Ключ повернулся в замке как-то не так. Слишком туго, будто кто-то изнутри подпёр дверь. Вера нахмурилась, толкнула посильнее — и замерла на пороге. В её прихожей стояли три чемодана. Не маленьких дорожных, а здоровенных, таких, что в отпуск на месяц берут. Рядом пакеты с продуктами, коробки, свёрнутое одеяло.
— Серёжа! — позвала она, стаскивая туфли. — Ты дома?
Из кухни вышел муж. За ним, вытирая руки полотенцем, появилась свекровь. Галина Михайловна улыбалась так, словно это её квартира, а Вера — случайная гостья.
— А, Верочка, пришла! Мы тут как раз чай пили. Хочешь, налью?
Вера не ответила. Посмотрела на мужа. Тот отвёл глаза.
— Серёжа, что происходит? Почему в прихожей вещи?
— Ну… — он почесал затылок. — Мама приехала. На некоторое время.
— На какое время?
— Пока у неё дома ремонт идёт. Там трубы меняют, полы перекладывают. Жить невозможно. Я думал, ты не будешь против.
Нежданные чемоданы
Вера прислонилась к стене. Голова закружилась — не от усталости, а от наглости происходящего. Она работала с восьми утра, весь день на ногах, в душной аптеке, где каждый второй посетитель скандалист. Мечтала только об одном — прийти в свою однушку, где на стенах висели её фотографии с моря, где пахло кофе и лавандой от саше в шкафу, где можно было просто лечь на любимый диван у окна и помолчать. А тут — свекровь. С чемоданами. Без предупреждения.
— Серёжа, выйди сюда, — голос у Веры был тихий, но твёрдый.
Он нехотя вышел в коридор. Галина Михайловна осталась в помещении для готовки, но Вера знала — та слушает. Уши у свекрови были как локаторы.
— Ты хоть спросить мог? — Вера говорила шёпотом. — Предупредить хотя бы?
— Ну я думал, ты поймёшь. Она же моя мать. Ей некуда идти.
— У неё есть жильё! Пусть живёт в гостинице, пока ремонт. Или у твоей сестры.
— У Ленки места нет, она в однушке. А гостиница — это деньги.
— А моё согласие — это что?
Серёжа вздохнул, как вздыхают с капризными детьми.
— Вера, ну не начинай. Это ненадолго. Максимум месяц. Потерпи немного.
Она хотела крикнуть, что не будет терпеть, что это её дом, купленный ещё до брака, на её деньги. Что она устала приходить домой и находить там кого-то ещё. Но Галина Михайловна уже вышла, с чашкой в руках.
— Верочка, я понимаю, неожиданность для тебя. Но я постараюсь не мешать. Буду как мышка. Ты меня даже не заметишь.
Вера посмотрела на эту женщину. На её уверенное лицо, на то, как она уже расположилась, будто здесь её пространство. И промолчала. Просто развернулась и пошла в спальню.
Цунами в тапочках
Галина Михайловна, конечно, врала. Она не была мышкой. Она двигалась по квартире, как шторм, сметая границы. Уже на следующее утро Вера проснулась от грохота кастрюль. Свекровь готовила завтрак. В семь утра. В выходной. Вера лежала, слушая, как та что-то напевает, бренчит посудой, открывает шкафы.
— Серёж, вставай, завтрак готов! — раздалось оттуда.
Муж застонал, повернулся на другой бок. Вера толкнула его в плечо.
— Твоя мама.
— Ну и что? Спи дальше.
— Как я буду спать, если она там оркестр устроила?
Он не ответил, только натянул одеяло на голову. Вера встала, накинула халат и вышла. Пахло жареным луком и чем-то ещё, резким. Её утренний запах кофе исчез, растворился в этом чужом аромате. Галина Михайловна стояла у плиты, помешивая что-то в сковороде.
— Доброе утро! Я картошечку пожарила, с грибочками. Садись, угощайся.
— Галина Михайловна, я по утрам не ем.
— Как не ешь? Завтрак — это самое важное! Надо обязательно плотно поесть, иначе желудок испортишь.
Вера налила себе воды из фильтра и вышла обратно в комнату. Села на кровать и закрыла глаза. Раздражение стягивало виски, как тугая повязка. Она понимала — если не остановить это сейчас, дальше будет только хуже.
Серёжа проснулся ближе к обеду. Пришёл в зону готовки, сел за стол, мать тут же принесла ему тарелку с картошкой.
— Ешь, сынок, пока тёплое.
Он ел, она сидела рядом и смотрела с умилением. Вера стояла в дверях и наблюдала за этой картиной. Мать и сын. Идиллия. А она — лишняя.
— Серёж, мне надо в магазин, — сказала Галина Михайловна. — Проводишь?
— Конечно, мам.
Они ушли. Вера осталась одна. Села на свой диван у окна — тот самый, где любила читать по вечерам, — и попыталась успокоиться. Это временно, говорила она себе. Месяц пройдёт быстро. Надо просто перетерпеть.
Но месяц не проходил. Он тянулся, как резина. Галина Михайловна обживалась с каждым днём всё больше. Она переставила всю посуду по-своему, повесила свои полотенца, засунула в холодильник свои баночки с салатами. Вера открывала дверцу — и вместо своего привычного порядка видела чужую систему. Она вставала раньше всех и ложилась позже. Она готовила, убирала, стирала. И при этом постоянно что-то комментировала.
— Верочка, ты эту кофточку в стиральную машину положила? Её же нельзя так стирать, она сядет! Давай я руками постираю.
— Верочка, у тебя мясо в холодильнике несвежее. Я его выбросила, не обижайся.
— Верочка, ты бы занавески поменяла. Эти уже застиранные, некрасиво смотрятся.
Вера молчала. Сжимала зубы и молчала. Серёжа не замечал ничего. Он приходил с работы, обнимал мать, спрашивал, что на ужин. Вере он задавал вопросы всё реже. Как будто её и не было.
Однажды вечером Вера пришла домой позже обычного. Задержалась на работе — инвентаризация. Открыла дверь и услышала смех из гостиной. Зашла — на диване сидела Галина Михайловна, рядом Серёжа, а напротив, в кресле, ещё одна женщина. Незнакомая.
— А, Верочка! — свекровь помахала рукой. — Познакомься, это моя подруга, Тамара. Она тут рядом живёт, зашла в гости.
В гости. В её дом. Без спроса.
— Здравствуйте, — Вера кивнула и прошла в помещение для готовки.
Там на столе стояли чашки, тарелки с печеньем, заварник. Уютное чаепитие. Вера достала из холодильника йогурт, открыла его и стала есть прямо у окна, стоя. Ей не хотелось возвращаться в комнату, где все делали вид, что это нормально.
Серёжа зашёл, когда гостья ушла.
— Ты чего такая кислая?
— Я не кислая. Я удивлена, что твоя мать водит сюда своих подруг.
— Мама же не со зла, она просто заботится. Ей скучно одной сидеть, она привыкла общаться.
— Серёжа, это моё жильё! Моя собственность! Я хочу приходить домой и не находить там посторонних людей!
— Тамара не посторонний человек. Она мамина подруга детства.
— Мне всё равно! Пусть встречаются у неё! Или в кафе!
Он посмотрел на Веру с недоумением.
— Ты всегда так остро реагируешь на мелочи?
— Это не мелочи. Это моё пространство. И я имею право решать, кто тут бывает.
— Вера, я не узнаю тебя. Ты стала какая-то злая, нетерпимая. Мама старается, готовит, убирает. А ты только и делаешь, что недовольное лицо корчишь.
Она открыла рот, чтобы ответить, но Серёжа уже развернулся и ушёл. Вера осталась стоять. Руки дрожали. Внутри всё кипело.
Точка кипения
На следующий день она пришла с работы и увидела, что в прихожей стоит ещё один чемодан. Маленький, дорожный. Вера зашла в гостиную. Галина Михайловна сидела на диване и вязала. Рядом с ней, в кресле, сидел мужчина лет шестидесяти. Незнакомый.
— А, Верочка! Познакомься, это мой брат, дядя Коля. Он приехал из Тулы, на пару дней. Я его пригласила остановиться у нас.
У нас. Вера услышала это «у нас» и что-то внутри щёлкнуло. Тихо, почти незаметно. Но необратимо.
— Здравствуйте, — кивнула она дяде Коле и прошла в спальню.
Серёжа лежал на кровати, смотрел что-то в телефоне. Вера села рядом.
— Твой дядя будет жить с нами?
— Ну да. На пару дней. Мама попросила.
— Серёжа, это надо прекратить.
— Что прекратить?
— Всё это. Твоя мать живёт тут уже полтора месяца. Полтора! Она сказала — месяц. А теперь ещё и дядю привела.
— Ну ремонт затянулся. Это же нормально. И дядя Коля хороший человек, тихий. Он тебе мешать не будет.
Вера встала. Подошла к окну. За стеклом темнело, горели фонари. Где-то там, за этими окнами, жили люди, у которых дома были свои, личные. Где они могли просто прийти и отдохнуть. Без свекровей, без дядей, без чужих взглядов.
— Завтра твоя мать и её брат съезжают. Я устала. Мне нужен мой дом обратно.
Серёжа поднял голову.
— Что ты сказала?
— Я сказала — завтра они уезжают. В гостиницу. На съёмное жильё. В её дом, где ремонт. Мне всё равно. Но отсюда они уезжают. Завтра.
Серёжа вскочил с кровати.
— Ты с ума сошла? Это моя мать! Я не выгоню её!
— Тогда уезжай вместе с ней.
Он замер. Посмотрел на Веру так, будто впервые увидел.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
Она вышла из спальни, прошла мимо гостиной, где свекровь и дядя Коля мирно пили чай, надела куртку и вышла из дома. Спустилась вниз, села на лавочку у подъезда. Было холодно, но ей было всё равно. Она сидела и смотрела в темноту. Тишина в голове казалась непривычной, почти пугающей.
Серёжа вышел через полчаса. Сел рядом.
— Мама расстроена.
— Я тоже была расстроена. Полтора месяца. Я в своём доме стала гостем.
Он молчал. Потом вздохнул.
— Но это же моя мать, Вер. Я не могу просто взять и выставить её за дверь.
— Я не прошу тебя выставлять. Я прошу найти ей другое место. Ты же видишь — мне тяжело. Или нет?
Он отвёл взгляд.
— Вижу. Но думал, ты потерпишь. Мама всегда была такая активная, она не умеет сидеть сложа руки. Ей кажется, что она помогает.
— Я понимаю её желание заботиться. Но мне нужно моё пространство. Я не могу больше жить в режиме ожидания, когда же они уедут.
Серёжа посидел молча, потом достал телефон.
— Ладно. Сейчас позвоню риелтору. Завтра же найду им квартиру. На месяц, пока ремонт закончится.
— Спасибо.
Он обнял её.
— Прости, что не услышал раньше. Правда. Я просто привык, что мама всегда рядом, всегда помогает. Не подумал, как это для тебя.
Новое начало
Галина Михайловна и дядя Коля уехали на следующий день. Свекровь молчала почти всю дорогу, только когда Серёжа помогал ей с вещами, тихо сказала:
— Я правда хотела помочь. Думала, Верочке будет легче, если я готовить буду, убирать. У меня ведь с моей свекровью так было — она приезжала, мне помогала. Я была рада.
Серёжа обнял мать.
— Мам, все люди разные. Вере нужно больше личного пространства. Это не значит, что она тебя не любит.
Вера осталась одна. Прошлась по дому, открыла окна настежь. Переставила посуду обратно. Сняла чужие полотенца. Достала из шкафа саше с лавандой и положила на полку. Сварила кофе — и запах наконец вернулся, родной, привычный. И наконец легла на свой диван у окна — просто так, не думая ни о чём.
Серёжа вернулся поздно вечером. Сел рядом.
— Мама расстроена. Говорит, хотела помочь, а получилось наоборот. Она вспомнила, как сама терпела мою бабушку, думала, что все невестки так живут.
— Я понимаю её намерения были благими. Но полтора месяца я молчала и копила это внутри. Мне казалось, что я схожу с ума в собственном доме.
— Я понял. Прости. Правда. Я не думал, что тебе так тяжело. Просто мама всегда была такая энергичная, я привык не замечать.
Вера посмотрела на него. Муж. Хороший, в общем-то, человек. Просто слепой. Как многие.
— В следующий раз спрашивай. До того, как привести кого-то в наш дом. Это касается обоих. Договорились?
Он кивнул.
— Договорились. Я уже объяснил маме, что нам нужно больше личного пространства. Она обещала предупреждать заранее, если захочет приехать. И буду внимательнее к твоим чувствам.
Она обняла его. Кажется, он правда понял.
Как вы объясняете близким свои границы? Поделитесь рабочим способом в комментариях!