Найти в Дзене
Экономим вместе

Приехал домой раньше с работы. Голос жены за стеной заставил его замереть и подслушать. Он доверял им обоим

Артем замер на пороге собственной квартиры, с дорогой коробкой пирожных в руках, и понял, что сюрприз приготовили ему. Громкий, женский смех, доносившийся из-за стены, принадлежал его жене. А мужской голос, который тут же его перебил шуткой, — соседу Сергею, с которым они не обменялись и парой слов за все пять лет жизни на одной площадке Всё внутри Артема на секунду провалилось в абсолютную пустоту. Звук был настолько чужеродным в привычной, предсказуемой ткани его субботнего вечера, что мозг отказался его обрабатывать. Он машинально закрыл дверь, поставил ключи в блюдце на тумбочке, повесил куртку. Действия — отлаженные, автоматические. Только пальцы, разминающие шёлковый шнурок на коробке, выдавали внутренний сбой. «Наполеон» от кондитера с Арбата, любимый Ликой. Он завершил проект на два дня раньше срока, вырвался с работы как школьник на каникулах, заскочил в эту кондитерскую, отстоял очередь. Хотел сделать приятно. Хотел увидеть её улыбку, немного смущённую, такую тёплую. А вмест

Артем замер на пороге собственной квартиры, с дорогой коробкой пирожных в руках, и понял, что сюрприз приготовили ему. Громкий, женский смех, доносившийся из-за стены, принадлежал его жене. А мужской голос, который тут же его перебил шуткой, — соседу Сергею, с которым они не обменялись и парой слов за все пять лет жизни на одной площадке

Всё внутри Артема на секунду провалилось в абсолютную пустоту. Звук был настолько чужеродным в привычной, предсказуемой ткани его субботнего вечера, что мозг отказался его обрабатывать.

Он машинально закрыл дверь, поставил ключи в блюдце на тумбочке, повесил куртку. Действия — отлаженные, автоматические. Только пальцы, разминающие шёлковый шнурок на коробке, выдавали внутренний сбой. «Наполеон» от кондитера с Арбата, любимый Ликой. Он завершил проект на два дня раньше срока, вырвался с работы как школьник на каникулах, заскочил в эту кондитерскую, отстоял очередь. Хотел сделать приятно. Хотел увидеть её улыбку, немного смущённую, такую тёплую.

А вместо этого — этот хохот. Звонкий, беззаботный, откровенно счастливый. И не в этих стенах. Этого не могло быть в реальности. Ему это кажется.

Он прошёл в гостиную. В квартире царил идеальный, вылизанный порядок, пахло свежестью и яблочным освежителем воздуха. Лика была мастерицей создавать этот уют. На журнальном столике стояла ваза с живыми тюльпанами (он принёс их в пятницу). Всё было на своих местах. Кроме неё самой.

— Лика? — позвал он, и собственный голос прозвучал глухо, неуверенно.

Тишина. Гулкая, натянутая. Потом — новый взрыв смеха от соседей. И её голос, сквозь бетон и обои:

— Да брось ты! Не может быть!

Артем застыл, как вкопанный, посреди комнаты. Кровь медленно, тяжело отхлынула от лица, ударив в виски звонкой волной. Он знал этот смех. Знакомый до боли, тысячу раз слышанный в ответ на его неуклюжие шутки, во время просмотра комедий, когда она болтала с подругами по телефону. Но сейчас в нём была какая-то иная, незнакомая нота — раскрепощённая, чуть хрипловатая от возбуждения. Та, которую он слышал, может быть, в самом начале их отношений, давным-давно.

«Успокойся, — приказал он себе строго. — Совпадение. Галлюцинация от усталости.».

Он вынул телефон, набрал её номер. Глаза уставились в коробку с пирожными. Гудки были долгими, монотонными. Пять. Десять. Звонка не было, ни тут, ни за стеной. Потом — вежливый женский голос: «Абонент временно недоступен».

Недоступен. В субботу вечером. В своём же доме, судя по голосам.

Тревога, холодная и липкая, поползла из подложечки, разливаясь по телу. Он позвонил её матери.

— Алло, Артёмчик, — обрадовалась тёща. — Что скажешь?

— Здравствуйте, Марина Ивановна. Лика не с вами, случайно?

— С нами? Нет, милый, не была. Говорила, что вы с ней сегодня… ну, куда-то собирались. В кино, что ли?

Он чувствовал, как по спине бегут мурашки.

— Да, точно, — соврал он автоматически. — Я просто перезваниваю. Всё в порядке.

— Ну ладно, будьте здоровы. Передайте Лике, чтобы завтра позвонила.

Он положил трубку. «Говорила, что вы с ней сегодня… куда-то собирались». Ложь. На ровном месте. Зачем?

Артем медленно обошёл квартиру. В спальне — идеально заправленная кровать, её халат аккуратно висел на спинке стула. В ванной — сухо, её набор косметики стоял на полочке. Ничего не предвещало бури. Это было похоже на сцену из абсурдного театра, где всё привычно, но главная актриса внезапно вышла за кулисы и играет теперь в другом спектакле.

И этот спектакль доносился сквозь стену.

Он подошёл к той самой стене, разделявшей их гостиную с соседской. Панельный дом, постройки семидесятых. Тонко, ой как тонко. Они с Ликой всегда старались не шуметь, стеснялись даже громко включенного телевизора поздно вечером. А сейчас…

Артем приложил ухо к прохладным обоям бетонной стены. Закрыл глаза. И слушал.

Сначала — просто гул голосов, мелодичный контур женской речи, бас мужчины. Потом слух, заострённый адреналином, начал вылавливать слова. Он взял бокал и стал слушать через него, стало лучше слышно.

— …просто не могу больше так, — это была Лика. Голос её звучал устало, но с какой-то сладкой истомой. — Каждый день одно и то же. Как по расписанию. Подъём в семь, овсянка, работа, ужин, сериал, сон. Он даже смеётся по графику.

Артема бросило в жар, а потом резко пронзило холодом. Это про него. «Овсянка». Он действительно любил на завтрак овсяную кашу. И да, их жизнь была упорядоченной. Он считал это достоинством. Стабильностью. А для неё это было тюрьмой.

Мужской голос, Сергея, пророкотал что-то неразборчивое, успокаивающее. Потом явственно прозвучал звук поцелуя. Не пощёлкивания, а именно влажного, неспешного звука. Артем дернулся назад, как от удара током. В ушах зазвенело.

— Не сейчас, — снова её голос, но теперь близко, будто она отвернулась вполоборота. — Он может позвонить… или, не дай бог, раньше приедет.

— Расслабься, — бархатный, уверенный бас соседа. — Твой инженер-буквоед ещё часа три будет свои картинки разглядывать. У него же планерка в понедельник, он всегда в это время на работе сидит допоздна.

Артем почувствовал, как его тошнит. «Твой инженер-буквоед». Они обсуждали его. Его привычки. Над ним смеялись. И этот ублюдок знал про его работу. Значит, это не спонтанная связь. Это… систематическое. Длительное.

— Всё равно страшно, — сказала Лика, но в её тоне не было настоящего страха. Было кокетливое опасение. — Здесь, за стеной… так близко.

— От этого страсть только горячее, — усмехнулся Сергей. И снова — звуки, от которых у Артема свело челюсти.

Он оттолкнулся от стены, пошатнулся. Ноги не слушались. Он дошёл до дивана и рухнул на него, уткнувшись лицом в ладони. В голове гудело. Картинки всплывали сами, обжигающие и отвратительные. Его жена. Здесь, в трёх метрах от их общей спальни. С соседом. Грубым, неотёсанным владельцем гаража, который всегда пах машинным маслом и сигаретами. Он представлял её руки на той татуированной шее, её губы… Стоп. Он физически сглотнул ком тошноты.

«Два года», — вдруг всплыло в памяти из обрывка фразы. «Уже два года скрываемся». Он начал лихорадочно прокручивать в голове последние два года. Командировки… их почти не было. Работа Лики в бутике — да, иногда задерживалась, говорила «инвентаризация». Походы к «подруге Юле» раз в неделю, по средам. Его собственная загруженность проектом в прошлом году, когда он ночевал в офисе… Бог ты мой. Всё сходилось. Как детали чёртового пазла, который сложился в одно огромное, мерзкое полотно его глупости.

Он сидел, не двигаясь, может, двадцать минут, а может, час. Временами смех и голоса за стеной стихали, потом возобновлялись. Они пили. Звякали бокалы. Говорили о чём-то бытовом, смешном для них. Он слышал, как Лика рассказывала анекдот — тот самый, который он рассказывал ей месяц назад, и она тогда лишь вежливо улыбнулась. А сейчас она хохотала, рассказывая его, и Сергей ржал как конь. Они обсуждали отпуск. Не их с Артемом планируемую поездку в Карпаты, а какую-то свою, прошлую, на море. Вспоминали детали. «Помнишь, как тебя тогда медуза ужалила?» — «А ты меня виноградным соком оттирал, и всё липло!»

Артем чувствовал, как сходит с ума. Он был призраком в собственном доме. Свидетелем чужой, насыщенной, полной жизни, которая кипела в десяти сантиметрах от его вымершего мирка.

А потом тон разговора изменился. Смешки стихли. Голоса стали тише, деловитее.

— Ладно, хватит воспоминаний, — сказал Сергей. — По делу. Ты всё взяла?

— Всё, — голос Лики стал чётким, холодным. Неузнаваемым. — Копии его паспорта, водительских прав, ИНН. Договор купли-продажи на квартиру. Он, идиот, хранит всё в одной папке в ящике стола. Даже не прячет.

— Молодец. А оригиналы где?

— На месте. Не буду же я их забирать, он сразу заметит. Копий достаточно для образца почерка и данных.

Артем замер. Лёд пополз по позвоночнику. «Образец почерка». «Для чего?» — кричал его мозг.

— Мой юрист говорит, что всё чисто, — продолжил Сергей. — Состряпаем долговую расписку. Сумма — солидная. Скажем, он задолжал мне за… ремонт автомобиля, который я ему делал в кредит. Дата — полгода назад. Подпись — его. Точная, красивая. У нас же есть образцы.

— А если он не согласится? Не захочет просто так отдать квартиру или выписаться? — спросила Лика. В её голосе не было и тени сомнения или жалости. Был чистый, практический интерес.

— Тогда мы приходим к нему с этой распиской и с договором залога этой самой квартиры. Объясняем, что раз он денег не отдаёт, квартира переходит в счёт долга. А чтобы было убедительнее… — Сергей сделал паузу. — У меня есть парочка знакомых ребят. С внушительной внешностью. Они могут прийти, поговорить. Объяснить, что судиться — себе дороже, и что лучше уйти тихо, пока здоров.

— А если он в полицию? — впервые в голосе Лики прозвучала неуверенность.

— С какими доказательствами? — Сергей фыркнул. — Расписка у нас есть, с его подписью. Свидетелей, что он брал деньги, — хоть отбавляй, я подготовлю. Он окажется в долгах, неудачником, который ещё и жену довёл. А ты, рыбка моя, — бедная, обманутая жертва, которая вовремя спрыгнула с тонущего корабля. И получила своё — половину от проданной, по суду, квартиры. А может, и всю, если он «добровольно» отступится.

В голове у Артема что-то щёлкнуло. Весь мир сузился до голосов за стеной. Он больше не чувствовал ни боли, ни унижения. Только чистый, леденящий ужас. И ярость. Глухую, немую, чёрную ярость, которая начала копиться где-то в самом нутре, замещая собой всё остальное.

— И когда? — спросила Лика.

— Как только он вернётся из следующей командировки. Ты сказала, через две недели?

— Да. В Ростов.

— Идеально. В ночь перед его отъездом, или когда он вернётся уставший, ты ему… ну, знаешь. Подсыпешь в чай того, что я дал. Безвредное, просто вырубит на несколько часов. Мы приедем, всё оформим. Его рука будет вялая, сонная — для подписи самое то. Или… — он замялся. — Можно проще. Устроить небольшую аварию. Не смертельную, конечно. Но чтобы он на время выбыл, а ты, как законная жена, могла бы действовать от его имени. Юрист говорит, варианты есть.

Наступила тишина. Артем слышал, как бьётся его собственное сердце — глухими, тяжёлыми ударами о рёбра.

— Не аварию, — наконец сказала Лика. Твёрдо. — Слишком много переменных. Лучше снотворное. Я справлюсь.

В этих словах, в её холодном, расчётливом тоне, рухнуло последнее, что ещё теплилось в Артеме. Не было ни любви, ни жалости, ни даже воспоминаний о чём-то хорошем. Была голая, циничная целесообразность. Его жена, женщина, которую он любил, с которой делил жизнь, спокойно обсуждала, как его ограбить, оклеветать и вышвырнуть на улицу. А может, и покалечить.

Он больше не слышал, что они говорили дальше. В ушах стоял вой. Он поднялся с дивана. Ноги держали. Руки не дрожали. Он был пуст. В этой пустоте и зародилось что-то новое. Не желание мести — оно было слишком эмоционально. Желание… стратегии. Контроля. Войны.

Он посмотрел на коробку с пирожными. Потом аккуратно взял её, отнёс на кухню и выбросил в мусорное ведро. Движения были точными, экономичными. Он подошёл к раковине, умылся ледяной водой, посмотрел на своё отражение в тёмном окне. Там был не тот Артём, который купил «Наполеон» час назад. Тот человек умер, придавленный тонкой стенкой панельного дома. Этот… этот был другим. Ему предстояло выжить. И он знал, что для этого нужно делать.

Первое — никаких эмоций. Никаких сцен. Никаких вопросов.

Он вернулся в гостиную. За стеной снова раздавался смех. Они, кажется, смотрели телевизор. Артём сел в своё кресло, взял планшет, будто готовился к планерке. Он сидел так, абсолютно неподвижно, до тех пор, пока не услышал, как хлопнула соседская дверь, а через минуту — щелчок ключа в его собственной двери.

Он не обернулся. Слышал, как Лика снимает обувь, идёт на кухню.

— Артём? Ты уже дома? Так рано? — её голос прозвучал как обычно: лёгким, мелодичным. Идеальная имитация невинности.

— Да, — он откликнулся, не отрываясь от экрана. — Закончил рано.

— Я… я у Юли была, — сказала она, появляясь в дверях гостиной. — Голова у меня заболела, проветрилась немного. Ты давно тут?

— Не очень, — он поднял на неё глаза. И в этот момент совершил первый, самый сложный подвиг в своей жизни — улыбнулся. Лёгкой, усталой улыбкой. — Соскучился. Как у Юли?

Он смотрел ей прямо в глаза, ища хоть тень вины, страха, неловкости. Ничего. Только лёгкая, хорошо отрепетированная усталость.

— Да ничего, поболтали. Прости, что телефон выключился, сел совсем. Не волновался?

— Немного, — он пожал плечами. — Пирожные купил, кстати. «Наполеон». Но, кажется, они не свежие были… Выбросил.

На её лице на секунду мелькнуло что-то — удивление? Досада? — но тут же сменилось заботливой гримасой.

— Ой, ну зачем же выбрасывать! Я бы хоть попробовала… Ладно, в следующий раз. Иди ужинать, я разогрею.

Он встал, прошёл мимо неё на кухню. Когда она потянулась к шкафу за тарелками, он уловил лёгкий шлейф чужих духов, смешанных с запахом табака. Не её духи. Его, соседа.

Артем сел за стол. Перед ним стояла тарелка с горячим ужином. Его жена хлопотала вокруг, рассказывая какую-то бессвязную историю про работу. Он кивал, улыбался в нужных местах. Внутри него, там, где раньше билось сердце, теперь работал холодный, безошибочный механизм. Он анализировал. Строил планы. Они хотели его уничтожить? Что ж. Он просто опередит их. Он будет тише, умнее и беспощаднее. Ведь теперь он знал главное: в этой войне не будет пленных. Будет только победитель и проигравший.

А проигрывать он не собирался

---

Ужин прошёл в душераздирающей нормальности. Артём жевал, кивал, изредка ронял какие-то замечания о работе. Язык запоминал вкус еды — он был пресным, как бумага, но это не имело значения. Его мозг, отточенный годами решения инженерных задач, работал на предельной мощности, прорисовывая схемы, алгоритмы, планы действий. Он чувствовал себя оператором на пульте управления после ядерного удара — все системы выведены из строя, но он должен вручную, холодно и методично, запустить аварийный протокол.

Лика была оживлена. Слишком оживлена для человека, который только что «сидел с больной подругой». Она болтала о распродаже в бутике, о новой коллекции, о том, как их общая знакомая развелась. Артём смотрел на её подвижное лицо, на знакомые до боли ямочки на щеках, когда она улыбалась, и видел не жену, а сложный, враждебный механизм, который он по глупости впустил в самое сердце своей жизни.

Он заметил мелочь. На её запястье, чуть выше дорогих часов, которые он подарил ей на прошлый день рождения, был небольшой, едва заметный синячок. След от сильного захвата. Не его. Эта деталь, такая ничтожная и такая красноречивая, прочертила в его сознании ещё одну чёрную линию, отделяющую «до» от «после».

Когда она мыла посуду, он подошёл сзади, обнял её за талию, прижался лицом к её волосам. Раньше этот жест наполнял его теплом. Сейчас он был тестом, ледяным и безэмоциональным. Она слегка напряглась — почти неуловимо, но он это почувствовал.

— Что-то случилось? — спросила она, не оборачиваясь, продолжая тереть тарелку.

— Нет, — он прошептал ей в шею. — Просто соскучился. Так давно не обнимал.

Она расслабилась, даже издала тихое, довольное урчание. Но это было для него. Игра. Актриса входила в роль любящей жены. И он теперь тоже был актёром. Их брак превратился в театр абсурда с двумя главными героями, которые тайно готовили друг другу смертельные ловушки.

— Я тоже, — сказала она, и это прозвучало так искренне, что его на мгновение передёрнуло от отвращения. — Ты какой-то уставший. Пойдём спать пораньше?

«Пойдём спать». Эти слова теперь звучали как приговор. Мысль прикоснуться к ней, лежать рядом, дышать одним воздухом — была невыносима. Но он кивнул.

— Да, хорошая идея. Завтра ещё дела.

Он лёг на край своей половины кровати, спиной к ней, изображая мгновенное погружение в сон. Она ворочалась какое-то время, потом её дыхание стало ровным. Артём лежал с открытыми глазами в темноте. Он не спал. Он планировал.

**Шаг первый: разведка и сохранение данных.**

Утром в воскресенье Лика, как всегда, собралась к «Юле». Теперь Артём знал, что код «Юля» означает «Сергей».

— Надолго? — спросил он, наливая себе кофе.

— Да часа на три, не больше, — она наклонилась, чтобы поцеловать его в щёку. Он не отстранился. — Может, сходим куда-нибудь вечером?

— Давай, — улыбнулся он. — Выбирай место.

Как только дверь закрылась, Артём превратился в тень. Он надел тонкие перчатки, которые использовал для работы с чувствительной электроникой. Его движения были быстрыми, точными, без единого лишнего жеста.

Первым делом — её ноутбук. Он знал пароль — дата их свадьбы. Ещё один удар под дых. В истории браузера он быстро нашёл то, что искал: частые посещения сайтов по недвижимости, форумов с криминальными советами («как доказать, что расписка подлинная»), сайта автосервиса Сергея. Он сделал скриншоты, отправил их на свой зашифрованный облачный диск, который она не знала.

Потом — её телефон. Она оставила его на зарядке. Он разблокировал его (отпечаток её пальца остался на стакане, он аккуратно приложил к сканеру силиконовый колпачок от ручки, сняв предварительно отпечаток на скотч — примитивно, но сработало). Мессенджеры. Переписка с «Юлей» была чиста, как слеза младенца. Но была ещё одна, скрытая папка. Находка. Telegram. Никаких имён, только цифры в названии чата. Сохранённые фотографии — сканы его документов, того самого договора купли-продажи квартиры. И несколько её фото, откровенных, сделанных явно в чужом интерьере. На одной из них на стуле валялась куртка Сергея, которую Артём видел в подъезде.

Он скопировал всё. Каждую фотографию, каждый файл. Потом удалил следы своего вмешательства, почистил кэш. Телефон выглядел так, словно его не трогали.

Потом он подошёл к тому самому ящику стола. Открыл. Папка с надписью «Документы» лежала на самом виду. Он сфотографировал её содержимое, не перемещая бумаги. Всё было на месте. Они были уверены в своей безнаказанности.

**Шаг второй: безопасность и финансы.**

Он вышел из дома, сел в свою машину и уехал в противоположный конец города. В отделении банка, где у них был только общий счёт, он снял максимально возможную сумму наличными, не вызывающую обязательного уведомления. Потом поехал в другой банк, где много лет назад открыл счёт на имя своей давно умершей бабушки «на всякий случай». Счёт был жив, на нём лежало немного денег от продажи её дачи. Он положил туда наличные. Это был его неприкосновенный запас.

Затем он купил три диктофона с долгой автономной работой и функцией активации по голосу. И две мини-камеры с Wi-Fi и возможностью записи на карту памяти.

**Шаг третий: установка наблюдения.**

Вернувшись домой, он убедился, что Лики ещё нет. Работа заняла меньше часа. Один диктофон с усиленным микрофоном он закрепил с изнанки рамки большой картины в гостиной — как раз на той самой стене, что была общей с соседом. Второй — под кроватью в спальне, направив микрофон в сторону её тумбочки. Третий — в прихожей, внутри корпуса стационарного телефона, который уже давно не использовали.

Камеру с видом на входную дверь он замаскировал в корпусе датчика пожарной сигнализации в прихожей. Вторую, самую крошечную, вмонтировал в основание настольной лампы в гостиной — её угол обзора захватывал диван и подходы к тому самому ящику с документами.

Всё было сделано чисто, профессионально. Инженерный ум торжествовал над хаосом эмоций.

Вечером они «сходили куда-нибудь» — в нейтральный ресторанчик неподалёку. Артём был внимателен, заботлив. Он спрашивал её мнение о блюдах, подливал вина, смеялся над её шутками. Он изучал её. Как актёр изучает партнёра по сцене. Видел, как её глаза иногда теряют фокус, уходя в себя — вероятно, к нему, к соседу. Видел, как она нервно теребит салфетку, когда он неожиданно спросил о её планах на отпуск. Игра давалась ему всё легче. Боль превращалась в топливо для этой игры.

Наступила ночь. Лика заснула быстро. Артём дождался, пока её дыхание станет глубоким, и тихо поднялся. Он взял ноутбук, наушники и прошёл в гостиную, в самый дальний угол, подальше от спальни.

Он подключился к камере в прихожей. Изображение было чётким. Потом запустил программу для записи с них. И начал ждать.

Около трёх часов ночи его терпение было вознаграждено. На записи с диктофона в гостиной, с того самого дня, когда он всё услышал, отчётливо зазвучали голоса. Он прокрутил до нужного момента. И снова услышал это. Весь разговор. От начала до конца. От пошлых шуток до леденящих душу подробностей плана.

Он слушал, не двигаясь. На этот раз не было шока. Была холодная фиксация фактов. Он сохранил файл в пяти разных местах: на облаке, на зашифрованной флешке, на телефоне, на ноутбуке и отправил на почтовый ящик, созданный на случай смерти, с авторассылкой своему старому, проверенному другу детства, живущему сейчас в Канаде, с пометкой «вскрыть в случае, если со мной что-то случится».

Теперь у него были неоспоримые доказательства. Голоса, планирующие преступление. Его женский голос. Это была аудиозапись, которую не оспоришь в суде.

Теперь он мог действовать.

На следующий день, в понедельник, он отпросился с работы пораньше, сославшись на зубную боль. Но вместо стоматолога он поехал к юристу. Не к тому, который помогал им с покупкой квартиры, а к тому, о котором ему когда-то рассказывал коллега, как о «бульдозере», не знающем пощады в суде. Его звали Дмитрий Семёнович.

Кабинет Дмитрия Семёновича был аскетичным: дубовый стол, стеллажи с томами кодексов, никаких лишних деталей. Сам юрист — мужчина лет шестидесяти, с умными, пронзительными глазами и лицом, на котором, казалось, никогда не появлялась улыбка.

Артём изложил суть дела кратко, без эмоций, как техзадание. Показал копии документов, скриншоты, дал послушать ключевые фрагменты записи. Дмитрий Семёнович слушал, не перебивая, изредка делая пометки в блокноте.

— Интересно, — произнёс он наконец, откладывая ручку. — Статья 159 УК РФ — мошенничество. В особо крупном размере, учитывая стоимость вашей квартиры. Плюс статья 119 — угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, если там есть намёки на «аварию». Плюс покушение на всё это. Солидный комплект.

— Что делать? — спросил Артём.

— С точки зрения закона — идти в полицию с заявлением. Предоставить доказательства. Будет возбуждено уголовное дело. Ваша супруга и её… партнёр станут подозреваемыми. Это надёжно, но долго, грязно и публично.

— А есть другие варианты?

Юрист внимательно посмотрел на него.

— Вы хотите наказать? Или защититься и выйти сухим из воды?

— И то, и другое, — честно сказал Артём. — Но главное — чтобы они не получили ни копейки и не смогли ко мне подступиться. Чтобы они поняли, что игра проиграна. Без возможности реванша.

— Хм, — Дмитрий Семёнович потепер подбородок. — Тогда можно сыграть на опережение. Создать ситуацию, в которой они сами себя загребут, а вы будете выглядеть жертвой, принявшей меры. Нужно провокационное действие с вашей стороны. Но очень осторожное.

Они проговорили ещё час. Юрист расписал примерный план. Он был рискованным, но красивым. Артём вышел из кабинета с тяжёлой папкой рекомендаций и чеком на внушительную сумму. Он не пожалел денег. Это были инвестиции в его будущее. В будущее без них.

Вечером, вернувшись домой, он застал Лику за приготовлением ужина. Она что-то напевала. Он остановился в дверях кухни, наблюдая за ней. Она ловко орудовала ножом, её волосы были собраны в небрежный пучок, на губах играла лёгкая улыбка. Она была красива. И абсолютно чужа.

— Лик, — сказал он, заставляя свой голос звучать озабоченно. — У меня проблемы.

Она обернулась, улыбка слетела с её лица, сменившись настороженным вниманием.

— Какие?

— По работе. Проект, над которым я бился, — виснет. Контрагент тянет с оплатой, а у нас там субподрядчики, материалы… Может выйти в серьёзный минус. Я вложил туда почти все наши свободные средства с депозита.

Он видел, как её зрачки расширились. Не от страха за него. От страха за *деньги*. Их общие деньги, которые она уже, наверное, считала своими.

— Что?! Артём, как же так? Ты же всегда всё просчитывал!

— Просчитал, но не учёл человеческий фактор, — он сокрушённо вздохнул, прошёл к столу, опустился на стул. — Мне, может, даже придётся занять. Или… — он сделал паузу, смотря на неё. — Или влезть в долги под залог. Только чтобы вытащить проект. Иначе — полный провал. И моя репутация.

Он произнёс это вполголоса, с нужной ноткой отчаяния в голосе. Приманка была брошена. Теперь он ждал, клюнет ли рыба.

Лика подошла, села рядом, положила руку ему на плечо. Её прикосновение было механическим.

— Господи, Артём… Долги… это так серьёзно. Может, не надо? Может, бросишь этот проект?

— Не могу. Я в него всю душу вложил. И слишком много уже потратил, чтобы отступать.

Он видел, как в её глазах пробегают расчёты. Не «как помочь мужу», а «как это скажется на нашем/моём благосостоянии». Через её руку, лежащую на его плече, он, казалось, чувствовал вибрации её быстро работающего мозга.

— Ладно… не переживай сейчас, — сказала она, наконец, погладив его. — Сначала поужинаем. Всё как-нибудь уладится.

Он знал, что теперь она побежит к нему. К Сергею. Обсудить новый фактор. Решить, как это использовать. Их план с фальшивой долговой распиской мог получить неожиданное «подтверждение» — ведь муж и правда в долгах! Это было слишком соблазнительно.

После ужина она заявила, что у неё мигрень и она рано ляжет. Артём кивнул, сделал вид, что погрузился в рабочие бумаги на кухне. Как только дверь в спальню закрылась, он включил на телефоне приложение с камеры в прихожей и наушник.

Он не прогадал. Через двадцать минут дверь спальни приоткрылась. Лика, уже в пижаме, на цыпочках выскользнула в прихожую. Она не пошла к выходу. Она присела на пуфик, прямо в поле зрения камеры, и… достала из кармана телефон. Не свой, а какой-то старый, кнопочный, «левый». Она быстро набрала номер.

Артём включил запись.

— Серж, это я, — прошептала она, обернувшись к двери в комнату, где, как она думала, он работал. — Ты не поверишь. У него проблемы. Большие. Влез в какой-то провальный проект, потратил кучу наших денег, теперь собирается в долги лезть. Говорит, под залог.

Пауза. Она слушала, кивая.

— Да, я тоже так подумала. Это же идеально! Мы можем… да, именно. Его «долг» тебе будет выглядеть абсолютно логично. Все скажут: отчаявшийся мужчина, пытаясь спасти бизнес, взял деньги у соседа-автодельца, а тот, зная про его квартиру, дал под залог. А когда не смог отдать… — она усмехнулась. Тихим, злым смешком, который Артём никогда от неё не слышал. — Да. Нужно ускорить. Пока он не набрал ещё других долгов и его кредитоспособность не упала совсем. Через неделю, как только он уедет в эту свою командировку? Да, я смогу. Тот порошок… я уже пробовала на кошке соседки, та проспала сутки, но очнулась. В общем, сработает. Договорились.

Она положила трубку, сунула телефон в карман халата и так же тихо вернулась в спальню.

Артём вынул наушник. Руки его были абсолютно сухими и холодными. Всё подтвердилось. Они не отступили. Они увидели в его выдуманной проблеме возможность. И назначили срок. Через неделю. Когда он якобы уедет в командировку.

Он сидел в темноте кухни, и впервые за эти дни на его лице появилось что-то похожее на улыбку. Безрадостную, ледяную. Они шли по нарисованному им маршруту. Прямо в ловушку.

Теперь ему нужно было подготовить сцену для их последнего акта. И убедиться, что занавес опустится именно на них

---

Неделя до «отъезда в командировку» стала для Артёма тренировкой на выживание в высшей лиге лицемерия. Каждый день он просыпался с ощущением, что надевает не просто одежду, а чуждый кожный покров — кожу прежнего, доверчивого Артёма. Эта кожа зудела, но снимать её было нельзя.

Он стал «озабоченным» и «растерянным». Нарочито забывал ключи, вздыхал за ужином, просиживал ночи за ноутбуком с нахмуренным лбом. Он заводил разговоры о кредитах, о «жёстких условиях залога», ловил на себе её пристальный, оценивающий взгляд. Лика играла свою партию безупречно: поддерживала, гладила по голове, говорила «всё образуется», а глаза её в эти моменты были холодными и расчётливыми, как у бухгалтера, сводящего дебет с кредитом.

Артём тем временем вёл свою подпольную войну.

Он съездил к родителям в соседний город, под предлогом помочь отцу с дачей. Вечером, за чаем, не вдаваясь в страшные подробности, сказал лишь: «С Ликой, кажется, беда. Доверять ей нельзя. Если что-то случится со мной — сразу к моему юристу, Дмитрию Семёновичу. У него все инструкции». Мать заплакала, отец, отставной военный, сурово сжал губы и кивнул. Больше вопросов не задавали. Они видели в его глазах ту же сталь, что бывала у отца в сложных ситуациях.

Он также встретился с тем самым другом из Канады, который как раз был в Москве проездом. Отдал ему второй комплект флешек с доказательствами и бумажную расписку с изложением ситуации, заверенную у нотариуса. «Храни, как зеницу ока. Вскрывай, если я пропаду или со мной что-то случится». Друг, Миша, обнял его молча, крепко. Слов не требовалось.

Главной же его задачей стала организация «отъезда». Он заказал билеты на самолёт до Ростова-на-Дону на своё имя, на нужную дату. Затем анонимно, через подставное лицо, снял на сутки номер в недорогой гостинице на окраине Москвы, недалеко от аэропорта. Это было его убежище, командный пункт на день «Х». Там же он оставил сумку с запасной одеждой, паспортом, деньгами и ноутбуком.

За день до отлёта он пришёл домой с «готовыми» документами на командировку — фальшивым приказом и билетами, которые он аккуратно положил на видное место.

— Вот, завтра лечу, — сказал он устало, повалившись на диван. — На неделю. Может, даже больше, если не удастся быстро всё уладить с этим чёртовым контрагентом.

— Бедный мой, — Лика присела рядом, погладила его по щеке. В её глазах светилось не сочувствие, а предвкушение. — Не переживай. Ты справишься. А я тут всё присмотрю.

«Присмотришь, — подумал Артём. — Ещё как присмотришь».

Вечером она была особенно нежна. Приготовила его любимый ужин, налила вина. Артём пил мало, делая вид, что устал. Он заметил, как её взгляд то и дело скользит по его бокалу. Она ждала, когда он выпьет больше. Возможно, уже готовила свою «спецоперацию» со снотворным, но решила отложить до завтра, до самого отъезда, чтобы он точно был вялым и сонным.

Он лёг спать рано, притворившись, что засыпает мгновенно. На самом деле он не спал. В полной темноте он слышал её ровное дыхание, чувствовал тепло её тела в сантиметре от своего. Когда-то это было счастьем. Теперь — пыткой. Он думал о том, что происходит за стеной. О том соседе, который, возможно, тоже не спал, предвкушая завтрашний «улов». Мысль о них вместе, о их планах, уже не вызывала той острой боли. Она трансформировалась в холодную, непреклонную решимость. Они перешли черту. Они перестали быть людьми в его глазах. Они стали препятствием, которое необходимо устранить. Чисто, эффективно и навсегда.

Утром день начался как обычно. Артём собрал чемодан — небрежно, будто впопыхах. Лика суетилась вокруг, помогала, подкладывала носки, термос.

— На, возьми, — она протянула ему маленький пластиковый контейнер. — Бутерброды, чтобы в аэропорту не покупать их втридорога. И чай в термосе, крепкий, с лимоном. Выпей пока едешь, взбодришься.

Он взял. Термос был тёплым. «Крепкий, с лимоном». Ключевые слова. Он улыбнулся, поцеловал её в лоб.

— Спасибо, зай. Без тебя бы пропал.

Он вышел из квартиры, спустился на лифте, вышел на улицу и сел в свою машину. Он не поехал в аэропорт. Он поехал в ту самую запасную гостиницу. По пути он аккуратно, через открытое окно, вылил чай из термоса в ливнёвку. Бутерброды выбросил в уличный бак. Сам контейнер и термос оставил в машине — как возможное вещественное доказательство.

В гостиничном номере, маленьком и безликом, он установил связь. Он подключился к камерам и диктофонам в своей квартире через защищённый VPN-канал. Изображение на экране ноутбука было разбито на четыре квадрата: прихожая, гостиная, вид на входную дверь, вид на диван. Звук шёл с диктофона в гостиной.

Первые два часа ничего не происходило. Лика убралась в квартире, потом, судя по камере в гостиной, села смотреть телевизор. Она была одна. Артём нервно ходил по номеру, проверяя соединение. Он понимал, что его план — палка о двух концах. Если они ничего не предпримут сегодня, если решат подождать, он окажется в дурацком положении. Но его интуиция, обострённая ненавистью, подсказывала: они не станут ждать. Уверенность и жадность — плохие советчики.

Его интуиция не подвела. Примерно в час дня на камере в прихожей сработал датчик движения. Дверь открылась. В кадр вошёл Сергей.

Артём замер, впившись в экран. Сергей был в чёрной кожаной куртке, джинсах. Он выглядел спокойным и хозяином положения. Лика вышла ему навстречу из гостиной. Они не обнялись, не поцеловались — было не до того. Их лица были сосредоточены.

— Ну что? Улетел? — спросил Сергей, снимая куртку и вешая её на вешалку, как у себя дома.

— Полчаса назад. Должен быть уже в аэропорту, — ответила Лика. — Чай выпил на дорогу, я сама видела. Действие должно начаться через час. Он будет сонный, вялый. Идеальное состояние.

— Хорошо. Готовь документы. Я принёс то, что нужно.

Они прошли в гостиную, сели за обеденный стол, который теперь превратился в штаб по ограблению. Сергей достал из внушительного кожаного портфеля папку. Артём увеличил изображение камеры в лампе. Он увидел листы бумаги. Расписку. И какой-то договор.

— Вот, — Сергей положил перед Ликой два листа. — Расписка. Сумма — пять миллионов. Дата — шесть месяцев назад. Основание — заём на развитие бизнеса. Внизу — место для его подписи. А это — предварительный договор залога квартиры. В случае неисполнения обязательств по возврату долга, право собственности переходит к кредитору. Всё по закону, вернее, похоже на закон.

— А подпись? — спросила Лика, взяв в руки расписку.

— Сейчас подгоним. У нас есть образцы. Мой человек уже поработал. Посмотри.

Сергей достал ещё один листок, с пробными подписями «Артёма». Лика сравнила их с подписями в договоре купли-продажи квартиры.

— Похоже. Очень похоже. Но… это же подделка.

— Докажи, — усмехнулся Сергей. — Суд примет её как доказательство. Особенно если будет свидетель — я. И если «должник» не явится на заседание, потому что, скажем, будет в запое или скроется от кредиторов. Мы позаботимся, чтобы у него были такие проблемы, что не до суда будет.

Лика кивнула, её лицо было серьёзным, деловым.

— А как мы его заставим это подписать? Вялым-то он будет, но не без сознания.

— Заставим, — голос Сергея стал жёстким. — Страх — отличный мотиватор. Особенно когда тебе показывают, что могут сделать с твоими родителями, например. Или когда тебе объясняют, что если он сейчас не подпишет, мы пойдём в полицию с этой распиской и заявлением о мошенничестве. С его-то финансовыми проблемами, о которых все будут знать, ему не поверят. Он сломается. Я таких «буквоедов» знаю. Они боятся скандала, тюрьмы.

Артём слушал, и его руки сжались в кулаки так, что побелели костяшки. Угроза родителям. Это была уже не просто жадность. Это был чистый, беспримесный бандитизм.

— Когда будем действовать? — спросила Лика.

— Сегодня вечером. Ты позвонишь ему, скажешь, что срочно нужно, что дома прорвало трубу или ещё что-то. Он, сонный, вернётся. А здесь его будем ждать мы. И ребята. Для убедительности.

— Хорошо, — Лика вздохнула. В её вздохе не было сомнений. Была усталость от долгого ожидания. — Давай заканчивать с этим. Я так устала притворяться.

Сергей обнял её за плечи, потянул к себе.

— Сколько, рыбка. Ещё немного потерпи. И всё наше будет. И квартира, и деньги с её продажи. И ты наконец-то будешь со мной. По-настоящему.

Они поцеловались. Долго, страстно, прямо перед камерой. Артём смотрел на это, и внутри не было ни ревности, ни боли. Был только холодный учёт фактов. Кадры были бесценны. Голоса — бесценны. У него было всё.

Он откинулся на стул, закрыл глаза. Сценарий развивался по худшему, но предсказуемому сценарию. Они не просто хотели обмануть. Они хотели запугать, сломать, возможно, даже применить насилие. Угроза родителям переводила эту историю в совершенно иной разряд.

Теперь ему нужно было действовать не просто ради защиты имущества. Ради защиты жизни. Своей и своих близких.

Он открыл глаза, взял телефон. Набрал номер Дмитрия Семёновича.

— Дмитрий Семёнович, говорят записи. Всё идёт по плану, но план у них… жёстче. Есть угрозы расправой над родственниками. И речь о том, чтобы силой принудить к подписанию сегодня вечером.

На том конце провода повисла короткая пауза.

— Это меняет дело, — сказал юрист. — Теперь это не только мошенничество, но и вымогательство, приготовление к похищению человека, угроза применения насилия. Нужно подключать полицию. Но сделать это нужно так, чтобы застать их на месте преступления с поличным. И чтобы вы при этом были в безопасности.

— У меня есть идея, — тихо сказал Артём. — Но нужна ваша помощь в координации с правоохранительными органами. И гарантия, что меня не впутают в это как соучастника.

— Вы будете потерпевшим, Артём Викторович. Жертвой заговора. Я всё оформлю. Опишите ваш план.

Артём описал. Через полчаса он уже ехал на своей машине в отделение полиции, в тот самый район, где работал Дмитрий Семёнович и где у него были контакты. Он вёз с собой ноутбук с записями, флешки, распечатки. Он шёл сдавать показания. Но не как жертва, которая просит защиты. Как оперативник, который предоставляет готовое, упакованное дело.

В кабинете оперативника, мужчины лет сорока с усталым, умным лицом (майор Ковалёв), Артём снова включил записи. Показал кадры с камер. Майор Ковалёв слушал, не перебивая, его лицо становилось всё мрачнее.

— Дерзко, — произнёс он наконец. — Очень дерзко. И очень глупо с их стороны. Эти записи… это железно. Вы уверены, что они попытаются осуществить это сегодня?

— Они договорились, что я, под воздействием снотворного, должен вернуться вечером по ложному вызову. Там меня будут ждать они и, судя по всему, «группа поддержки». У них подготовлены фальшивые долговые документы.

— Хорошо, — майор встал. — Мы обеспечим засаду. В квартире и вокруг дома. Вам нужно будет сыграть свою роль. Вызовете такси, приедете, зайдёте внутрь. Как только будут предъявлены угрозы или попытка принудить вас к подписанию — мы войдём. У вас будет скрытая аудиотрансляция. Это опасно. Вы готовы?

— Я понимаю, — сказал Артём. — Я готов.

Он не чувствовал страха. Он чувствовал лишь холодную концентрацию снайпера перед выстрелом. Всё, что ему было нужно, — дождаться вечера. Дождаться звонка Лики.

Звонок раздался в семь вечера. Артём был уже в такси, которое кружило недалеко от дома. Он был одет в ту же одежду, что утром, нарочно помял её, чтобы выглядеть уставшим. На ухо был прикреплён крошечный передатчик.

— Алло? — он сделал свой голос сонным, замедленным.

— Артём, родной! — голос Лики звучал испуганно, истерично. Искусство было на высоте. — Ты где? Здесь кошмар! С соседней квартиры, кажется, потоп! Вода уже к нам под дверь идёт! Я не знаю, что делать, вентиль не могу найти!

— Успокойся, — сказал он, изображая панику. — Я… я в аэропорту, рейс задерживают. Я не могу…

— Артём, пожалуйста! Мне страшно одна! Приезжай, помоги! Вызови сантехника, что ли! Я не справлюсь!

Он сделал паузу, будто колебался.

— Ладно… Ладно, я попробую вырваться. Ты вызывай аварийную службу. Я буду через… через час, наверное.

— Спасибо! Спасибо, милый! Я буду ждать!

Он положил трубку, посмотрел на водителя.

— Меняем маршрут. На улицу Грина, 15. Быстрее.

Такси понеслось по вечерним улицам. Артём сидел на заднем сиденье, глядя в темнеющие окна. Его лицо в отражении было спокойным и пустым. Внутри же бушевала странная смесь: леденящая ярость, щемящая горечь от последнего акта их фарса и странное, почти предсмертное спокойствие. Всё решится сегодня. Всё закончится.

Он вышел из такси в двух кварталах от дома, заплатил наличными. Майор Ковалёв сказал, что группа захвата уже на местах. В подъезде, в машинах рядом, на чердаке. У него в кармане был тревожный брелок — нажать, если станет совсем жарко.

Артём медленно пошёл к своему дому. К своему бывшему дому. Каждый шаг отдавался в висках тяжёлым, мерным стуком. Он поднялся по лестнице, остановился перед своей дверью. Взял ключ. Сделал глубокий вдох.

И вошёл в логово

---

Привычный щелчок замка прозвучал как выстрел в тишине прихожей. Артём переступил порог. В квартире было неестественно тихо. Ни звука льющейся воды, ни криков паники. Только приглушённый свет из гостиной и тяжёлый, густой запах чужого табака.

— Лика? — позвал он, нарочито громко, делая голос сонным и растерянным. Он пошатнулся, прислонился к притолоке, изображая слабость от мнимого снотворного. — Где ты? Что там с водой?

Из гостиной вышла она. Но не одна. Рядом с ней, массивный и непоколебимый, стоял Сергей. На его лице играла снисходительная, хищная ухмылка. За ними, в глубине комнаты, Артём мельком разглядел ещё две фигуры — крупные, неопределённого возраста, в спортивных костюмах. Один сидел на его любимом кресле, другой стоял у окна, куря. Всё было именно так, как он и предполагал, исходя из их разговора.

Лика выглядела бледной, но собранной. Ни следа истерики, которая была в её голосе час назад.

— Всё в порядке, Артём, — сказала она ровным, холодным тоном. — Никакого потопа нет.

— Что?.. — он сделал круглые глаза, стараясь выглядеть ошарашенным. — А зачем тогда… Я же должен был лететь…

— Ты никуда не летишь, — перебил Сергей, сделав шаг вперёд. Его грубоватое, обветренное лицо теперь казалось откровенно бандитским. — Присаживайся-ка. Поговорить надо.

Артём медленно, покачиваясь, прошёл в гостиную и опустился на диван, спиной к камере, вмонтированной в лампу. Он нарочно сел так, чтобы его лицо было хорошо видно «группе поддержки», а микрофон на груди улавливал каждый звук.

— О чём говорить? — пробормотал он, потирая виски. — Я… я плохо соображаю. Что-то с чаем тем…

— Неважно, — отрезала Лика. Она села напротив, в позе строгого следователя. — Артём, у нас серьёзные проблемы. Точнее, у тебя.

— Какие ещё проблемы? — он изобразил испуг, глядя на неё.

— Денежные, — вступил Сергей. Он достал из портфеля те самые листы и швырнул их на журнальный столик перед Артёмом. — Вот, освежи память. Шесть месяцев назад ты взял у меня в долг пять миллионов. На развитие своего проекта. Под залог этой квартиры. Срок вышел. Деньги где?

Артём уставился на бумаги. Расписка. Договор залога. Подпись была удивительно похожа на его собственную. Мастер поработал на совесть. Он медленно поднял голову, переводя взгляд с Лики на Сергея.

— Я… я у тебя ничего не брал. Это что за бред?

— Не брал? — Сергей фыркнул и кивнул одному из «спортсменов». Тот встал с кресла и грузно подошёл к дивану, встав за спиной Артёма. От него пахло потом и дешёвым одеколоном. — А я говорю — брал. И у меня есть свидетели. И расписка. И закон на моей стороне. Ты что, в суд подавать собрался, должник?

— Это подделка! — Артём попытался вскочить, но «спортсмен» положил ему тяжёлую лапу на плечо и вдавил обратно в диван. Движение было грубым, демонстративным. Артём застонал, изображая слабость и страх. Внутри же он ледяным счётом фиксировал каждое действие: угрозу, применение физической силы.

— Успокойся, — сказал Сергей. — Не дёргайся, и всё будет хорошо. Мы люди цивилизованные. Я понимаю, у тебя сейчас трудности. Поэтому предлагаю вариант. Ты спокойно, по-хорошему, переоформляешь квартиру на Лику. Она твоя жена, это будет выглядеть естественно. А я… я подожду с долгом. Или спишем его часть. Как договоримся.

— Зачем Лике квартира? — Артём смотрел прямо на неё, и в его взгляде, наконец, прорвалась настоящая, неигровая боль. Последняя капля того, что когда-то было любовью.

— Чтобы у неё было хоть что-то, когда она от тебя уйдёт, — отчеканила Лика. Её глаза были пусты. — Ты же разорился, Артём. Ты — ноль. Я не могу быть с нолём. А с этой квартирой я смогу начать новую жизнь.

— И со мной, — добавил Сергей, обнимая её за плечи.

Артём опустил голову, делая вид, что сломлен. Он тихо, почти шёпотом, спросил:

— А если я не соглашусь?

Наступила пауза. Потом Сергей негромко, но очень чётко произнёс:

— Тогда дела пойдут по-плохому. Во-первых, я иду с этой распиской в полицию. Мошенничество в особо крупном размере. С твоими-то финансовыми проблемами тебе не отбрехаться. Во-вторых… — он наклонился к Артёму, и его дыхание, с примесью алкоголя и табака, обдало лицо. — У тебя ведь родители старые живут в Волоколамске, да? Домик у них симпатичный. Без всякой охраны. Бывает, туда бомжи всякие заглядывают, электричество воруют… а то и пожар случается. Жаль стариков.

Артём замер. Это был тот самый момент. Прямая угроза жизни и здоровью близких. Улика, которую уже не списать на «бытовой конфликт». Он поднял на Сергея глаза, и в них не было ни страха, ни растерянности. Только абсолютная, ледяная пустота.

— Ты… угрожаешь моим родителям?

— Я информирую о возможных рисках, — поправил его Сергей, ухмыляясь. — Мир опасен. Особенно для тех, кто не платит долги.

Артём медленно потянулся к внутреннему карману пиджака. «Спортсмен» сзади напрягся и схватил его за шею сзади.

— Расслабься, я… я таблетку, — пробормотал Артём. Он достал не таблетку, а нащупал в кармане маленький брелок от машины. И незаметно нажал на его боковую кнопку. Сигнал тревоги, прямой эфир и одновременно команда к штурму.

— Я подумаю… — сказал он, откидываясь на спинку дивана, чтобы ослабить хватку «охранника». Его голос стал твёрже. — Но сначала объясните мне один момент, Лика. Зачем? Мы же… мы же десять лет вместе. Десять лет. Неужели всё это время была ложь?

Лика отвела взгляд, но лишь на секунду.

— Не ложь, Артём. Просто… жизнь. Ты был удобен. Стабилен. Но с тобой было скучно. Как в музее восковых фигур. А я хотела жить. По-настоящему. Дышать. — Она посмотрела на Сергея, и в её глазах вспыхнула та самая искра, которой Артём так у неё не видел. Искра животного влечения, смешанного с алчностью. — И я нашла того, с кем можно и дышать, и не нуждаться. Сергей дал мне и то, и другое.

— Ценой моего уничтожения.

— Ты сам себя уничтожил, ввязавшись в авантюры! — вспылила она, и в её голосе зазвучали знакомые нотки истерики, но теперь направленные на него. — Ты сам всё испортил! Мы могли бы тихо разойтись, но ты решил поиграть в большого бизнесмена и проиграл! Я просто спасаю то, что можно спасти!

В этот момент снаружи, в подъезде, раздался резкий, короткий звук — ломающееся дерево. Потом тяжёлые, быстрые шаги по лестнице.

Все в комнате застыли. Сергей первый сориентировался.

— Что за…?

Дверь в квартиру, которую Артём запер на цепочку, с грохотом распахнулась. В проёме, заполняя его собой, появились люди в чёрной форме с надписью «ОМОН» и в штатском с жёсткими лицами и планшетами в руках. Их было много. Они ввалились в прихожую и мгновенно рассредоточились по квартире.

— Руки за голову! На пол! Все! — скомандовал один из штатских — майор Ковалёв. Его голос не терпел возражений.

«Спортсмены» замешкались, но было уже поздно. Их повалили чуть намяв бока, скрутили профессионально и быстро. Сергей, побледнев, попытался что-то сказать: «Вы кто такие? Это частная территория!» — но ему прижали лицо к полу, заломив руки за спину.

Лика вскрикнула, отпрянув к окну. Её глаза, огромные от ужаса, метались между Артёмом, Сергеем и вошедшими операми.

— Артём, что происходит?! Кто эти люди?!

Артём медленно поднялся с дивана. Он выпрямился во весь рост, и с его лица спала маска усталости и слабости. Он был спокоен и холоден.

— Это, Лика, люди, которые пришли арестовывать мошенников и вымогателей. И, кажется, тех, кто готовил покушение на причинение тяжкого вреда здоровью. И угрожал убийством.

Он подошёл к майору Ковалёву и протянул ему брелок-передатчик.

— Всё записано. Угрозы в отношении родителей озвучены. Попытка принуждения к сделке под физическим давлением зафиксирована. Фальшивые документы — на столе.

Ковалёв кивнул, приняв брелок.

— Всё верно, Артём Викторович. Спасибо. — Он повернулся к своим. — Всем задержанным разъяснить права. Изъять все документы на столе. Осмотреть помещение на наличие оружия, наркотиков.

Началась оперативная суета. Сергея и его «ребят» уже выводили в наручниках. Сергей, проходя мимо, бросил на Артёма взгляд, полный такой лютой, бессильной ненависти, что, казалось, воздух загорится. Но он уже ничего не мог сделать.

Лика стояла, прижавшись к подоконнику, её трясло.

— Артём… это… это недоразумение… Мы же просто… поговорить хотели… — её голос был тонким, жалким.

— О том, как оставить меня на улице и пригрозить моим родителям? — перебил он её. В его голосе не было ни злости, ни торжества. Была усталость. Бесконечная, вселенская усталость. — Нет, Лика. Это не недоразумение. Это преступление. И ты в нём участвовала. Со всеми вытекающими.

К ней подошла женщина-опер.

— Гражданка, проследуйте с нами для дачи объяснений. Вы задержаны по подозрению в совершении преступления.

Лика вдруг рванулась к Артёму, цепляясь за его рубашку.

— Нет! Артём, прости! Я пошутила! Я не хотела! Это он всё, Сергей! Он меня заставил! Я люблю тебя! — её слова превратились в нечленораздельный вопль, слёзы текли по размазанной туши.

Артём аккуратно, но неумолимо освободил свою руку из её хватки. Он смотрел на неё, и в его глазах она увидела то, чего боялась больше всего — полное равнодушие. Она перестала для него существовать.

— Любила настолько, что готовила мне снотворное и искала подставных свидетелей, — сказал он тихо, только для неё. — Прощай, Лика.

Её увели. В квартире вдруг стало очень тихо и пусто, несмотря на присутствие оперативников. Майор Ковалёв подошёл к Артёму.

— Вам нужно будет проехать для оформления заявления и подробных показаний. Это займёт время. Вы готовы?

— Да, — кивнул Артём. — Только дайте минуту.

Он прошёл в спальню. На их с Ликой общей кровати лежал её халат. Он взял его, свернул в аккуратный валик и положил в пустую спортивную сумку, валявшуюся в шкафу. Потом собрал несколько её самых явно личных вещей — косметичку, несколько журналов, туфли из коробки. Всё это уложил в ту же сумку. Он не хотел, чтобы хоть что-то, что напоминало о ней, осталось здесь, когда он вернётся.

В гостиной оперативники упаковывали в пакеты вещественные доказательства — те самые фальшивые документы, портфель Сергея, даже их бокалы, на которых могли остаться отпечатки.

— Всё? — спросил Ковалёв.

— Всё, — сказал Артём, взяв сумку с вещами Лики. — Можно ехать.

Он вышел из квартиры последним. Перед тем как закрыть дверь, он обернулся и бросил прощальный взгляд на интерьер своего прошлого. На вазу с тюльпанами, на диван, на картину на стене, за которой всё ещё работал диктофон. Здесь умерла не только его семья. Здесь умерла часть его самого. Та, что верила, любила, строил планы.

Он щёлкнул замком. Звук был окончательным.

Внизу, у подъезда, стояли чёрные служебные машины. В одну из них, под присмотром оперов, уже сажали Сергея. Тот, увидев Артёма, что-то закричал, но звук заглушил захлопывающаяся дверь. Лику вели к другой машине. Она шла, опустив голову, и вся её осанка кричала о полном крахе.

Артём сел в машину к майору Ковалёву. Они тронулись. Городские огни поплыли за окном, отражаясь в стёклах, смешиваясь в разноцветные потоки.

— Как чувствуете себя? — спросил Ковалёв, не глядя на него.

— Пусто, — честно ответил Артём.

— Понимаю. Но вы поступили правильно. И мужественно. Не каждый смог бы так хладнокровно всё организовать и довести до конца.

— У меня не было выбора. Они сами загнали себя в угол.

Они ехали молча. Артём смотрел в окно и думал о том, что будет дальше. Бесконечные допросы, суды, встречи с адвокатами Дмитрия Семёновича. Процесс развода. Продажа квартиры — жить там он больше не сможет. Но это были уже технические детали. План по выживанию был выполнен. Враг обезврежен. Поле битвы осталось за ним.

И теперь, когда адреналин начал отступать, его понемногу стала накрывать не боль, а странное, непривычное чувство. Одиночество. Не тоскливое, а… чистое. Как пустая комната после генеральной уборки, когда выброшено всё лишнее. Страшно, непривычно, но есть пространство для нового. Какого — он пока не знал. И, возможно, не скоро узнает.

Он вздохнул и откинулся на сиденье, закрыв глаза. Впереди была долгая ночь в отделе полиции. А потом — новая жизнь. Та, в которой не будет места предательству. Потому что он больше никому не даст такого шанса

---

Последующие месяцы стали для Артёма однообразным, бумажным чистилищем. Его жизнь свелась к трем точкам: временная съёмная квартирка-студия, работа и бесконечные встречи с Дмитрием Семёновичем и следователями. Он давал показания, опознавал голоса на фонограммах, объяснял логистику своих действий. Это была утомительная, но необходимая работа по упаковке и консервации своего личного ада для суда.

Лика из следственного изолятора писала ему письма. Сначала полные ярости и обвинений («Ты подставил меня! Ты всё подстроил!»), потом — жалобные и молящие о прощении («Артёмка, я одумалась, это был ужасный сон, я люблю только тебя»), в конце — отчаянные и деловые («Давай договоримся. Я отказываюсь от всего, только прекрати это дело»). Он не отвечал ни на одно. Дмитрий Семёнович просматривал корреспонденцию, раскладывал по папкам как возможные доказательства манипулятивного поведения и советовал игнорировать.

Сергей вёл себя иначе. Через своего адвоката, напыщенного типа в дорогом костюме, он пытался давить: заявлял, что записи получены незаконно, что Артём сам провоцировал ситуацию, что угрозы родителям были «метафорой». Но против технологии была бессильна вся его напускная крутость. Экспертиза подтвердила подлинность аудио- и видеозаписей, отсутствие монтажа. Эксперты-графологи однозначно заявили: подпись на расписке — поддельная, выполнена с использованием образцов. А «группа поддержки», мелкие хулиганы с окраины, быстро пошла на сделку со следствием, рассказав, что Сергей нанял их для «убеждения одного лоха» и обещал по пятьдесят тысяч каждому. Их показания били точно в цель.

Готовилось громкое дело. Статьи набрались солидные: 159 УК РФ «Мошенничество в особо крупном размере» (квартира), 163 УК РФ «Вымогательство», 119 УК РФ «Угроза убийством», 30 и 105 УК РФ «Покушение на убийство» (из-за угроз родителям и планов с «несчастным случаем»), 303 УК РФ «Фальсификация доказательств». Для Лики — как соучастницы. Для Сергея — как организатора. Перспектива — реальные, длительные сроки.

Суд начался осенью. Зал был невелик, дело рассматривалось в закрытом режиме из-за наличия угроз в адрес потерпевшего и его семьи. Но атмосфера от этого была ещё более гнетущей.

В первый день Артём увидел их. Лику и Сергея под конвоем ввели в зал. Они сидели на одной скамье подсудимых, но между ними зияла пропасть отчуждения. Лика постарела лет на десять. Яркая красота потухла, лицо было осунувшимся, землистым, волосы тусклыми. Она сидела, сгорбившись, не поднимая глаз. Сергей, напротив, держался нарочито бравурно. Он был в новом, чуть мешковатом костюме, старался держать спину прямо, бросал на зал вызывающие взгляды. Но дрожь в руках, которую он пытался скрыть, сжимая кулаки, и мокрые пятна пота под мышками выдавали его животный страх.

Когда оглашали обвинительное заключение, перечисляя все их планы в мельчайших, добытых записями деталях, Лика тихо плакала, уткнувшись в ладони. Сергей сначала ехидно ухмылялся, потом его лицо постепенно багровело от бессильной злости.

Слово дали потерпевшему. Артём встал. Он не смотрел на них. Он говорил чётко, без эмоций, как на совещании, лишь изредка поглядывая в конспект, составленный с юристом.

— …Таким образом, подсудимые, воспользовавшись моим доверием как супругом и соседом, вступили в преступный сговор. Их целью было не просто завладение имуществом, а полное уничтожение моей жизни: репутации, свободы, возможно, здоровья моих престарелых родителей. Они планировали это хладнокровно, в течение длительного времени, что подтверждается записями их разговоров. Я не испытываю к ним ненависти. Я испытываю недоумение и чувство глубокой личной безопасности, которое, уверен, больше никогда не вернётся. Я прошу суд применить к ним всю строгость закона.

Его речь, сухая и неопровержимая, висела в воздухе тяжелее любого крика. Лика всхлипнула громче.

Начался допрос подсудимых. Адвокат Сергея, вертя в руках золотую ручку, пытался выгородить клиента: мол, «бытовой конфликт», «слово за слово», «господин Артёмов сам спровоцировал ситуацию своим финансовым положением», а записи — «частная жизнь, полученная с нарушением». Но судья, пожилая женщина с умными, усталыми глазами, быстро его останавливала, указывая на вещественные доказательства и заключения экспертов.

Когда же дали слово самому Сергею, в зале случилась первая вспышка. Он вскочил, оттолкнув конвоира, и уставился на Артёма пальцем, трясясь от ярости.

— Это он всё подстроил! Это ловушка! Он сидел, подслушивал, как падаль какая-то, а потом нажаловался! Мужик он или нет?! Да я таких, как он, на разрыв батона…!

Судья застучала молоточком.

— Подсудимый, успокойтесь! Следующее подобное нарушение — и вас выведут из зала!

— Выведите! — заорал Сергей, уже не владея собой. Его адвокат пытался его усадить, но тот вырвался. — Ты думаешь, ты выиграл, червь бумажный?! Ты думаешь, всё?! Сидеть-то мне, но выйду я! И найду я тебя! И твоих стариков! Найду и сделаю так, что ты сам будешь молить о тюрьме! Ты слышишь?!

Угроза прозвучала на весь зал, циничная и отчаянная. Конвоиры схватили Сергея за руки. Артём сидел неподвижно, не моргнув. Внутри всё похолодело, но на лице не дрогнул ни один мускул. Эта истерика лишь хоронила Сергея ещё глубже.

— Зафиксировать в протоколе новые угрозы потерпевшему со стороны подсудимого Сергеева, — холодно произнесла судья. — Продолжить.

Сергея, багрового, с перекошенным лицом, вывели из зала. Адвокат развёл руками с видом «я его предупреждал».

Лику допрашивали последней. Она говорила тихо, путано, постоянно сбиваясь. Сначала пыталась свалить всё на Сергея: он её «завербовал», «запугал», «подсадил на дорогие подарки». Говорила, что любила Артёма, но «заблудилась». Прокурор, молодая, но очень жёсткая женщина, методично, используя выдержки из записей, разбивала её версию в пух и прах.

— Объясните, гражданка, как «запуганная» женщина сама предлагает дать мужу снотворное? Как «завербованная» жертва самостоятельно снимает копии с его документов и хранит их? Вы утверждаете, что боялись Сергеева, но на записи от… (она назвала дату) вы говорите ему: «Надо ускорить, пока он не набрал других долгов». Это слова запуганного человека?

Лика молчала, сжавшись в комок, глотая слёзы. Потом, когда прокурор зачитала тот самый фрагмент, где Лика спокойно обсуждает подсыпание снотворного, в зале раздался её пронзительный, душераздирающий крик:

— Хватит! Хватит, я не могу! Я признаю! Всё признаю! Это я! Я всё! Я ненавидела эту жизнь! Ненавидела его скуку, его овсянку по утрам, его вечные чертежи! Я хотела денег и свободы! И да, я хотела, чтобы он исчез! Пусть он исчезнет! — Она залилась истерическими рыданиями, уткнувшись лицом в скамью.

В зале повисла тяжёлая тишина. Даже суровое лицо судьи дрогнуло. Артём смотрел на согбенную, трясущуюся фигуру женщины, которая была центром его вселенной, и чувствовал… ничего. Пустоту. Её признание не принесло облегчения. Оно лишь поставило последнюю, жирную точку. Да, она его ненавидела. До желания уничтожить. Всё, что было между ними, оказалось фальшивкой.

Суд удалился на совещание. Приговор вынесли через неделю.

Зал был полон. Пришли родители Артёма, бледные, державшиеся за руки. Пришла пара коллег. Со стороны обвиняемых — лишь измождённая мать Лики и брат Сергея, хмурый, похожий на него, но без той дикой агрессии.

Судья зачитала приговор монотонно, но каждое слово падало, как гиря.

**Сергеев Сергей Николаевич:** признан виновным по всем пунктам. Организатор преступной группы. Отягчающие обстоятельства — рецидив (оказалось, у него была неснятая судимость за хулиганство), угрозы в зале суда, активная роль. **Приговор: 12 лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима.** Также с него взыскать штраф за моральный ущерб в пользу потерпевшего в размере 6 миллионов рублей.

**Ликина Лилия Дмитриевна:** признана виновной как соучастница. Смягчающие — явка с повинной (её истерика в суде была расценена как таковая), отсутствие судимостей. Но отягчающее — особая жестокость (планирование применения снотворного, холодное обсуждение разорения мужа). **Приговор: 6 лет лишения свободы с отбыванием в колонии общего режима.** Также взыскание морального ущерба.

Когда огласили срок Сергею, тот лишь тупо уставился в пол, будто не понял. Потом медленно обвёл зал взглядом, полным такой безнадёжной злобы, что стало не по себе. На Артёма он уже не смотрел. Смотрел в пустоту перед собой, в своё украденное будущее.

Когда назвали срок Лике, она тихо вскрикнула и обмякла, её пришлось поддерживать конвоирам. Её мать разрыдалась. Лика подняла заплаканное, искажённое отчаянием лицо и посмотрела на Артёма. В её взгляде не было ни любви, ни ненависти. Было лишь животное, немое непонимание: как так вышло? Как её маленькая, хитрая игра обернулась такими гигантскими, железными решётками?

Артём встретил её взгляд и медленно, почти неуловимо, покачал головой. Не в осуждение. В констатацию. «Всё кончено».

После оглашения приговора, когда зал начал пустеть, к Артёму подошла мать Лики. Женщина была в простом, поношенном плаще, её руки дрожали.

— Артёмчик… прости её, дуру… она с горя, с глупости… Не губи её совсем…

— Я её не губил, тётя Валя, — тихо, но твёрдо сказал он. — Она сама. И губила меня. Простите, мне пора.

Он взял под руку своих родителей и повёл их к выходу. Отец молча похлопал его по плечу. Мать плакала, но это были слёзы облегчения, что сын жив и не сломлен.

На улице был холодный осенний день. Небо затянуто серой пеленой. Артём глубоко вдохнул сырой воздух.

— Пора домой, — сказал он родителям.

— В свой дом? — осторожно спросила мать.

— Нет, — покачал головой Артём. — Того дома больше нет. Я его продаю. Куплю что-нибудь новое. Маленькое. Свое. А пока — к вам, если можно.

Они поехали на вокзал. Артём смотрел в окно такси на мелькающие улицы, и в голове, наконец, начали проясняться контуры будущего. Тяжёлого, другого, но своего. Он выиграл эту войну. Ценой, которую до конца ещё не осознал. Но выиграл.

Через полгода он получил по почте официальный конверт. В нём была справка о вступлении приговора в законную силу. Сергей и Лика отправились в свои колонии. Адвокат Дмитрий Семёнович сообщил, что начат процесс по взысканию с них морального ущерба и судебных издержек. Вряд ли с них что-то удастся получить, но это было уже неважно.

Квартиру Артём продал быстро, чуть ниже рынка, лишь бы быстрее. На вырученные деньги купил небольшую, но светлую двушку в новом районе, на высоком этаже. Там были толстые стены и не было общих смежных с соседями. Он заказал самую простую мебель. Ничего от старой жизни.

Как-то вечером, уже в новой квартире, он сидел у окна с чашкой чая. Была весна. За окном таял снег, с крыш звонко капала вода. Тишина была мирной, не давящей.

Он взял со стола ту самую фоторамку, цифровую, но теперь в ней крутились фотографии его родителей, поездки с друзьями в горы, новая стройплощадка на работе. Он нашёл в настройках функцию записи. И стёр её. Окончательно. Стерев последнюю техническую нить, связывавшую его с тем кошмаром.

Потом он включил телевизор, поймал какой-то старый комедийный фильм. И вдруг, в какой-то не самой смешной момент, он рассмеялся. Тихим, неуверенным, будто забывшим, как это делается, смехом. Он засмеялся не от шутки. Он засмеялся от того, что может. Что он сидит здесь, один, в безопасности. Что за его спиной нет подлой улыбки жены и угрюмого взгляда соседа за стеной. Что его родители спокойны.

Смех скоро стих. Он допил чай, погасил свет и лёг спать. Завтра был новый рабочий день. Новый проект. Новая, пусть и одинокая, но честная жизнь. Он выжил. Не стал таким же подлым, как они. Не сломался. Он просто стал другим. Человеком, который знает цену тишине и которая больше никогда не позволит никому влезть в свою жизнь так близко, чтобы услышать биение своего сердца через тонкую стенку предательства

Нравится рассказ? Тогда можете поблагодарить автора ДОНАТОМ! Для этого нажмите на черный баннер ниже

Экономим вместе | Дзен

Нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить