Найти в Дзене
Дарья Соколова

Родня не звонила годами, пока я не получила наследство. Теперь у меня полон дом гостей, и каждый требует свою долю

Августовский вечер лип к коже, как мокрая простыня. В кухне старого дома, доставшегося Гале от бабы Тони, пахло перезрелыми яблоками, дешевым пивом и чужим потом. Мухи, одуревшие от духоты, бились о мутное стекло, но этот звук тонул в гвалте голосов. Галя стояла у мойки, счищая пригоревший жир со сковородки. Вода в кране была еле теплая, напор скакал — насос в колодце не справлялся. — Галюнь, ну ты чего там застряла? — тетка Света, мамина сестра, громко рыгнула и похлопала ладонью по столу. — Неси огурцы! Те, что в банке, хрустящие. Закусывать чем-то надо. За круглым столом, который Галя помнила еще с детства заставленным лекарствами и тонометрами, теперь сидело четверо. Тетка Света, ее сын Виталик — тридцатилетний лоб с одутловатым лицом, двоюродная сестра Ира и ее муж, молчаливый водитель маршрутки. Они приехали три дня назад. «Помянуть бабушку, проведать племянницу, помочь по хозяйству». Помощь заключалась в том, что Виталик один раз сходил в магазин за добавкой, а тетка Света дава

Августовский вечер лип к коже, как мокрая простыня. В кухне старого дома, доставшегося Гале от бабы Тони, пахло перезрелыми яблоками, дешевым пивом и чужим потом. Мухи, одуревшие от духоты, бились о мутное стекло, но этот звук тонул в гвалте голосов.

Галя стояла у мойки, счищая пригоревший жир со сковородки. Вода в кране была еле теплая, напор скакал — насос в колодце не справлялся.

— Галюнь, ну ты чего там застряла? — тетка Света, мамина сестра, громко рыгнула и похлопала ладонью по столу. — Неси огурцы! Те, что в банке, хрустящие. Закусывать чем-то надо.

За круглым столом, который Галя помнила еще с детства заставленным лекарствами и тонометрами, теперь сидело четверо. Тетка Света, ее сын Виталик — тридцатилетний лоб с одутловатым лицом, двоюродная сестра Ира и ее муж, молчаливый водитель маршрутки.

Они приехали три дня назад. «Помянуть бабушку, проведать племянницу, помочь по хозяйству». Помощь заключалась в том, что Виталик один раз сходил в магазин за добавкой, а тетка Света давала советы, как правильно солить капусту, пока Галя драила полы.

— Сейчас, — Галя вытерла руки о полотенце. Ткань была влажной и неприятной.

Она достала банку из холодильника. Старенький «Орск» натужно загудел, вздрогнул, словно жалуясь на перегрузку.

— Дом, конечно, крепкий, — рассуждал Виталик, поддевая вилкой шпротину прямо из банки. Масло капнуло на клеенчатую скатерть. Он не заметил. — Сруб хороший. Если обшить сайдингом и окна поменять, ляма за три уйдет. А то и за четыре, тут же газ по границе.

— О чем ты говоришь, Витенька! — всплеснула руками Ира. — Какие три миллиона? Тут вложений на миллион только. Крыша вон, видела, мох на шифере? Галя, ты о чем думала, пока бабка жива была? Надо было ее трясти, чтоб ремонтировала.

Галя поставила огурцы на стол. Звук стеклотары о дерево прозвучал слишком громко.

— Баба Тоня лежала три года, — тихо сказала она. — Ей не до крыши было. Ей памперсы нужны были и обезбол.

За столом повисла секундная пауза, но тетка Света быстро заполнила ее звоном рюмки.

— Ой, ну не начинай, мученица. Все мы помогали, чем могли. Я вот молитвы заказывала. Ира звонила регулярно. Ты молодая, тебе проще было горшки выносить. А теперь, раз уж так вышло... надо по-семейному решать.

— Что решать? — Галя села на табуретку в углу. Ноги гудели. Она спала на полу в гостиной, потому что единственную нормальную кровать заняли тетка с Ирой.

— Как что? Наследство, — Света улыбнулась, обнажив золотую коронку. — Ты, Галюня, девка одинокая, детей нет. Зачем тебе такой домище и пятнадцать соток? Ты ж загнешься тут картошку копать. А у Ирочки ипотека, двое деток в однушке ютятся. У Виталика машина сыпется, работать не на чем. Бог велел делиться.

— Завещание на меня, — Галя смотрела на жирную муху, ползущую по краю хлебницы.

— Завещание — это бумажка, — отмахнулся Виталик. — Его и оспорить можно. Бабка старая была, таблетки глотала горстями. Мало ли, что ты ей там подсунула подписать. Мы ж не звери, судиться не хотим. Предлагаем по совести. Продаем халупу, деньги на три части: тебе, матери и Ирке.

В груди у Гали поднималась тяжелая, горячая волна. Три года. Три года в этом доме пахло не яблоками, а хлоркой и мочой. Три года она не была в отпуске. Эти люди ни разу не приехали, даже когда Тоня умирала и кричала от боли так, что соседи крестились.

— Я не буду продавать, — сказала Галя.

Света нахмурилась. Лицо ее, красное от духоты и наливки, стало жестким.

— Не будь жадной, Галина. Это грех. Мы — семья. Или ты хочешь, чтобы мы с тобой, как с чужой разговаривали?

В дверь постучали. Резко, требовательно.

Все вздрогнули. Виталик поперхнулся пивом.

— Кого там черт несет на ночь глядя? — буркнула тетка. — Соседи, небось, на шум жалуются. Сходи, Галь.

Галя вышла в темные сени. Снаружи надвигалась гроза — воздух стал плотным, электрическим, пахло озоном и пылью, которую вот-вот прибьет дождь. Она отодвинула засов.

На пороге стоял риелтор — местный, ушлый мужичок в мятой рубашке с коротким рукавом. Галя видела его пару раз в поселке.

— Добрый вечер, — он даже не посмотрел на Галю, пытаясь заглянуть ей за плечо. — Светлана Петровна здесь? У нас показ на восемь вечера назначен, клиенты в машине сидят. Из города приехали, с наличкой.

Галя застыла, держась за холодную ручку двери.

— Какой показ? — переспросила она, чувствуя, как немеют губы.

— Дома, какой же еще. Светлана Петровна звонила утром, сказала — вопрос решен, собственница согласна, документы готовы, срочная продажа со скидкой. Так мы заходим?

Читать продолжение ⬅