– Вы серьёзно? – я прижала телефон к уху так сильно, что пластик впился в кожу. – Это моя квартира. Я её купила. На свои деньги. До свадьбы.
В трубке повисла пауза такая тяжёлая, что я услышала, как в её квартире тикают старые настенные часы – те самые, с кукушкой, которые когда-то висели у нас в прихожей, пока мы не переехали.
– Ксюша, милая, – наконец заговорила Светлана Петровна уже мягче, будто я ребёнок, который плохо понял урок, – ты же понимаешь, квартира большая, трёхкомнатная, в хорошем районе. А мы с папой на пенсии, Дима с семьёй в съёмной двушке ютится… Ну куда нам всем? Вот и решили: ты пока поживёшь у мамы своей, а мы все вместе здесь. Временно, конечно. Потом что-нибудь придумаем.
Я посмотрела в огромное, во всю стену, окно. За стеклом – вечерняя Москва, огни новостройки, которую я сама спроектировала и построила. Мой дом. Мой первый большой проект после того, как я унаследовала компанию отца. Двадцать четыре этажа, четыре подъезда, триста восемь квартир, подземный паркинг и закрытая территория с фонтаном во дворе. Всё это – моё. Юридически моё. С печатью, подписью и записью в Росреестре.
А они решили, что я просто «невестка с хорошей квартирой».
– Светлана Петровна, – я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело, – я завтра приеду. И мы всё обсудим. Лично.
– Конечно, доченька, приезжай, – обрадовалась она. – Я пирожков напеку, с капустой, ты же любишь.
Я положила трубку и долго стояла у окна. Внизу, во дворе, светились фонари, отражаясь в воде фонтана. Три года назад здесь был пустырь. Я сама ходила по этой грязи в резиновых сапогах, проверяла котлован, ругалась с подрядчиками, спорила с архитекторами. Я знала каждый угол этого дома. Знала, где в третьем подъезде чуть криво положили плитку, потому что мастер заболел, а я не успела проконтролировать. Знала, где в пятом этаже лучше ловит интернет, потому что там стоит дополнительный роутер, который я оплатила из своего кармана, когда жильцы пожаловались.
И вот теперь меня отсюда выгоняют.
Как будто я случайный человек.
Как будто это не я плакала от счастья, когда получила ключи от первой сданной квартиры.
Как будто это не я сама выбрала эту трёшку на двадцать третьем этаже – с видом на реку и на старый парк, где мы с Артёмом когда-то гуляли, ещё студентами.
Артём. Муж. Тот, кто сейчас молчит.
Он позвонил вчера вечером, когда я была на объекте в Подмосковье.
– Ксюш, маме плохо с сердцем, – сказал он тихо. – Давление скачет. Врачи говорят, нужен свежий воздух, тишина, хороший район… Я подумал… ну, наша квартира же пустует почти, ты всё время в разъездах…
– Артём, – перебила я, – это не «наша» квартира. Это моя. Я её купила до свадьбы. Ты сам подписывал брачный договор.
– Я помню, – он вздохнул. – Но маме правда плохо. И Димке с детьми тесно. Это же временно. Ты же не против помочь семье?
Семье.
Слово, которое он произносил так легко.
А я вспоминала, как на нашей свадьбе Светлана Петровна шептала соседке по столу: «Красивая свадьба, конечно, но кто ж за невесту платит? Отец её, говорят, бизнесмен известный… Ну ничего, Артём наш теперь при деле будет».
Я тогда сделала вид, что не слышала.
Потому что любила.
Потому что думала – со временем всё наладится.
А теперь они решили, что могут просто взять и переселиться в мою квартиру. В мой дом.
Как будто я – временное неудобство.
Как будто я – не хозяйка.
На следующий день я приехала к девяти утра.
Лифт бесшумно поднял меня на двадцать третий этаж. Я открыла дверь своим ключом – тем самым, который мне вручили на торжественном открытии комплекса, когда мэр города перерезал красную ленточку, а журналисты снимали меня на фоне таблички «ЖК «Ривер Парк» – лучший проект года».
В квартире уже пахло пирогами.
И голосами.
– О, Ксюшенька пришла! – Светлана Петровна вышла из кухни в моём фартуке – том самом, с вышитыми ромашками, который я купила в Праге. – Проходи, проходи, мы тут уже всё обжились немного.
Я замерла в дверях.
В моей гостиной, на моём диване, сидел Дима – брат Артёма – с ноутбуком на коленях. Его жена Лена кормила ребёнка из бутылочки прямо на моём белом ковре. Второй ребёнок ползал по полу и тянул в рот пульт от телевизора.
Артём стоял у окна и смотрел вниз – туда, где во дворе уже играли чужие дети. Он обернулся, когда я вошла.
– Привет, – сказал он неловко. – Ты… рано.
– Это моя квартира, – ответила я, снимая пальто. – Я имею право приходить, когда захочу.
Светлана Петровна всплеснула руками.
– Ну что ты сразу в штыки, доченька! Мы же по-хорошему. Смотри, я тут порядок навела, пыль протёрла, цветы полила…
Я посмотрела на мои орхидеи. Они стояли в новых горшках – ярко-розовых, пластиковых. Прежние, керамические, ручной работы, видимо, уже в мусоре.
– Светлана Петровна, – я глубоко вдохнула, – давайте сядем и поговорим спокойно.
Мы сели за мой стол – тот самый, из массива дуба, который я выбирала три месяца.
Дима отложил ноутбук.
Лена усадила детей в мою спальню – «пусть поспят, они рано встали».
Артём сел рядом с матерью.
Я осталась одна с другой стороны стола.
Как на допросе.
– Итак, – начала Светлана Петровна, складывая руки на груди, – мы решили так. Ты пока поживёшь у своей мамы, она же одна, в большом доме. А мы тут все вместе. Временно. Месяца три-четыре. Пока Дима работу нормальную не найдёт, пока мы с папой здоровье подлечим. Потом видно будет.
Я посмотрела на Артёма.
Он отвёл взгляд.
– А ты что скажешь? – спросила я мужа.
– Ксюш… – он замялся. – Маме правда плохо. И Димке тесно. Мы же семья…
– Семья, – повторила я. – А я кто?
– Ты моя жена, – быстро сказал он. – Но пойми…
– Я всё понимаю, – перебила я. – Вы решили, что можете просто взять мою квартиру, потому что я «своя». Потому что я не чужая. Потому что я должна.
Светлана Петровна кивнула.
– Вот именно, Ксюша. Ты же не чужая. Ты наша.
Я встала.
Подошла к окну.
Внизу, во дворе, консьерж в униформе отдавал ключи новому жильцу. Я знала его – это был хирург из Первой градской, купил квартиру на двенадцатом этаже.
Мой дом.
Мой.
– Светлана Петровна, – я обернулась, – а вы знаете, кто собственник этого дома?
Она пожала плечами.
– Ну, какая-то компания, наверное. Застройщик.
– Да, – кивнула я. – Компания называется «Ривер Девелопмент». Её владелица – я.
В комнате стало очень тихо.
Даже дети в спальне, будто почувствовав, затихли.
Артём медленно поднял голову.
– Что… что ты сказала?
– Я сказала, – я достала из сумки папку с документами и положила на стол, – что этот дом принадлежит мне. Полностью. Все четыре подъезда. Все квартиры проданы, кроме этой. Эта – моя личная. И я не собираюсь никуда уезжать.
Светлана Петровна открыла рот, но не нашла слов.
Дима побледнел.
Лена выглянула из спальни, держа на руках младшего сына.
– Ксюша… ты шутишь? – выдавил Артём.
– Нет, – я открыла папку и положила перед ними выписку из ЕГРН. – Вот. Читаем вместе. Собственник – Ксения Игоревна Морозова. Вся земля, весь дом, вся инфраструктура.
Я смотрела, как они по очереди берут бумагу дрожащими руками.
Как меняется выражение их лиц.
Как рушится то, что они так уверенно строили в своих головах.
– То есть… – начала Светлана Петровна и осеклась.
– То есть, – я улыбнулась, – вы сейчас находитесь в моей квартире. В моём доме. И я очень прошу вас собрать вещи и уехать. Прямо сейчас.
Артём встал.
– Ксюша, подожди…
– Нет, – я покачала головой. – Я ждала три года. Я молчала, когда вы считали, что я «удачно вышла замуж». Я молчала, когда вы думали, что это Артём купил квартиру на свою зарплату инженера. Я молчала, когда вы решали за меня, где мне жить. Хватит.
Я подошла к двери и открыла её.
– Прошу.
Светлана Петровна вдруг заплакала.
Тихо, без всхлипов, просто слёзы текли по щекам.
– Ксюша… мы же не знали…
– Теперь знаете, – сказала я.
И в этот момент я поняла: это только начало.
Потому что завтра сюда приедет Артём.
Один.
И скажет, что всё исправит.
И я ещё не решила, что ему ответить…
– Ксюша, открой, пожалуйста… Это я.
Голос Артёма за дверью звучал глухо, будто он говорил через вату. Было уже одиннадцать вечера. Я сидела на диване с бокалом красного и смотрела, как огни города отражаются в реке. После того, как они уехали (молча, с чемоданами, не глядя друг на друга), в квартире стало так тихо, что слышно было, как работает холодильник.
Я не хотела открывать. Правда не хотела. Но всё-таки встала и нажала кнопку домофона.
Он вошёл, не снимая куртки, будто боялся, что я передумаю и выгоню.
– Я один, – сказал сразу, поднимая руки, как будто сдаётся. – Мама с Димой уехали к тёте Любе в Люберцы. На пару дней. Пока… пока всё не уляжется.
Я молча прошла на кухню и налила ему вина. Он взял бокал, но не пил.
– Ксюш… я правда не знал, – начал он. – То есть знал, что ты в компании работаешь, что у тебя доля есть после отца… Но, чтобы весь дом… Я думал, квартира просто твоя личная, а дом – это застройщик какой-то большой.
Я усмехнулась.
– Застройщик – это я, Артём. Я и есть большой застройщик.
Он опустил голову.
– Я идиот.
– Да, – согласилась я. – Но не в этом дело.
Он поднял глаза. В них было что-то новое. Не привычное раскаяние, когда он разбивал мою любимую чашку или забывал про день рождения. А настоящее, взрослое понимание, что натворил.
– Я всю дорогу думал, – сказал он тихо. – Когда мама начала говорить про квартиру… я сначала даже обрадовался. Думал: ну классно, поможем родным, все вместе… А потом понял, что просто повёл себя как ребёнок. Как будто мне всё должны. Как будто ты должна.
Я молчала.
– И самое страшное, – он поставил бокал на стол, – я понял, что всю нашу жизнь так себя веду. Ты решаешь, ты делаешь, ты тянешь. А я… я просто рядом. Хороший парень. Который не мешает.
Он впервые за всё время посмотрел прямо в глаза.
– Я не хочу так больше.
Я почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Не растаяло – нет, я не была готова прощать одним махом. Но дрогнуло.
– А что ты хочешь? – спросила я.
– Хочу начать сначала. По-честному. Без «мы же семья, значит ты обязана». Без «ты успешная, значит можешь». Хочу быть не при тебе, а с тобой.
Он сделал шаг ближе.
– И, если ты скажешь «уйди», я уйду. Без скандала. Без претензий. Но если дашь шанс… я докажу. Не словами. Делами.
Я долго смотрела на него. На этого мужчину, с которым мы вместе десять лет. Который знал, как я люблю кофе с корицей, и как я плачу на фильмах про собак. Который спал со мной в палатке на Байкале и держал за руку, когда умер отец.
– Останься сегодня, – сказала я наконец. – Но спать будешь в гостевой. И завтра мы поедем к твоей маме. Вместе. И ты сам ей всё объяснишь. Как взрослый мужчина. Не как сын, которого жалко.
Он кивнул. Быстро, будто боялся, что я передумаю.
– Спасибо.
Ночь прошла странно. Он в гостевой, я в нашей спальне. Я долго не могла уснуть – прислушивалась к звукам в квартире. Впервые за много лет рядом был человек, который не спал в моей постели просто потому, что так удобно.
Утром мы поехали в Люберцы.
Тётя Люба открыла дверь в халате с цветочками и сразу заахала:
– Артём! Ксюша! Заходите, чайник только вскипел!
В маленькой двухкомнатной квартире было тесно и душно. На раскладушке в зале спали дети Димы. В кухне – Светлана Петровна и её муж, отец Артёма, молчаливый дядя Коля, который за всё время нашего знакомства сказал мне максимум «привет» и «пока».
Когда мы вошли, все замерли.
Светлана Петровна встала из-за стола. Лицо осунувшееся, глаза красные.
– Здравствуйте, – сказала я спокойно.
– Здравствуй, Ксюша, – она посмотрела на сына. – Артём…
Он глубоко вдохнул.
– Мам, нам нужно поговорить. Всем.
Мы сели за стол. Тесно, колени упирались в колени.
Артём начал. Спокойно, без крика. Рассказал всё, как есть. Что квартира моя. Что весь дом мой. Что я не обязана никому ничего. Что он вёл себя неправильно. Что больше так не будет.
Светлана Петровна слушала, не перебивая. Когда он закончил, она долго молчала. Потом встала, подошла ко мне и… обняла.
– Прости меня, доченька, – сказала она тихо. – Я… я привыкла, что всё вокруг меня. Что сын мой, что всё моё. А ты… ты оказалась сильнее, чем я думала. И лучше.
Я не обняла в ответ. Но и не отстранилась.
– Я не злюсь, – сказала я. – Просто хочу, чтобы вы поняли: я не против помочь. Но помогать я буду так, как решу я. Не так, как решите вы за меня.
Дядя Коля вдруг кашлянул.
– Ксюша, а у тебя случайно однушка какая-нибудь не завалялась? – спросил он с лёгкой улыбкой. – А то мы тут вшестером… тесновато.
Все засмеялись. Нервно, но искренне.
Я тоже улыбнулась.
– Есть, – сказала я. – На пятом этаже, с ремонтом. Могу сдать в аренду по льготной цене. Только договор и оплата вовремя.
Светлана Петровна посмотрела на меня с удивлением. А потом кивнула.
– Договор так договор. Мы ж не попрошайки.
В тот день мы уехали оттуда уже другими людьми.
Артём держал меня за руку всю дорогу.
А через неделю я получила сообщение от Светланы Петровны:
«Ксюша, спасибо за квартиру. Мы въехали. Очень красиво. Я сегодня окно помыла. И цветы посадила на балконе. Можно?»
Я улыбнулась и ответила:
«Конечно можно. Это теперь ваш дом тоже. Только поливать не забывайте :)»
Но это было не конец.
Потому что через месяц пришло письмо.
От юриста.
С требованием признать брачный договор недействительным и разделить имущество пополам.
Подпись – Артём Морозов.
Мой муж.
Тот самый, который клялся, что всё изменится…
– Ты подал иск? – я положила письмо на стол, не отрывая взгляда от Артёма. Он стоял у окна, спиной ко мне, будто боялся повернуться.
– Да, – выдохнул он наконец. – Подал.
В комнате повисла тишина такая плотная, что я услышала, как внизу, во дворе, кто-то выгуливает собаку и тихо ругается на лужу.
– Почему? – спросила я. Голос был ровный. Даже спокойнее, чем я ожидала.
Артём медленно обернулся. Глаза красные – не спал, наверное.
– Потому что я испугался, Ксюш. Испугался, что если не сделаю этого сейчас, то никогда не докажу самому себе, что достоин тебя не только как «муж при успешной жене». Я хочу, чтобы всё было по-честному. Чтобы, между нами, не осталось ни одной тени. Даже той, которую я сам когда-то создал.
Я молчала. Он сделал шаг вперёд.
– Я хочу разделить всё пополам. Не потому, что мне нужны твои деньги. А потому что хочу, чтобы ты знала: я готов отдать тебе даже то, чего у меня никогда не было. И если ты после этого скажешь «уйди» – я уйду. Без копейки. Без претензий. Но если останешься… я буду знать, что ты со мной не из жалости и не по привычке.
Он достал из внутреннего кармана ещё один конверт и положил рядом с первым.
– Здесь отказ от иска. Подписанный и заверенный. Я отнесу его в суд завтра же, если ты скажешь «не надо». Решай ты.
Я взяла оба конверта. Один – с требованием раздела. Второй – с отказом.
– А если я скажу, что хочу, чтобы ты пошёл до конца? – спросила я тихо.
Он вздрогнул.
– Тогда я пойду. И отдам тебе половину всего, что у нас есть. Хотя у нас почти ничего общего и нет – ты же всё сама заработала.
Я подошла к нему вплотную.
– Артём, ты правда думаешь, что я осталась бы с человеком, который готов отдать мне половину только из гордости?
Он опустил голову.
– Не знаю. Я уже ничего не знаю.
Я открыла окно. В квартиру ворвался прохладный вечерний воздух и запах цветущих лип во дворе.
– Помнишь, как мы познакомились? – спросила я.
– Конечно. Ты опоздала на лекцию по строительным конструкциям, влетела в аудиторию в мокром плаще, потому что бежала под дождём. И уронила мне на голову свою папку с чертежами.
– А ты поднял их, отдал и сказал: «Ничего страшного, я всё равно не понимаю, где тут несущие стены».
Он улыбнулся – впервые за последние дни.
– Я тогда подумал: вот девушка, которая точно знает, где несущие стены. И в жизни тоже.
Я взяла его за руку.
– Я не хочу делить имущество. Я не хочу судов. Я хочу, чтобы ты просто был рядом. Не как приложение к моей успешности. А как мужчина, который умеет признавать ошибки и исправлять их. Ты это уже сделал. Хватит.
Он смотрел на меня, будто боялся поверить.
– То есть… ты не уйдёшь?
– Нет. Но с одним условием.
– Каким?
– Мы перепишем брачный договор. На новый. Где будет написано, что всё, что я заработаю после сегодняшнего дня – наше общее. Пополам. Потому что я хочу строить уже не одна. А с тобой.
Его глаза наполнились слезами. Он обнял меня так крепко, что я почувствовала, как дрожат его плечи.
– Я не подведу, – прошептал он. – Клянусь.
Через неделю мы сидели в кабинете нотариуса. Артём сам принёс новый договор. Сам всё прочитал. Сам поставил подпись. Без единого вопроса.
А потом мы поехали к Светлане Петровне – она уже переехала в свою однушку на пятом этаже и даже повесила на балконе кашпо с петуниями.
– Мама, – сказал Артём, когда мы вошли, – у нас новости.
Она настороженно посмотрела на нас.
– Мы переписали брачный договор. Теперь всё, что будет дальше – пополам. И квартира, в которой вы живёте, остаётся вам. Навсегда. Без аренды. Дарственная уже готова.
Светлана Петровна замерла. Потом медленно подошла ко мне и обняла – уже по-настоящему, крепко, по-матерински.
– Спасибо, доченька, – прошептала она. – Спасибо, что не прогнала. И что научила нас быть людьми.
А вечером мы с Артёмом стояли на нашем балконе. Город шумел внизу, огни отражались в реке, где-то играла музыка.
– Знаешь, – сказал он, обнимая меня сзади, – я всё-таки понял, где несущие стены.
– И где же?
– Там, где мы вдвоём.
Я повернулась и поцеловала его. Долго. Так, как не целовала, кажется, с самой свадьбы.
А потом мы просто стояли и смотрели, как в нашем доме – моём и уже нашем – зажигаются окна. Одно за другим.
И в каждом из них была чья-то жизнь. Чья-то семья. Чей-то новый старт.
И в одном из них – на пятом этаже – Светлана Петровна поливала свои петунии и, наверное, улыбалась.
Потому что иногда, чтобы стать настоящей семьёй, нужно сначала чуть не потерять друг друга. А потом найти заново. Уже по-взрослому.
Рекомендуем: