Снимок УЗИ лежал на кухонном столе, рядом с недоеденным ужином. Серый размытый кружок, в котором пульсировала крошечная точка. Сердце. Билось сердце её ребёнка.
А напротив сидел муж — и смотрел на неё так, будто она совершила предательство.
***
Всё началось тремя часами раньше.
Светлана сидела в коридоре женской консультации и разглядывала свои руки. Обычные руки сорокавосьмилетней женщины — с тонкими морщинками у запястий, с обручальным кольцом, которое она носила двадцать шесть лет. Руки, которые за эту жизнь переделали столько всего: стирали пелёнки дочери, готовили тысячи обедов, печатали отчёты на работе, гладили мужа по щеке. Руки, которые сейчас чуть заметно дрожали.
Она пришла к врачу с простым вопросом о нерегулярном цикле. В сорок восемь это нормально. Климакс подкрадывается незаметно, и Светлана была к этому готова. Даже с некоторым облегчением думала: всё, отстрелялась. Марина, взрослая дочь, давно живёт отдельно, работает дизайнером в рекламном агентстве. С Игорем они прошли все кризисы, какие бывают в долгом браке, и теперь жили ровно, привычно, без особых потрясений.
— Светлана Ивановна?
Она подняла голову. Медсестра смотрела выжидательно.
— Вас доктор зовёт.
***
Елена Петровна, гинеколог, которая наблюдала Светлану много лет, сняла очки и потёрла переносицу. На её лице было странное выражение — не встревоженное, скорее озадаченное.
— Светлана Ивановна, у меня для вас новость. Не знаю, как вы к этому отнесётесь.
Светлана напряглась. Что-то плохое? Опухоль? Она читала, что в этом возрасте нужно быть особенно внимательной.
— Вы беременны. Срок примерно шесть недель.
Мир остановился. Светлана услышала, как где-то за стеной плачет ребёнок, как скрипнул стул под Еленой Петровной, как стучит её собственное сердце — громко, отчётливо, словно кто-то бил в барабан.
— Это невозможно.
— Возможно. Результаты анализов однозначные, УЗИ подтвердило. Шесть недель, сердцебиение определяется.
Светлана открыла рот и закрыла. Потом снова открыла.
— Но мне сорок восемь.
— Я знаю. Это редкость, но не чудо с медицинской точки зрения. Овуляция может происходить до самого климакса. Вы ведь не предохранялись?
Светлана покачала головой. Зачем предохраняться, когда тебе почти пятьдесят и ты уверена, что твоё тело давно утратило эту способность?
— Я понимаю, это шок. Вам нужно время обдумать.
— А если я захочу... — Светлана запнулась, не зная, какой вопрос задать первым. — Я могу выносить? В моём возрасте?
Елена Петровна кивнула:
— Риски есть, я не буду вам врать. Возраст даёт свои осложнения — гестационный диабет, гипертония, вероятность хромосомных патологий у плода выше, чем у молодых. Но у вас хорошее здоровье, хронических заболеваний нет. При тщательном наблюдении шансы выносить и родить здорового ребёнка вполне реальны. Хотя гарантий дать не могу — их вообще никто не даёт, в любом возрасте.
Здорового ребёнка.
Светлана вдруг вспомнила, как двадцать два года назад держала на руках крошечную Марину. Как дочь впервые улыбнулась, впервые сказала «мама», впервые пошла. Как Светлана думала тогда: вот оно, счастье, которое нельзя описать словами.
И ещё она вспомнила, как через три года после Марины они с Игорем пытались завести второго ребёнка. Как не получалось. Как врачи разводили руками и говорили про «вторичное бесплодие неясного генеза». Как она плакала ночами, а потом смирилась. Приняла. Решила, что одна дочь — тоже счастье. И перестала об этом думать.
А теперь — через девятнадцать лет — этот разговор.
— Светлана Ивановна? — Елена Петровна тронула её за руку. — Вы меня слышите?
— Да. — Светлана выдохнула. — Да. Спасибо. Мне нужно подумать.
— Конечно. Если решите сохранять, приходите становиться на учёт. Если нет — решение нужно принять в ближайшие недели, пока срок позволяет медикаментозное прерывание.
Светлана забрала снимок УЗИ — тот самый серый размытый кружок с пульсирующей точкой.
***
Она вышла из поликлиники и остановилась на ступеньках. Вокруг шумела обычная жизнь: проезжали машины, женщина катила коляску с малышом, подростки смеялись над чем-то в своих телефонах. А Светлана стояла и не могла сделать шаг.
Ребёнок. У неё будет ребёнок.
Или не будет?
Она положила руку на живот — такой же плоский, как вчера. Ничего не заметно. Ни тошноты особой, ни каких-то признаков. Только задержка, которую она списала на возраст.
А там — внутри — жизнь. Шесть недель. Сердцебиение.
Светлана вдруг почувствовала, как что-то тёплое разливается в груди. Это было странное, забытое ощущение — радость. Настоящая, чистая радость, какая бывает, когда происходит что-то невозможное.
Она села в маршрутку и всю дорогу до дома смотрела на снимок, пряча его в сумке, чтобы никто не видел. И улыбалась.
***
К вечеру радость никуда не делась, только стала глубже, осмысленнее. Светлана убралась в квартире, приготовила ужин, накрыла на стол. Игорь должен был вернуться с работы к семи.
Она волновалась. Двадцать шесть лет брака, но такую новость она ещё ни разу не сообщала. То есть сообщала — когда забеременела Мариной. Но тогда ему было двадцать шесть, ей — двадцать два, и это было так естественно, так правильно.
А сейчас?
Игорю пятьдесят два. Через несколько лет — пенсия. Он главный инженер на заводе, уважаемый человек, привык к определённому укладу. Как он отреагирует?
Светлана одёрнула себя. Это их ребёнок. Она девятнадцать лет мечтала о втором, и вот — когда надежда давно угасла — судьба дарит им этот шанс. Игорь поймёт. Он должен понять.
Дверь хлопнула в семь пятнадцать.
— Света, я дома.
Она вышла в коридор. Игорь снимал ботинки, устало ссутулившись. Обычный вечер, обычный муж. Седина в волосах, морщины у глаз, располневшая фигура, которую он уже и не пытался скрыть.
— Ужинать будешь?
— Угу. Сейчас руки помою.
Они сели за стол. Игорь ел молча, думая о чём-то своём. Светлана ковыряла вилкой салат, не зная, как начать.
— У меня новость, — наконец сказала она.
— Какая?
— Я была сегодня у врача.
Игорь поднял голову. В его глазах мелькнула тревога.
— Что-то не так?
— Нет. То есть да. То есть... — Светлана достала из кармана снимок УЗИ и положила на стол перед мужем. — Я беременна.
Игорь посмотрел на снимок. Потом на неё. Потом снова на снимок.
— Это шутка?
— Нет. Шесть недель. Врач подтвердила.
Несколько секунд он молчал. Светлана видела, как меняется его лицо — от непонимания к шоку, от шока к чему-то похожему на страх.
— Ты беременна. В сорок восемь лет.
— Да.
Игорь откинулся на спинку стула. Он побледнел.
— Как это возможно?
— Оказывается, возможно. Редко, но бывает. Врач сказала, что я могу выносить, здоровье позволяет.
— Выносить? — Игорь почти выкрикнул это слово. — Ты собираешься рожать?!
Светлана опешила. Она ждала удивления, растерянности, может быть, даже недоверия. Но не этого — не злости, не ужаса в его голосе.
— Я думала, мы обсудим.
— Что тут обсуждать? — Игорь встал, едва не опрокинув стул. — Тебе сорок восемь! Мне пятьдесят два! Ты понимаешь, что скажут люди? Нас будут обсуждать за спиной. Соседи, коллеги — все. На работе косо смотреть станут.
Внутри у Светланы что-то оборвалось. Тёплая радость, которую она несла целый день, столкнулась с холодом его слов и замерла.
— Но это наш ребёнок...
— Какой ребёнок?! Это... это недоразумение! Надо прервать, пока срок маленький. Ты же понимаешь, что так будет лучше.
— Лучше для кого?
— Для всех! — Игорь заходил по кухне, не находя себе места. — Подумай о Марине! Ей двадцать два, она взрослая женщина, как ты ей объяснишь, что у неё будет братик или сестричка? Ей неловко будет знакомым сказать! Подумай о себе — тебе рожать в сорок девять? Это же опасно!
— Врач сказала, что риски есть, но я могу выносить.
— Врачи говорят что угодно. — Игорь остановился перед ней, упёрся руками в стол. Голос его стал тише, но жёстче: — Света, я серьёзно. Это надо прервать. Это безумие.
Светлана смотрела на мужа и не узнавала его. За двадцать шесть лет она видела его разным — злым, усталым, радостным, растерянным. Но никогда — таким. Он смотрел на неё так, словно она сделала что-то ужасное, непоправимое.
— Ты хочешь, чтобы я сделала аборт?
— Да.
Одно слово, короткое и безжалостное.
Светлана встала. Ноги дрожали.
— Как ты можешь? Это наш ребёнок. Мы столько лет мечтали о втором, и теперь...
— Мы не мечтали, — оборвал Игорь. — Ты мечтала. Я давно смирился. Мне хорошо с тобой и с Мариной. Я не хочу начинать всё сначала. Пелёнки, бессонные ночи, крики. Мне пятьдесят два, понимаешь? Я устал.
Он вдруг сел и закрыл лицо руками. Плечи его дрогнули.
— Я просто устал, Света. Я думал, мы уже на финишной прямой. Марина выросла, скоро, может, внуки будут. Мы бы путешествовали, жили для себя. А тут — всё сначала? В моём возрасте?
Светлана почувствовала, как по щекам текут слёзы. Она понимала его страх — и не могла с ним согласиться.
— А я всю жизнь жалела, что у Марины нет брата или сестры. Каждый раз, когда видела семьи с двумя-тремя детьми. Каждый раз думала — почему не мы?
Игорь поднял голову. Глаза у него были красные.
— Это было тогда. Сейчас — поздно.
— Для кого поздно? Для меня — или для тебя?
Он не ответил. Встал, вышел из кухни. Через минуту хлопнула дверь ванной.
Светлана опустилась на стул. Снимок УЗИ лежал на столе, рядом с недоеденным ужином.
***
Эту ночь она почти не спала. Игорь лёг в гостиной на диване, не сказав ни слова. Светлана лежала в темноте спальни, глядя в потолок, и пыталась понять, что произошло.
Она ждала от мужа удивления. Растерянности. Может быть, сомнений. Но не ультиматума. Не требования избавиться от ребёнка, которого она носила под сердцем.
Аборт. Слово царапнуло изнутри. Это медицинская процедура, она знала женщин, которые через это проходили. Иногда это правильное решение. Иногда — единственное.
Но сейчас? Когда ей сорок восемь, когда это последний шанс, когда там — внутри — уже бьётся сердце?
Светлана положила руку на живот. Ничего не чувствовала — слишком маленький срок. Но знала: там есть жизнь. Её ребёнок.
А с другой стороны — Игорь. Муж. Двадцать шесть лет рядом. Не идеальный, но свой. Они прошли через многое, и она не представляла себе жизни без него.
Если она родит, он уйдёт? Он не сказал этого прямо. Но подразумевал. Останется ли она одна в сорок девять — с младенцем на руках?
Страх стиснул горло. Светлана закрыла глаза и попыталась представить эту жизнь: она одна в пустой квартире, плачущий ребёнок, бессонные ночи. Без Игоря. Без его зарплаты, без его присутствия, без человека, который будет рядом.
А потом она представила другое: себя через год, без ребёнка. Без этого шанса, который дала ей судьба. Пустой живот, пустое сердце. И понимание, что она могла родить — но не стала.
Что из этого страшнее?
***
Следующие дни превратились в изматывающее противостояние. Игорь не кричал больше — он изменил тактику. Теперь говорил спокойно, рассудительно, приводя аргументы один за другим.
— Подумай о финансах. Мне через несколько лет на пенсию, это совсем другие деньги. Ты работаешь, но твоя зарплата бухгалтера не покроет все расходы на ребёнка. А декрет? Как мы будем жить?
Светлана молчала.
— Подумай о здоровье. Высокое давление, диабет, госпитализация. Ты готова к этому?
Светлана молчала.
— Подумай о ребёнке. У женщин твоего возраста высокий риск хромосомных аномалий. Ты готова, если что-то пойдёт не так?
Светлана молчала.
— Подумай обо мне. Я не смогу быть нормальным отцом в пятьдесят два года. Не смогу вставать по ночам, носить на руках, бегать за ним по площадке. Когда ребёнку будет пятнадцать, мне будет под семьдесят. Ты понимаешь это?
Светлана молчала, потому что на каждый его аргумент у неё не было рационального ответа. Только одно — внутри неё была жизнь. И она не хотела от неё отказываться.
***
На исходе первой недели позвонила Марина.
— Мама, папа мне всё рассказал.
Светлана сидела на кухне, глядя на чашку остывшего чая.
— И что ты думаешь?
Дочь помолчала. Потом сказала осторожно:
— Не знаю. Честно — не знаю. Это так неожиданно. Я даже не думала, что такое возможно.
— Я тоже не думала.
— Папа очень переживает.
— Я знаю.
— Он говорит, что это будет неловко. Что люди станут обсуждать.
Светлана закрыла глаза. Значит, Игорь уже подключил дочь.
— А тебе будет неловко? — спросила она тихо.
Марина снова замолчала. Пауза тянулась долго, слишком долго.
— Мама, честно? Сначала я растерялась. Думала — как это, у меня будет брат или сестра, которые на двадцать два года младше? Это странно. Но потом... потом я подумала: а какая разница? Это же твой ребёнок. Мой брат или сестра. Разве это плохо?
Светлана почувствовала, как отпускает что-то в груди.
— Решение моё, — сказала она. — Не твоё и не папино. Но мне важно знать, что ты рядом.
— Я рядом, мама. Что бы ты ни решила.
***
Подруга Наташа пришла на следующий день. Они знали друг друга тридцать лет — со времён института. Наташа была из тех людей, которые всегда говорят правду, даже когда её не хотят слышать.
— Рассказывай, — сказала она, едва переступив порог.
Светлана рассказала. Всё — от визита к врачу до разговоров с Игорем и Мариной. Наташа слушала молча, не перебивая.
— И что ты чувствуешь? — спросила она, когда Светлана замолчала.
— Не знаю. Страх. Радость. Отчаяние. Всё вместе.
— А чего ты хочешь?
Светлана посмотрела на подругу. Этот вопрос она задавала себе каждый день, каждый час. И ответ был один — всегда один.
— Я хочу этого ребёнка. Я хочу его родить.
— Тогда в чём вопрос?
— Вопрос в том, что Игорь может уйти.
Наташа покачала головой:
— Может, уйдёт. Может, нет. Люди часто говорят одно, а делают другое. Он испугался — это понятно. Но страх проходит. Вопрос в том, что останется после.
— Двадцать шесть лет брака, Наташа.
— Я знаю. — Подруга взяла её за руку. — Но послушай меня. Это твоё тело. Твой ребёнок. Твоя жизнь. Игорь может думать что угодно, но решение принимаешь ты. И если через год, через десять лет ты будешь жалеть, что не родила — никакой Игорь тебе этого не вернёт.
Светлана молчала. Слёзы снова подступили к горлу.
— Я не говорю тебе, что делать, — продолжала Наташа. — Это твой выбор. Но не позволяй страху перед чужим мнением — даже мнением мужа — решать за тебя.
***
Прошло три недели. Срок рос — уже девять недель. Светлана ходила как в тумане, разрываясь между желанием и страхом. Игорь почти не разговаривал с ней. Спал по-прежнему на диване в гостиной, приходил с работы поздно, уходил рано. В квартире поселилось молчание — тяжёлое, удушающее.
Однажды вечером он сказал:
— Я узнал про хорошую клинику. Там всё делают деликатно, без лишних вопросов.
Светлана почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
— Ты нашёл клинику для аборта? За моей спиной?
— Я нашёл вариант. Ты можешь отказаться, но хотя бы подумай.
— Я уже думала. Каждый день думаю. И ответ тот же.
Игорь смотрел на неё долго, тяжело. Потом сказал:
— Света. Если ты родишь — я не знаю, смогу ли остаться. Я пытаюсь принять это, но не могу. Каждый раз, когда думаю о пелёнках, о бессонных ночах, о том, как буду объяснять коллегам... меня накрывает. Я не справлюсь.
В его голосе была не злость — усталость. Настоящая, глубокая усталость человека, который столкнулся с тем, чего не ожидал и не хотел.
Светлана встала.
— Я понимаю, что тебе тяжело. Но я не могу сделать то, о чём буду жалеть всю оставшуюся жизнь. Даже ради тебя.
Игорь кивнул. Медленно, словно принимая приговор.
— Тогда мне нужно время. Подумать.
— Сколько угодно. Только реши — ты со мной или нет. Потому что растить ребёнка в атмосфере, где его не хотят, я не буду.
Он ушёл в гостиную. Светлана слышала, как он ходит из угла в угол — долго, до глубокой ночи.
***
Через три дня Игорь собрал вещи.
— Я поживу у матери. Мне нужно побыть одному, разобраться в себе.
Светлана стояла в дверях спальни и смотрела, как муж складывает рубашки, брюки, носки. Методично, аккуратно.
— Это конец? — спросила она тихо.
Игорь остановился. Посмотрел на неё — и в его глазах было что-то, чего она раньше не замечала. Растерянность. Боль.
— Не знаю. Честно — не знаю. Мне нужно время.
Чемодан щёлкнул, закрываясь. Игорь прошёл мимо неё, задержался на секунду.
— Береги себя.
Входная дверь закрылась. В квартире стало тихо — так тихо, что Светлана слышала, как в кране капает вода.
Она не плакала. Слёзы кончились. Осталась только странная пустота — и одновременно облегчение. Решение было принято. Теперь оставалось жить с ним.
***
Следующие месяцы были странными. Светлана привыкала к новой жизни — без Игоря рядом, но с ребёнком под сердцем. Ходила на работу, сдавала бесконечные анализы, посещала врача каждые две недели.
Беременность не была лёгкой. На четырнадцатой неделе поднялось давление — пришлось лечь на сохранение. Пять дней в больничной палате, капельницы, тревожные взгляды врачей. Светлана лежала и думала: вот оно, начинается. Возраст берёт своё.
Но давление стабилизировалось. Её выписали с рекомендациями и горой таблеток.
На двадцатой неделе был скрининг — тот самый, которого она боялась. Хромосомные патологии. Врач долго изучал результаты, хмурился. Светлана сидела напротив и чувствовала, как сердце уходит в пятки.
— Всё в пределах нормы, — наконец сказал он. — Низкий риск по всем маркерам. Поздравляю.
Она вышла из клиники и заплакала прямо на улице — от облегчения, от счастья, от накопившегося напряжения.
На том же скрининге узнали пол. Мальчик. У неё будет сын.
***
Марина приезжала каждые выходные. Привозила продукты, помогала по дому, гуляла с матерью в парке. О отце они говорили мало — только то, что он по-прежнему живёт отдельно, звонит редко.
— Он спрашивал про тебя, — однажды сказала дочь. — Как ты себя чувствуешь, всё ли в порядке.
— И что ты ответила?
— Что ты справляешься. Что мальчик здоров.
Светлана кивнула. Странное чувство — знать, что муж думает о ней, но не может переступить через себя.
— Он придёт, — вдруг сказала Марина. — Я чувствую. Он просто боится.
— Может быть. А может, и нет. Я уже не жду.
Это была правда. Где-то между больничными капельницами и результатами скрининга Светлана перестала ждать Игоря. Не перестала любить — но перестала зависеть от его решения. Она выбрала свой путь. Он выберет свой.
***
Роды начались в конце апреля, на неделю раньше срока. Схватки накатывали волнами, Светлана дышала так, как учили на курсах, и держала за руку Марину, которая примчалась среди ночи.
— Мам, ты молодец. Давай, осталось немного.
Врачи работали сосредоточенно. Возраст роженицы требовал внимания — они были готовы ко всему. Но всё шло по плану: сердцебиение стабильное, раскрытие хорошее.
И когда всё закончилось — когда маленькое существо наконец появилось на свет и закричало тонким, требовательным голосом — Светлана почувствовала, как что-то в ней распахнулось. Огромное, бесконечное, невместимое в слова.
— Мальчик, — сказала акушерка. — Три двести, здоровый.
Ей положили сына на грудь. Крошечный, красный, сморщенный — самое прекрасное существо на свете. Светлана смотрела на него и плакала от счастья.
— Привет, — прошептала она. — Я так тебя ждала.
***
Первые месяцы оказались тяжелее, чем она думала. Бессонные ночи, постоянный недосып, усталость, которая въелась в кости. Светлане было сорок девять, и тело напоминало об этом каждый день — ноющей спиной, гудящими ногами, головной болью к вечеру.
Но рядом была Марина — приезжала, оставалась на выходные, давала матери хоть немного поспать. Была Наташа — приносила еду, гуляла с коляской. Были соседки — те самые, которые сначала шептались за спиной, а потом одна за другой стали предлагать помощь.
— Ты такая смелая, — сказала одна из них, пожилая Антонина Павловна с третьего этажа. — Я бы не решилась. Но знаешь, глядя на тебя — может, зря.
Сына она назвала Алёшей — в честь деда, которого никогда не знала, но о котором мать рассказывала с любовью. Алёша рос, менялся каждый день: начал улыбаться, потом — держать головку, потом — переворачиваться, хватать игрушки, агукать. Каждое его достижение было для Светланы праздником.
***
Игорь позвонил, когда Алёше было четыре месяца.
— Можно приехать?
Светлана помолчала. Сердце дрогнуло — но не так сильно, как она ожидала.
— Приезжай.
Он появился вечером — постаревший, осунувшийся, с тёмными кругами под глазами. Принёс цветы и игрушечного медведя.
— Это... ему.
Светлана провела его в комнату, где спал Алёша. Игорь остановился у кроватки и долго смотрел на сына. Лицо его менялось — от напряжения к чему-то похожему на удивление, потом — к чему-то совсем другому.
— Он похож на Марину, — сказал он хрипло. — Когда она была маленькая.
— Да. Те же глаза.
Они стояли рядом — впервые за полгода. Молчали.
— Я был неправ, — наконец сказал Игорь. — Не во всём. Но в главном — был неправ. Я испугался. Испугался перемен, возраста, чужого мнения. Испугался, что не справлюсь. И вместо того чтобы быть рядом — сбежал.
Светлана смотрела на него. Ждала.
— Я не прошу простить. Но если ты позволишь... я хочу попробовать. Быть отцом. Мужем. Я не уверен, что получится. Но хочу попробовать.
Алёша завозился во сне, причмокнул губами. Оба замерли, глядя на него.
— Я не знаю, Игорь, — сказала Светлана. — Ты ушёл, когда мне было труднее всего. Я справилась без тебя. Научилась.
— Я знаю.
— Но... — она помолчала. — Алёше нужен отец. Настоящий отец, а не тот, кто появляется иногда. Если ты готов — действительно готов — тогда поговорим.
Игорь кивнул. В его глазах было что-то новое — не страх, не усталость. Надежда.
— Я готов. Учиться — готов.
***
Прошёл год. Алёше исполнился годик, и они отпраздновали вместе — Светлана, Игорь, Марина, Наташа. Торт с единичкой, воздушные шары, подарки. Алёша, смешно топая, делал первые шаги, держась за папину руку.
Игорь вернулся не сразу. Сначала приходил в гости — раз в неделю, потом чаще. Учился менять подгузники, кормить из бутылочки, укачивать среди ночи. Ворчал, что поясница не та. Ворчал, что высыпаться разучился. Но не уходил.
Через полгода переехал обратно. Не как раньше — что-то изменилось между ними. Они учились заново — быть рядом, быть семьёй. Не всегда получалось. Иногда ссорились, иногда молчали друг на друга днями. Но оставались.
После праздника, когда гости разошлись, Светлана вышла с Алёшей в сквер у дома. Был тёплый майский вечер, пахло цветущей сиренью. Игорь остался дома — мыть посуду. Раньше бы не остался. Раньше бы ушёл с друзьями или лёг на диван. Теперь — другой. Не идеальный. Но другой.
Алёша сидел в коляске и смотрел на мир широко открытыми глазами — любопытными, восторженными.
— Смотри, птичка, — показала Светлана.
Алёша засмеялся и протянул руки.
Она была уставшей. Седины в волосах прибавилось, морщинки стали глубже. По ночам болела поясница, днём не хватало сил на всё, что хотелось сделать. Ей было пятьдесят — и она воспитывала годовалого сына.
Но она была счастлива.
Не тем ярким, безоблачным счастьем, которое бывает в молодости. Другим — глубоким, выстраданным, настоящим. Счастьем женщины, которая сделала выбор и не пожалела о нём ни секунды.
— Света?
Она обернулась. Соседка Антонина Павловна шла мимо с сумками из магазина.
— Как малыш?
— Растёт. Уже ходить пробует.
— Молодец ты, Света. — Старушка покачала головой. — Я бы не смогла. А ты смогла.
Светлана улыбнулась:
— Сама не верила. Но это был мой шанс. Последний — и самый важный.
Она выбрала жизнь. И жизнь ответила ей любовью.