабеля были откручены и поставлены на нужные места. Вадька перевел дух и начал спускаться.
Недели через полторы, дежуривший замполит на вечерней проверке, вызвал Вадьку и Сашу Красноштанова из строя и когда они по команде «Кругом» развернулись лицом к строю, объявил, что они по результатам, показанным в ходе учений, приказом по 11-ой армии поощрены краткосрочным отпуском на 10 дней с пребыванием по месту призыва.