— Алеша, я тут пирог с рыбой испекла, твой любимый, как Лена говорила. Заеду вечерком, на минуточку. Надо и серьезно поговорить.
Он хотел отказаться. Но сказать «нет» этому голосу было все равно что объявить войну по громкой связи. Он согласился. Скрипя зубами.
Теща приехала не с одним пирогом. С пирогом, салатом в огромной миске («ваш салат из рукколы — это для птичек»), и с лицом судьи, прибывшего для вынесения вердикта.
Ужин начался под аккомпанемент монолога Тамары Ивановны о пользе домашней еды и вреде ресторанов. Потом речь плавно перетекла на здоровье Лены.
— Совсем худющая. Руки-спички. Врачам надо показаться. Может, гормоны? Или уже… — она многозначительно улыбнулась, обведя взглядом их обоих, — …планы другие? Али уже свершилось? Не томите старую женщину!
Лена покраснела до корней волос.
— Мама, нет, о чем ты…
— Да что скромничать-то! Я всё вижу! Ты по-другому ходишь. — Тамара Ивановна прищурилась. — Если что, я коляску почти новую у подруги присмотрела. Экономия! А то ты, Алеша, на ветер деньги как всегда выбросишь. Вот на эту кухню, я узнавала, сколько ушло… Боже мой! На дачу можно было бы! Или на машину получше. А вы в кредит, поди, ввязались?
Алексей перестал есть. Он положил вилку на тарелку. Звук был тихий, но в наступившей вдруг паузе — звенящий.
—Тамара Ивановна, наши финансовые решения — это наше личное дело, — сказал он очень тихо, отчеканивая каждое слово.
— Какое личное? — искренне удивилась она. — Лена — моя дочь. Её дело — моё дело. Чтоб не наделали глупостей. Вон, первый её муж, тот тоже мнил себя финансистом, в долги влез, чуть квартиру не потерял алкаш. Хорошо, я вовремя вмешалась. — Она хлопнула себя ладонью по груди. — Так что я ваши траты не просто так спрашиваю. Опыт у меня горький.
Сравнение с первым мужем, неудачником и пьяницей, было как пощечина. Алексей видел, как Лена вся сжалась, будто пытаясь провалиться сквозь пол.
— Мама, перестань, пожалуйста, — простонала она, беззвучно шевеля губами.
— Чего «перестань»? Я правду говорю! Алеша — человек хороший, старательный, но и ему нужен контроль. Деньги — штука серьезная. Вот, скажи, — она ткнула вилкой в сторону гостиной, — зачем вам два таких телевизора? Один в спальне мало? И к чему ковер за двадцать тысяч? Он же чиститься не будет, дети его испачкают сразу!
«Дети». «Первый муж». «Контроль». Слова летели в его идеально отстроенную, хрупкую крепость. Алексей медленно поднялся из-за стола. Его движения были неестественно плавными, как у большого хищника. Он обвел взглядом стол: испуганное лицо жены, самодовольное, наглое лицо тещи.
И он произнес это. Четко. Глухо. Обращаясь не к той, кто спровоцировал, а к той, кто допустил. К той, чье молчание и было настоящей изменой.
— Лена.
Она вздрогнула, подняла на мужа глаза, полные ужасного предчувствия.
— Если так дальше пойдет, — он сделал микроскопическую паузу, в которой поместилась вся история их брака, — если твоя мать будет продолжать такое вытворять, я ее на порог нашего дома больше не пущу.
Лена хотела хоть что-то ответить, но воздух вырвался из её легких коротким, хриплым всхлипом. Её глаза стали огромными, стеклянными, она схватилась за горло, рот открылся в беззвучном крике. Она затряслась, пытаясь вдохнуть, но не могла. Это была тихая, стремительная паническая атака, парализующая и жуткая в своей беззвучности.
Тамара Ивановна сначала онемела от неожиданности. Потом её лицо исказилось гримасой такой грандиозной обиды, что это могло бы быть смешно, не будь так трагично.
— Что?! — взвыла она. — Да как ты смеешь?! Это и моей дочери дом тоже! Лена тоже тут хозяйка! Ты кто вообще такой, очкарик?! Выскочка!
Но её слова разбивались о каменную спину Алексея. Он не слушал её. Он смотрел на Лену, которая, побледнев как смерть, скользила со стула на пол, задыхаясь.
— Вон! — рявкнул он на тещу, впервые повысив голос до звериного рыка. — Сию секунду вон из моего дома!
Истерика Тамары Ивановны достигла апогея. Она рыдала, кричала что-то про черную неблагодарность, хватала свои вещи. Но её уже никто не слушал. Алексей бросился к Лене, пытаясь разжать ей скрюченные пальцы, говоря что-то резкое и отрывистое: «Дыши. Смотри на меня. Дыши, черт возьми!»
Хлопок входной двери прозвучал оглушительно громко. Алексей и Елена остались одни посреди разгромленного поля боя: крошки пирога, полные тарелки, запах несостоявшегося семейного ужина. И этот страшный, невидимый, но теперь осязаемый Порог. Он лежал между ними. Он отделял прошлое от будущего. И Лена, захлебываясь воздухом, уже понимала, что переступить назад через него, в тот мир, где можно было делать вид, что всё нормально, — уже никогда не получится.
Спустя некоторое время, Лена лежала в постели совсем обессиленная. Накрахмаленные простыни казались ей грубыми, как мешковина. Паническая атака отступила, оставив после себя изнурительную слабость и чувство, будто все внутренности выскребли начисто. Тело слушалось плохо, а мысли были тяжелыми и липкими, как горячий гудрон.
Алексей не ложился рядом. Он ушел в кабинет. И всю ночь Лена, затаив дыхание, слушала мерный, методичный стук его клавиатуры. Не быстрый, яростный, как во время работы, а медленный, отчеканивающий каждый удар.
Утром он вышел на кухню уже одетый для офиса, в идеально отглаженной рубашке. Лицо — маска из мрамора. Лена, сидевшая за столом с пустой кружкой, почувствовала, как сжимается желудок.
— Алексей… — начала она, и голос сорвался в шепот.
— Кофе есть? — перебил он, не глядя на неё, открывая холодильник.
— Я…не сварила. Сейчас…
— Не надо.
Он налил себе минеральной воды, выпил залпом, поставил стакан в раковину.
— Нам нужно поговорить, — сказал он наконец, поворачиваясь к ней. Его глаза были чистыми, холодными и абсолютно пустыми. — Но не как мужу и жене. Как двум людям, чей совместный проект оказался на грани банкротства.
— Что… что это значит? — прошептала она.
— Это значит, что я больше не могу. Не буду. Я выдержал пять лет регулярных диверсий, неуважения к моему дому, к моей жизни, к моим решениям. Я наблюдал, как ты с каждой её выходкой съеживаешься, превращаясь из моей жены в запуганную дочь. Этот треугольник — он уродлив и токсичен.
— Она моя мать… — слабо выдохнула Лена.
— А я твой муж! — голос Алексея впервые дрогнул, прорвав ледяную плотину. В нём проступила настоящая, старая боль. — Где твоя лояльность мне, Лена? Где наше «мы»? Тамара Ивановна приходит и говорит, как нам жить, на что тратить деньги, сравнивает меня с тем алкоголиком! И ты что делаешь? Ты смотришь в тарелку!
— Я пытаюсь не раскачивать лодку! Я пытаюсь, чтобы всем было хорошо!
— Всем не будет!— отрезал он. — Потому что её «хорошо» строится на уничтожении моего. И теперь у нас, — он сделал паузу, подчеркивая следующую фразу, — есть только два варианта. Или она, или я.
Воздух перестал поступать в легкие. Сердце заколотилось где-то в горле.
– Это… это ультиматум? — выдавила она.
— Это констатация факта.Наш брак — это наше пространство. Суверенная территория. А Тамара Ивановна — оккупант. Ты либо начинаешь защищать границы, либо признаёшь, что твоя настоящая семья — это она, а я так, временный постоялец. В таком случае, нам не о чем говорить.
Муж говорил так логично, так рационально, как будто разбирал неудачный бизнес-кейс. И в этом было самое страшное. Он был прав. Чудовищно, неоспоримо прав. Её мать действительно захватила их жизнь. И Лена действительно позволила.
— Я не могу её бросить, — слезы потекли по её лицу беззвучно, сами собой. — Она одна. Она всё для меня…
— Значит,твой выбор сделан, — холодно констатировал Алексей и двинулся к выходу.
— Нет!— крикнула она, вскакивая. — Я не могу выбрать! Это как выбрать, какое легкое оставить, а какое вырезать!
Он остановился у прихожей, рука уже на ручке двери.
— В биологии, Лена, такой выбор делают каждый день. Иначе организм погибает. Подумай. Вечером мне нужен твой ответ. Не чувства, а решение.
Дверь закрылась и Лена осталась одна в центре просторной, безупречной квартиры. И тут зазвонил телефон. Мама. Лена смотрела на экран, как кролик на удава. Звонок прервался. Через минуту — смс: «Доченька, как ты? Он тебя не бьет? Позвони, я с ума схожу от волнения».
Она не позвонила. Но через час телефон затрещал снова. И снова. И снова. В промежутках — смс. Сначала тревожные, потом обиженные, потом полные яда.
«Что же это такое, Ленка? Мать, которая жизнь за тебя отдала, на порог не пускают, а ты даже трубку взять не можешь? Предательство чистой воды».
«Одна я осталась на старости лет. Никому не нужна. Лучше бы тогда, в голодные годы, себе кусок последний оставляла, а не тебе».
«Я же ради тебя замуж не пошла! Всех отвергла! Чтобы ты чистой выросла! И вот благодарность! Мужик какой-то оказался дороже родной матери!»
Каждое слово матери было крюком, впивающимся в её и без того окровавленное чувство вины. Лена представляла маму одну, в старой хрущёвке, плачущей у телефона. И её тошнило от собственного бессилия и жестокости.
Вечером Алексей вернулся поздно. От него пахло не офисом, а чужим кафе и легким, едва уловимым запахом алкоголя, для храбрости. Муж был непоколебим. Лена долго сомневалась с чего начать разговор, а потом попыталась заговорить за ужином, который никто не ел.
— Алексей,давай мы просто установим правила… определённые дни… мама поймёт…
Он отложил вилку.
— Правила? С ней? Ты хочешь установить правила с ураганом? Она их сметёт за один визит. Нет, Лена. Или полный запрет на её присутствие в нашем доме. Или… — Он не договорил, но смысл повис в воздухе: «…или я уйду».
— Но как я ей это скажу?
— Это твоя задача.Ты разрешила этой ситуации разрастись. Ты и наводи порядок.
— Ты безжалостный.
— Нет.Я просто устал. Устал бороться за тебя с твоей же матерью.
Алексей ушел спать в кабинет. На следующий день задержался на работе. На следующий — сказал, что летит в командировку на два дня. Физическое отдаление было красноречивее любых слов. Его крепость опускала шлагбаум. И её, свою же жену, он оставлял по ту сторону, с толпой врагов, главным из которых была она сама со своей слабостью.
Лена сходила с ума. Она ходила по дому, трогала вещи, которые они выбирали вместе. Смотрела на его фотографии. Вспоминала его руки, его смех, который стал таким редким. Она вспоминала, как он, начинающий развиваться офисный работник, отдал последние деньги на её сломанный ноутбук, потому что «тебе для проектов нужно».
И в одну из этих бессонных ночей, когда тоска по нему, по их прошлому, затопила её с головой, пересилив даже чудовищную вину перед матерью, она приняла решение. Страшное, непоправимое. Она выбрала мужа.
Набрала номер матери. Руки тряслись так, что она едва могла удержать телефон.
— Мама… — её голос прозвучал как стон.
— Леночка?Наконец-то! Что с тобой? Он там…
— Мама, молчи! Послушай меня! — выкрикнула Лена, и в крике этом была вся её накопленная боль. — Пожалуйста… ты меня слышишь? Не приезжай. Не звони. Не сейчас.
На том конце провода наступила гробовая тишина, предвещающая бурю.
— Что…что ты сказала? — голос Тамары Ивановны стал тихим, шелестящим, как сухие листья.
— Я говорю…что нам с Алексеем нужно время. Пожалуйста, не приезжай, пока всё не уляжется. Ради меня. Прошу тебя.
Слёзы лились рекой, Лена давилась ими, пытаясь говорить.
— Пока всё не уляжется,— с ледяной, мертвенной чёткостью повторила мать. — Поняла. Значит, так. Значит, твой выбор сделан. Хорошо, Лена. Очень хорошо. Я тебя больше не побеспокою. Ни звонком, ни визитом. Живите счастливо, а я… всю жизнь одна жила и дальше буду жить. Надеяться не на кого.
Щелчок. Гудки. Лена долго сидела, прижав к уху телефон, в котором уже ничего не было, кроме ровного, равнодушного писка. Она только что перерезала пуповину и теперь чувствовала себя не свободной, а истекающей кровью, умирающей.
Затем, пытаясь унять дрожь в руках, послала Алексею смс, сухую, как отчет: «Я поговорила с матерью. Она не будет приезжать. Прости».
Он ответил через час: «Спасибо. Вернусь завтра вечером».
Ни любви, ни облегчения. Констатация. Шлагбаум, возможно, поднимется. Но на пороге, который она защитила, теперь лежала тень самого страшного предательства в её жизни. И Лена знала, что эта тень никогда её не отпустит.
Уважаемые читатели, на канале проводится конкурс. Оставьте лайк и комментарий к прочитанному рассказу и станьте участником конкурса. Оглашение результатов конкурса в конце каждой недели. Приз - бесплатная подписка на Премиум-рассказы на месяц.
Победители конкурса.
«Секретики» канала.
Самые лучшие и обсуждаемые рассказы.