Утро в доме Иволгиных обычно начиналось с начиналось с мягкой, бархатной, наполненной смыслом тишины. Звук кофемашины, тихое жужжание робота-пылесоса, запрограммированного на десять тридцать, – симфония контролируемого быта. Алексей Иволгин, заложив руки за голову, стоял у панорамного окна своей квартиры на двадцать втором этаже. Внизу копошился город, а здесь, в этой стеклянной крепости, было спокойно и тепло.
— Лен, ты видела новый отчет по дивидендам? — спросил он, не оборачиваясь, следя, как крошечная машинка внизу пытается втиснуться в невидимую ему парковку.
— Видела, — из кухни донесся тихий, ровный голос. — Очень хорошо.
«Очень хорошо»было ее стандартным ответом на все, что касалось его дел. Алексей удовлетворенно кивнул. Все было под контролем. Иволгин не просто зарабатывал. Он создавал надежную, предсказуемую систему. И Лена была важной, гармоничной частью этой системы. Его жена. Хозяйка этого глянцевого пространства.
Алексей прошел на кухню, широкую, стерильную, с мраморными столешницами и умной техникой, встроенной так, что не нарушала линий. Лена разливала по безупречно белым чашкам кофе. Ее движения были плавными, отточенными. Она была похожа на изящную фарфоровую статуэтку, идеально вписавшуюся в интерьер, который он, в конечном счете, и выбирал.
— Спасибо, — он взял чашку, пальцы скользнули по ее пальцам мимолетным прикосновением. — Кстати, насчет спальни. Дизайнер прислал новые эскизы светильников. Те, что ты хотела, «со слезинками», знаешь, оказались ненадежной фирмы. Я выбрал другие. Сдержанные, японские. Смотри.
Он протянул планшет. Лена взглянула на экран. Ее глаза — большие, серые, всегда казавшиеся немного удивленными — метнулись от изображения к его лицу и обратно. На прошлой неделе она часами, с редким для нее энтузиазмом, показывала ему именно те, «со слезинками». Говорила, что они добавят комнате нежности.
— Они… да, сдержанные, — сказала она, отводя взгляд к своему кофе. — Хорошо будут смотреться.
— Вот и отлично. Умница.
Он выпил кофе, думая о встрече в одиннадцать. Все было хорошо. Идеально. Если бы не одно «но», которое должно было вот-вот материализоваться в виде звонка в домофон.
Оно и материализовалось.
— Леночка, это я! — раздался из динамика голос, слишком громкий, слишком жизненный для этой тихой симфонии. — Открой, у меня руки заняты, пирог с вишней, горячий совсем!
Лена бросилась к панели, нажала кнопку. Алексей почувствовал, как по его спине пробежал холодный мурашек раздражения. Тамара Ивановна. Теща. Еженедельный тест на прочность его системы.
Она ворвалась в квартиру не столько вошла, сколько заполнила собой пространство, пахнущее ванилью, дешевым парфюмом и назойливой заботой.
— Ох, душеньки мои! — теща поставила на идеальный мраморный стол алюминиевую форму, оставив мокрый след от конденсата. — Алешенька, ты бледный какой! На работе гоняют? Ленка, ты что, кормишь его одними салатиками? Мужчине мясо нужно, сила!
— Доброе утро, Тамара Ивановна, — Алексей произнес фразу, как отработанную мантру, сохраняя вежливую полуулыбку. — Все в порядке, спасибо.
— Какое уж тут доброе, — махнула рукой теща, уже снимая пальто и оглядывая квартиру критическим, орлиным взглядом охотницы за пылью. — У вас тут, Лена, на подоконнике опять разводы. Эта горничная ваша никуда не годится. И занавески эти… — Она подошла к окну, взяла в пальцы дорогой тюль. — Ситчик какой-то, несерьезно. Ветерком сдует. И цвет бледный, траурный. Надо что-то посолиднее, с цветочками.
— Мам, это лен, — тихо начала Лена, но Алексей перебил, гладко и холодно:
— Мы выбирали вместе с дизайнером, Тамара Ивановна. Это эстетика. Воздушность.
— Эстетика, — фыркнула та. — У вас вся жизнь — одна эстетика. А про тепло, уют забыли. Холодно тут у вас, как в музее. Ни салфеток кружевных, ни статуэток.
— Мама, они правда качественные… Алексей, может, и правда, в гостиной повесим что-то плотнее? — Ее попытка угодить обоим выглядела жалко и раздражала Алексея еще больше. Он строил систему, а она вносила в нее хаос неуверенности.
За чаем с пирогом Тамара Ивановна перешла в наступление.
— Что вы за люди такие? — уставилась она на зятя. — Одни компьютеры на уме. И Ленку с пути сбиваешь. Не баба, а робот стала. Мужик, Лешка, должен дело делать руками! Вот мой первый муж, Лены отец, царство ему небесное, мог и полку повесить, и розетку починить. А у вас, я гляжу, даже гвоздя в стене нет.
Алексей ощутил, как сжимаются его челюсти. Он мог объяснить сложную финансовую модель, говорить на трех языках и выстроить бизнес-процесс с нуля. Но в глазах тещи он был «ненастоящим мужиком», потому что не стучал молотком.
— В нашем доме, Тамара Ивановна, для грубой физической работы есть профессионалы, — сказал он, и его голос зазвенел, как тонкое стекло. — Это эффективнее.
— Профессионалы, — она покачала головой, обращаясь к Лене. — Видишь, как он? Все у него через калькулятор. И жизнь, поди, тоже.
Лена побледнела.
— Мама, хватит, пожалуйста.
— Что «хватит»? Я заботу проявляю! Хочу, чтобы муж у тебя был мужиком настоящим, а не… офисным планктоном.
Алексей медленно встал. Было заметно как он побледнел:
— К сожалению, мне пора. Встреча. Лена, напомни, чтобы Света вымыла подоконник. Со следами.
Он вышел, не глядя на тещу. Его система дала трещину. Маленькую, почти невидимую. Но он ее слышал — тонкий, противный скрежет.
Вечером, когда Тамара Ивановна, наконец, уехала, оставив после себя крошки, запах пирога и чувство опустошения, Лена пыталась наладить тишину.
— Прости ее, Алексей, — сказала она, убирая форму в мойку. — Она просто… одинокая. И привыкла, что все через силу. Она ради меня на трех работах убивалась, когда папа ушел.
— Я это понимаю, — ответил он, глядя в монитор. — Но это не дает ей права приходить в мой дом и раздавать оценки. Мой дом, Лена. Который я построил для нас. Ты понимаешь разницу?
— Понимаю, — прошептала она.
— Она растила тебя одна. Хорошо. Но теперь у тебя есть я. И мы — семья. Наша собственная. У нее должны быть границы.
Слово «границы» он произнес особенно четко, как приговор.
Лена кивнула,глотая комок в горле.
Но уже через несколько дней, Тамара Ивановна снова встала между дочерью и зятей, нарушив привычную тишину в доме Иволгиных. Алексей планировал на выходные короткий, но важный для него побег — деловую поездку в Петербург и решил взять с собой жену.
Просто сменить обстановку, побыть вдвоем, укрепить систему. Он бронировал отель, смотрел выставки. Лена вначале оживилась, даже предложила маршрут по музеям. Старые, полузабытые огоньки загорелись в ее глазах. Она когда-то мечтала быть дизайнером, рисовала эскизы платьев. Петербург с его архитектурой мог вдохновить. Она на минуту позволила себе помечтать о брусчатке, каналах, о том, чтобы чувствовать, а не существовать.
И тут позвонила мать.
Лена взяла трубку в спальне, и Алексей, сидя в гостиной, сразу по опустившимся плечам и виноватому шёпоту понял: что-то не так.
— Да, мам… нет, мам, мы… а тебе плохо? Опять давление? Голова? Ты таблетки выпила? Одна?.. Я… я не знаю…
Он вошел в спальню. Лена вздрогнула, как пойманная на месте преступления.
— Что случилось? — спросил муж ровно.
— У мамы… криз. Голова раскалывается, одна дома. Боится скорую вызывать… — слезы блеснули на ее ресницах. — Алексей… прости. Мы не сможем… в Питер. Я не могу ее оставить одну.
Все внутри него застыло. Не из-за отмены поездки. Из-за этого взгляда. Взгляда испуганной девочки, которая выбирает маму. Не его. Не их общие планы. Маму.
— Я так понимаю, решение уже принято? — его голос был тихим и страшным.
— Она одна! — вырвалось у Лены, и это был почти крик. — У нее никого, кроме меня! Что я должна сделать? Бросить ее?
— А бросить меня? — парировал он. — Наши планы? Нашу жизнь, которая, как я наивно полагал, на первом месте?
— Это не бросить! Это перенести! — рыдала она теперь. — Ты не понимаешь, каково это — быть всем для человека!
— Понимаю, — ледяным тоном сказал Алексей. — Я как раз пытаюсь быть всем для тебя. Строить для тебя мир. Но, видимо, в твоем мире уже есть главный жилец. И это не я.
Он развернулся и ушел. Поездка была отменена. Лена осталась дома, в тишине, которая теперь гудела, как натянутая струна. Она не поехала к матери. Тамара Ивановна, получив сообщение «Алексей против, сорвались», сама приехала на следующий день, «проведать доченьку». И снова был пирог, и снова разводы на стеклах, и снова упреки в адрес Алексея, который «тиран и эгоист».
Алексей молчал. Он смотрел на эту женщину, сидящую на его диване, пьющую из его чашки и методично разбирающую по кирпичику его идеальное гнездо. И его раздражение, капля за каплей, переполняло чашу. Он еще не знал, что это не чаша, а бомба. И что фитиль уже тлеет.
Вечером, после ухода тещи, Лена, измученная, попыталась заговорить.
— Давай перенесем на ноябрь… Осенний Петербург тоже красивый…
Он не ответил. Он смотрел на входную дверь. На тот самый порог, который Тамара Ивановна переступала с таким чувством собственности. И в его голове, отточенной, логичной, уже выстраивался страшный, окончательный приговор: если семья не защищена от внешнего вмешательства, она рухнет. Если угроза семье — регулярная, ее нужно исключить. Если Лена не может сама поставить свою мать на место, это придется сделать ему.
Он еще не произнес вслух приговор. Но он уже был вынесен. И Лена, убирая в прихожей туфли матери, оставленные «на следующий раз», с содроганием почувствовала в идеальной тишине квартиры новый, пугающий звук. Звук того, как трещина в фундаменте ее жизни медленно, неумолимо пошла вширь.
В среду вечером, когда Алексей только пришел с совещания, снова явилась теща:
— Я мимо проезжала, купила Леночке витаминов, что доктор прописывал, — голос Тамары Ивановны в домофоне звучал сладковато-язвительно. — И тебе, Алешенька, для нервов травок. У вас тут, я гляжу, атмосфера тяжеловатая.
Алексею казалось, что теща влипла в вечер, как жвачка в волосы. Разложила по полочкам в холодильнике принесенные «полезности», попутно переставив всё по-своему. Комментировала лёгкий беспорядок на столе у Алексея («бумаги, бумаги, всю квартиру загадили»). И, уходя, бросила, глядя на Лену, которая нервно теребила край свитера:
— Ты что-то бледная, доча. Тебе бы отдохнуть. Может, на море вдвоем съездим? А то сил никаких нет, смотреть больно до чего тебя семейная жизнь довела. В твои-то годы я уже тебя под сердцем носила.
Лена сделала вид, что не расслышала. Алексей, сжимая в кулаке ручку, только выдавил:
— Спасибо за заботу, Тамара Ивановна. Доброй ночи.
Дверь закрылась. Лена обернулась к нему, глаза полные слез.
— Мама просто беспокоится…
— Она проверяет границы, Лена, — холодно отрезал Алексей. — И, как я вижу, не встречает сопротивления. Ты напрасно думаешь, Леночка, что твоя мать настолько проста. Она еще та штучка!
На следующий раз Тамара Ивановна явилась в субботу утром, с пакетами продуктов.
— Вы всё на полуфабрикатах заморсских живете! Натурального ничего! Я вам суп настоящий сварю, борщ!
Она не спрашивала.Она декларировала. И начала варить, заполнив квартиру запахами, которые Алексей терпеть не мог — жареного лука и бульона. Он пытался уйти в кабинет, но теща нашла его и там, протирая тряпкой уже чистый подоконник.
— Кстати, Алешенька, о деньгах. Вы тут кондиционер новый ставили? Зачем такие траты? У соседки моей сын ставил, в три раза дешевле вышло! И гарантия такая же. Я вам его номер оставлю. Надо экономнее, жизнь длинная, дети будут, копить нужно!
Зять молчал, глядя в монитор, пока белые точки не поплыли перед глазами. Дети. Она начала тему детей. Это была новая, опасная территория.
Лена, пытаясь потушить пожар, лепетала что-то про качество и шумность. Мать отмахивалась:
— Ты всегда его защищаешь! Мужчина должен быть добытчиком, а не транжирой! Мой первый, хоть и запил, а деньги в дом таскал исправно, считал каждую копейку, не то, что некоторые. Выкинут Лешку из офиса, поплачете еще! На что жить станете?
Алексей снова не выдержал:
— Простите, у меня срочный созвон. По работе, — солгал он, впервые не испытывая угрызений совести. Ему нужно было выйти из комнаты, из этого воздуха, пропитанного властью тещи.
Он уехал просто кататься по городу, и вернулся только к ночи. Борщ стоял в холодильнике, как укор. Лена спала, свернувшись калачиком на краю кровати.
Апофеозом, этой спланированной диверсией, стал воскресный ужин. В тот злополучный день, Тамара Ивановна позвонила лично Алексею — чего раньше никогда не делала….
Уважаемые читатели, на канале проводится конкурс. Оставьте лайк и комментарий к прочитанному рассказу и станьте участником конкурса. Оглашение результатов конкурса в конце каждой недели. Приз - бесплатная подписка на Премиум-рассказы на месяц.
Победители конкурса.
«Секретики» канала.
Самые лучшие и обсуждаемые рассказы.