– Оля, ты что, с ума сошла? – Сергей отложил вилку, и его лицо медленно наливалось краской.
За столом повисла тишина такая густая, что слышно стало, как в духовке тихо потрескивает пирог с капустой.
Я сидела напротив свекрови, рядом с которой примостилась тётя Нина, сестра Сергея, приехавшая из соседнего города «на пару дней» и уже четвёртый день живущая у нас. Напротив – сам Сергей, мой муж, и его двоюродный брат Дима, который зашёл «на минутку» и остался на ужин. Всё как обычно. Только сегодня я решила, что больше не буду молчать.
Я аккуратно положила ложку рядом с тарелкой и посмотрела прямо на Сергея.
– Я не сошла, – спокойно ответила я. – Я просто устала. Устала быть единственным человеком в этой семье, который приносит деньги, платит за всё и ещё слышит упрёки, что «мало зарабатываю».
Свекровь, Тамара Петровна, кашлянула в кулак и отвела взгляд в сторону. Тётя Нина замерла с открытым ртом. Дима, наоборот, вдруг заинтересованно подался вперёд, будто смотрел интересный сериал.
Сергей усмехнулся, но улыбка получилась кривой.
– Оля, ты сейчас при всех будешь устраивать разборки? Мы же договаривались – дома разберёмся.
– Дома мы уже давно ничего не разбираем, – я не повышала голоса, хотя внутри всё кипело. – Дома ты приходишь, ешь, ложишься на диван и включаешь телевизор. А потом спрашиваешь: «Почему опять гречка?» Потому что на что-то другое денег уже не остаётся, Сереж. После того, как я заплатила за коммуналку, за твою машину, за твои «встречи с друзьями» и за продукты, на которые кормлю не только нас двоих, но и всех, кто решил заглянуть «на огонёк».
Тётя Нина аккуратно поставила чашку.
– Оленька, милая… ты же не про меня сейчас?
– Про всех, – я повернулась к ней. – Нина Васильевна, вы прекрасная женщина, я вас очень уважаю. Но вы приехали в понедельник, сегодня пятница, и за эти дни я потратила на продукты больше, чем за весь прошлый месяц. Я не против гостей. Я против того, что всё это ложится только на мои плечи.
Тамара Петровна наконец подняла глаза.
– Ольга… доченька… я же говорила Сергею, что надо помогать тебе. Он обещал.
– Мама, я и так помогаю! – Сергей всплеснул руками. – Я же мусор выношу! И посуду иногда мою!
Я невольно рассмеялась. Коротко, нервно.
– Сереж, ты выносишь мусор раз в неделю, когда он уже в коридоре стоит. А посуду ты «иногда моешь», когда я уезжаю в командировку.
Дима хмыкнул и тут же сделал вид, что закашлялся.
Сергей посмотрел на него с укором, потом снова на меня.
– То есть ты сейчас хочешь сказать, что я дармоед? При всех?
– Я хочу сказать, что я устала быть банкоматом, – ответила я. – Устала слышать: «Оля, переведи мне на карту, у меня опять закончились». Устала платить за твою страховку, за бензин, за твои кроссовки, которые ты покупаешь «для здоровья», а потом ходишь в них в бар.
Я достала из кармана сложенный вчетверо листок и положила его рядом с тарелкой Сергея.
– Вот. Список за последние три месяца. Всё, что я оплатила. Коммуналка, интернет, твои штрафы, продукты, твоя подписка на какой-то спортивный канал, который ты смотришь раз в год. Общая сумма – двести восемьдесят семь тысяч. Твоя зарплата за это время – шестьдесят две.
Тишина стала ещё гуще.
Тётя Нина тихо ахнула. Свекровь посмотрела на сына так, будто впервые его увидела.
Сергей покраснел ещё сильнее.
– И что ты предлагаешь? Чтобы я пошёл и продал почку?
– Я предлагаю, чтобы с завтрашнего дня ты начал платить за себя сам, – сказала я. – И за свои хотели. А я буду платить за себя и за нашу общую жизнь. Еда, коммуналка, интернет – пополам. Всё остальное – каждый за себя.
– А если я не соглашусь? – спросил он тихо, но в голосе уже не было прежней уверенности.
– Тогда я перестану платить за всё, – я пожала плечами. – И посмотрим, как быстро у тебя закончатся деньги на пиво с друзьями.
Тамара Петровна вдруг встала.
– Сергей, – сказала она твёрдо. – Сядь прямо. И послушай свою жену.
Все замерли. Даже я. Свекровь никогда, ни разу за восемь лет нашего брака, не говорила с сыном таким тоном.
– Мама, ты чего? – Сергей растерянно посмотрел на неё.
– А того, – свекровь сложила руки на груди. – Я всю жизнь работала на двух работах, пока твой отец «искал себя». Я знаю, каково это – тянуть всё на себе. И я не позволю, чтобы моя невестка повторила мою судьбу.
Тётя Нина кивнула.
– Я с Тамарой полностью согласна. Сережа, ты мужчина или кто?
Дима, который до этого молчал, вдруг сказал:
– Брат, извини, но девчонки правы. Ты реально перегибаешь.
Сергей обвёл всех взглядом, как загнанный зверь. Потом посмотрел на меня.
– То есть вы все против меня?
– Мы не против тебя, – мягко сказала я. – Мы за то, чтобы в семье было справедливо.
Он молчал долго. Очень долго. Потом медленно кивнул.
– Ладно… я подумаю.
– Думать будешь завтра, – сказала я. – А сегодня я иду спать. В свою комнату. Одна.
Я встала из-за стола, аккуратно отодвинула стул и пошла в спальню. Закрыла дверь. Прислонилась к ней спиной. Сердце колотилось так, будто хотело выпрыгнуть.
Я не знала, что будет дальше. Согласится ли он. Уйдёт ли в несогласие. Начнёт ли кричать потом, когда все разойдутся.
Но одно я знала точно – назад дороги нет.
И в этот момент, сквозь закрытую дверь, я услышала голос свекрови. Тихий, но чёткий:
– Сергей, если ты сейчас не извинишься перед женой и не возьмёшься за голову, я сама соберу твои вещи и выставлю за дверь. Я серьёзно.
Я закрыла рот рукой, чтобы не всхлипнуть.
Похоже, сегодня всё только начиналось…
– Сергей, ты оглох или просто не хочешь слышать? – голос Тамары Петровны звучал спокойно, но в этой спокойности было что-то такое, от чего даже я, стоя за закрытой дверью, почувствовала холодок между лопаток.
В гостиной наступила тишина. Потом послышался скрип стула – видимо, Сергей всё-таки сел.
– Мам, ну ты чего… – начал он, но свекровь его перебила.
– Я чего? Я всю жизнь «чего». Тянула вас с отцом на одной зарплате воспитателя детского сада, пока он «решал вопросы» по гаражам. Я знаю, как это бывает, когда женщина одна за всё отвечает. И я не позволю, чтобы Оля по моей дорожке пошла. Понял?
Тётя Нина тяжело вздохнула.
– Сережа, я тоже скажу. У меня с Валерой было то же самое первые годы. Я работала, он «искал себя». Потом нашёл – на стороне. И квартиру, между прочим, пополам делили. Хорошо, что детей не успели завести.
Дима кашлянул.
– Брат, я молчу-молчу, но… я тоже считаю, что ты перегнул. Оля тебе не кошелёк.
Сергей что-то пробормотал, но так тихо, что я не разобрала. Потом дверь в спальню приоткрылась, и в щёлку просунулась голова свекрови.
– Оленька, можно?
Я кивнула. Она вошла, аккуратно прикрыла за собой дверь и села на край кровати. В руках у неё была чашка с чаем – видимо, для меня.
– Пей, – сказала она, протягивая. – Ромашковый, успокаивает.
Я взяла чашку, обхватила ладонями. Горячая.
– Спасибо, Тамара Петровна.
– Да что ты меня благодаришь, – она махнула рукой. – Это я должна благодарить, что ты до сих пор его терпишь. Я думала, он поумнел за эти годы. Оказывается, нет.
Я молчала. Не знала, что сказать.
– Он сейчас сидит там, как побитый щенок, – продолжала свекровь. – И правильно. Пусть посидит. А завтра я с ним отдельно поговорю. По-мужски, как говорится.
– По-мужски? – я слабо улыбнулась.
– Ага. Как в своё время с его отцом говорила. Тот тоже любил «поиск себя» за мой счёт. Пока я однажды не выставила чемодан в коридор. С тех пор он как шёлковый стал.
Мы посидели молча. Потом она встала, погладила меня по плечу.
– Спи. А я пойду, прослежу, чтобы он тебе ночью мозги не выносил.
Когда дверь за ней закрылась, я легла, но сон не шёл. В голове крутились мысли: а вдруг он завтра скажет «не буду я ничего менять»? А вдруг уйдёт? А вдруг останется, но будет обижаться молча, как умеет – неделями?
Утром я проснулась от запаха кофе. Настоящего, не из пакетика. Сергей стоял у плиты в фартуке – моём фартуке с ромашками – и жарил яичницу. На столе уже стояли тосты, сыр, помидоры.
– Доброе утро, – сказал он, не поворачиваясь. Голос хриплый, видимо, плохо спал.
– Доброе, – ответила я осторожно.
Он выключил плиту, поставил сковородку на стол и наконец посмотрел на меня. Глаза красные.
– Оля… прости меня, пожалуйста. Я вчера всю ночь думал. И… ты права. Я вёл себя как последний… ну, ты поняла.
Я молчала. Он сел напротив, положил руки на стол ладонями вверх.
– Я серьёзно. С сегодняшнего дня всё по-новому. Я нашёл подработку – вечером буду грузить фуры на складе. Плюс основная работа. Деньги буду переводить тебе сразу, как зарплату получу. И ещё… я составил список. Всё, что ты за меня платила. Буду возвращать по чуть-чуть. Каждый месяц.
Я смотрела на него и не верила ушам.
– Сережа… ты серьёзно?
– Абсолютно. Мама вчера мне такой втык устроила… – он слабо улыбнулся. – Сказала, если я сейчас же не возьмусь за голову, она меня собственного дома лишит. А я её знаю – она не шутит.
В этот момент в кухню вошла Тамара Петровна с сумкой через плечо.
– Всё, я уезжаю, – объявила она. – К себе. Чтобы вы тут вдвоём всё решили без посторонних глаз. И чтобы Сергей слово своё держал.
– Мам, ты же до воскресенья хотела… – начал он.
– До воскресенья я хотела посмотреть, как мой сын жену в рабство загоняет, – отрезала она. – Хватит. Я и так слишком долго молчала.
Она подошла ко мне, обняла крепко.
– Оленька, если что – звони сразу. Я прилечу, как на крыльях.
– Спасибо, – прошептала я.
Когда дверь за ней закрылась, мы с Сергеем остались вдвоём. Он всё ещё держал мои руки в своих.
– Оля… я правда хочу всё исправить. Дай мне шанс?
Я кивнула. Пока не знала, верит ли ему. Но шанс дать хотела.
Следующие две недели были странными. Сергей действительно вставал в пять утра, ехал на склад, возвращался к десяти вечера, падал без ног. Переводил мне деньги – сначала небольшие суммы, потом всё больше. Сам перестал покупать пиво по выходным. Даже начал мыть посуду без напоминаний.
Я смотрела на него и не узнавала. И боялась верить.
А потом случилось то, чего я никак не ожидала.
В пятницу вечером он пришёл раньше обычного. В руках – большой конверт.
– Оля, сядь, пожалуйста, – сказал он серьёзно. – Нам надо поговорить.
Я напряглась. Вот сейчас скажет, что устал, что не справляется, что возвращается к старому…
Он открыл конверт и выложил на стол… договор дарения.
– Это что? – спросила я, чувствуя, как сердце ухнуло вниз.
– Это половина нашей квартиры, – сказал он спокойно. – Я переписал на тебя. Сегодня был у нотариуса. Теперь она напополам. Официально. Чтобы ты никогда больше не чувствовала себя беззащитной.
Я смотрела на бумаги и не могла вымолвить ни слова.
– Сереж… ты с ума сошёл?
– Нет, – он улыбнулся. – Я просто понял, что, если хочу сохранить семью, надо не словами доказывать, а делами. И ещё… – он достал из кармана маленький бархатный футляр. – Это тебе. Не кольцо, не переживай. Просто… чтобы ты знала, что я серьёзно.
Я открыла. Внутри лежал ключик. Маленький, серебряный, на тонкой цепочке.
– Это от сейфа, – пояснил он. – Я открыл счёт. На него буду откладывать. На наш будущий дом. Или на твою мечту – не знаю пока. Но чтобы ты знала: теперь всё общее по-настоящему. И деньги тоже.
Я подняла глаза. Он смотрел на меня с такой надеждой и страхом одновременно, что у меня перехватило горло.
– Сергей… я… я не знаю, что сказать.
– Тогда ничего не говори, – он взял мою руку. – Просто поверь мне ещё раз. Последний. Я больше не подведу.
В этот момент я поняла: он изменился. По-настоящему.
А потом позвонила свекровь. И то, что она сказала, перевернуло всё с ног на голову…
– Оленька, ты дома? – голос Тамары Петровны в трубке звучал непривычно взволнованно. – Открой дверь, я внизу стою.
Я бросила взгляд на Сергея – он мыл посуду после ужина, напевая что-то под нос. Последние недели он был как другой человек: вставал первым, варил кофе, сам ходил в магазин, даже начал планировать отпуск на наши общие деньги.
– Сейчас спущусь, – ответила я и нажала отбой.
Через пять минут свекровь уже стояла в дверях с большой сумкой в руках и глазами, полными слёз.
– Тамара Петровна, что случилось? – я помогла ей снять пальто.
– Ничего не случилось, – она шмыгнула носом и вдруг обняла меня так крепко, что я чуть не задохнулась. – Всё хорошо, доченька. Всё хорошо.
Сергей вышел из кухни, вытирая руки полотенцем.
– Мам? Ты чего?
Она отпустила меня, повернулась к сыну и улыбнулась сквозь слёзы.
– А того, сынок. Я сегодня у нотариуса была. Переписала на вас с Олей свою квартиру. Полностью. Чтобы вы знали: я на вашей стороне. Навсегда.
Мы с Сергеем переглянулись. У меня ноги подкосились.
– Мам, ты что… это же твоя единственная жилплощадь! – Сергей шагнул к ней.
– Вот именно, – свекровь подняла ладонь, останавливая его. – Моя. И я имею право распоряжаться ею так, как считаю нужным. А считаю я, что вы с Олей заслужили. Ты наконец-то стал мужчиной, а она… она давно уже моя дочь. Настоящая.
Я почувствовала, как по щекам текут слёзы.
– Тамара Петровна… я даже не знаю…
– Не надо слов, – она погладила меня по щеке. – Я всю жизнь боялась, что мой сын вырастет эгоистом, как его отец. А ты, Оленька, его спасла. И меня заодно. Потому что теперь я сплю спокойно – знаю, что у вас всё будет хорошо.
Сергей молчал. Потом подошёл, обнял мать, потом меня – обоих сразу.
– Мам… спасибо. Я… я не заслужил.
– Заслужил, – твёрдо сказала она. – Когда человек признаёт ошибки и меняется – это и есть самое большое достоинство.
Мы сидели на кухне до полуночи. Пили чай с пирогом, который свекровь принесла «на радостях». Говорили обо всём и ни о чём. О том, как когда-нибудь сделаем в той квартире детскую. О том, как съездим в отпуск втроём – я, Сергей и она. О том, как жизнь иногда делает крутой поворот, но именно тогда и начинаешь дышать полной грудью.
Когда Тамара Петровна ушла, мы с Сергеем ещё долго стояли в коридоре, обнявшись.
– Знаешь, – тихо сказал он мне в волосы, – я ведь правда думал, что ты меня прогонишь той ночью. Когда ты при всех…
– Думала, – призналась я. – Очень сильно думала.
– А сейчас?
Я отстранилась, посмотрела ему в глаза.
– Сейчас я счастлива. По-настоящему. Потому что мы вместе это прошли. И стали сильнее.
Он поцеловал меня – долго, нежно, как в самые первые дни.
– Оля… спасибо, что не сдалась. Спасибо, что дала мне шанс стать лучше.
– Спасибо, что им воспользовался, – улыбнулась я.
Прошёл год.
У нас теперь две квартиры – наша и мамина. Сергей открыл небольшой автосервис с другом, я наконец-то ушла с нелюбимой работы и занялась тем, о чём давно мечтала – открыла маленькую кофейню в центре. Свекровь приходит почти каждый день, помогает с выпечкой, сидит с будущими внуками в мечтах.
А на нашей кухне висит большая рамка с фотографией: мы втроём – я, Сергей и Тамара Петровна – стоим, обнявшись на фоне нового дома, который купили прошлым летом. На обратной стороне фотографии аккуратным почерком свекрови написано:
«Любовь – это не когда тебе всё прощают. Любовь – это когда тебе дают шанс измениться. И ты его берёшь.»
И каждый раз, когда я прохожу мимо, улыбаюсь. Потому что теперь точно знаю – мы его взяли. И больше никогда не отпустим друг друга.
Рекомендуем: