Людмила перевернула шкворчащую котлету. Масло брызнуло на руку, оставив маленький красный ожог, но она даже не поморщилась. Медсестры к боли привычные.
За спиной, на кухне, шаркая тапками, материализовалась Нина Семеновна.
Свекровь была в образе «оскорбленной королевы в изгнании». Халат запахнут до подбородка, губы поджаты.
— Люда, — голос звучал трагически, как в финале «Гамлета». — Ты мою синюю кофточку не видела? Ту, с пуговицами перламутровыми?
— Нет, Нина Семеновна. Я ваши вещи не трогаю.
— Странно… — протянула свекровь, сверля взглядом спину невестки. — Очень странно. Я её на стул повесила, в своей комнате (она уже полтора года называла гостевую «своей»), а теперь нету. Может, ты стирать взяла?
— Нет.
— Ну не домовой же утащил! — фыркнула Нина Семеновна и демонстративно громко открыла холодильник. — И молока нет. Люда, ты же вчера покупала?
— Покупала. Литр. Паша стакан выпил, остальное стояло.
— Значит, выпили и забыли! — заключила свекровь, захлопывая дверцу. — А я вот без кофе осталась. Спасибо, удружили.
Она ушла, громко топая пятками.
Людмила выключила газ.
Положила лопатку.
Это началось месяц назад, сначала мелочи: пакет молока, пачка хорошего чая (Людмила покупала себе на смены). Потом пропали пятьсот рублей, которые Виталик оставил на столе на хлеб.
Свекровь, бывшая завскладом, всегда говорила: «В большой семье клювом не щёлкают». Но это было не щелканье, а мелкое, пакостное вредительство.
Людмила не была параноиком. Она была уставшей женщиной с ипотекой, ребёнком и мужем-дальнобойщиком. Но она умела считать. И она знала: вещи сами не пропадают.
«Либо у нее маразм, — думала Людмила, накрывая котлеты крышкой. — Либо она меня выживает».
Вечером она достала камеру, валялась без дела.
Провод был длинный. Людмила провела его за плинтусом в спальню. Поставила камеру на шкаф, замаскировав стопкой книг. Объектив смотрел прямо на комод и входную дверь.
«Официально для няни, — решила она. — Хотя няни у нас нет. Но если спросят — скажу, что за Пашкой слежу, чтоб обои не разрисовал».
«Не домовой же утащил!»: вещи пропадают
Неделя прошла тихо.
Виталий должен был вернуться из рейса в пятницу. Людмила ждала мужа не с романтическим трепетом, а с надеждой на передышку. Когда он дома, свекровь вела себя тише, играя роль любящей бабушки.
В пятницу вечером замок щёлкнул.
— Папка приехал! — завопил пятилетний
Пашка, бросая машинки.
Виталий, огромный, пропахший соляркой
и дорогой, ввалился в прихожую.
— Здорово, бойцы! — прогудел он, подхватывая сына. — Люда, привет! Как вы тут?
Он обнял жену. Людмила уткнулась носом в его колючую щетину. На секунду ей стало спокойно.
И тут из комнаты выплыла Нина Семеновна.
Она не улыбалась, лицо её было заплаканным, нос красным (видимо, терла специально).
— Сыночек! — взвыла она, бросаясь к нему на грудь. — Беда! Ой, беда!
Виталий опешил.
— Мам, ты чего? Что случилось? Пашка заболел?
— Хуже! — всхлипнула свекровь, бросая быстрый, ненавидящий взгляд на Людмилу. — У меня кольцо пропало! Бабушкино! Золотое, с рубином! Память!
— Потеряла, может? — нахмурился Виталий, снимая куртку.
— Как потеряла?! — возмутилась мать. — Я его в шкатулке держала! В своей комнате! В ящике комода! А сегодня полезла, нет его!
Она отошла на шаг и театрально прижала руку к сердцу.
— Витя, я не хочу никого обвинять… Но в доме только мы трое взрослых. Ты в рейсе, я дома и твоя жена… — она сделала паузу, — которая вечно жалуется, что ипотеку платить нечем.
Людмила стояла в дверях кухни. В руках полотенце.
Она смотрела на свекровь и чувствовала не страх, а какое-то холодное омерзение.
— Нина Семеновна, — сказала она спокойно. — Вы на что намекаете?
— Я не намекаю! — взвизгнула свекровь.
— Я факты сопоставляю! Молоко пропадает, деньги пропадают, теперь золото! Я требую обыска! Витя, вызывай полицию! Участкового! Пусть проверят её вещи! И карманы пальто! Особенно пальто!
Виталий посмотрел на мать. Потом на жену.
Он не был маменькиным сынком в классическом понимании, а был мужиком простым. Ему хотелось, чтобы дома было тихо, борщ был горячим, а женщины сами разбирались со своими «бабскими делами». Но тут пахло керосином.
— Мам, ты уверена? — спросил он тяжело.
— Если вызовем ментов — это уже не шутки, это заявление.
— Уверена! — топнула ногой Нина Семеновна. — Пусть ищут! Я воровку в доме терпеть не буду!
— Вызывай, Виталь, — сказала Людмила. Голос её был ровным. — Раз мама хочет — пусть ищут. Только предупреди участкового, что у нас в квартире ведется видеонаблюдение.
Свекровь замерла. Глаза её метнулись по стенам прихожей.
— Какое еще наблюдение? — прошипела она.
— Скрытое, — улыбнулась Людмила одними губами.
«Я требую обыска!»: свекровь зовет полицию
Участковый приехал через сорок минут.
Иван Петрович, грузный майор с одышкой и лицом человека, который видел в этой жизни всё и немного больше, снял фуражку.
— Так граждане, что у вас стряслось?
— Кража! — заявила Нина Семеновна, выходя вперед. Она уже успела переодеться в черное (для трагизма) и выпить валерьянки (для запаха). — У меня украли фамильную драгоценность! Кольцо!
— Кто украл? — участковый достал блокнот.
— Подозреваю… — свекровь ткнула пальцем в Людмилу, — невестку! Она одна знала, где оно лежит!
— Основания? Видели момент кражи?
— Нет! Но она тут одна ходит, пока я в магазин выхожу! И деньги ей нужны!
Участковый вздохнул. Посмотрел на Людмилу. Та стояла, скрестив руки на груди. Виталий сидел на пуфике, мрачный как туча.
— Гражданочка, — обратился майор к Людмиле. — Вы брали кольцо?
— Нет.
— Обыск будем проводить? Или добровольно выдадите?
— Я требую обыска! — влезла свекровь. — Посмотрите в кармане её пальто!
Участковый поднял бровь.
— Откуда такая уверенность про карман, гражданка? Вы экстрасенс?
Нина Семеновна осеклась.
— Ну… интуиция!
Людмила шагнула к столу, где стоял ноутбук.
— Товарищ участковый. Прежде чем вы начнете обыск и составите протокол, я бы хотела показать вам кое-что.
— Что именно?
— Кино, документальное.
Она открыла крышку ноутбука. Виталий встал и подошел ближе. Свекровь замерла у вешалки.
Людмила кликнула по файлу с датой
«Сегодня, 10:30».
На экране появилась картинка, спальня Людмилы и Виталия.
Дверь открылась, вошла Нина Семеновна. Огляделась по сторонам, как шпион в тылу врага.
Подошла к комоду Людмилы. Открыла верхний ящик, порылась.
Достала шкатулку (свою, которую принесла с собой из другой комнаты). Открыла её, вынула кольцо.
Подержала его в руке, разглядывая.
Потом подошла к шкафу-купе, открыла дверцу.
Нашла серое пальто Людмилы.
Сунула кольцо в правый карман.
Закрыла шкаф и вышла из комнаты, довольная, как слон после купания.
В прихожей повисла тишина. Такая плотная, что было слышно, как гудит холодильник на кухне.
Участковый хмыкнул.
— Да уж, кино и немцы.
Он повернулся к свекрови.
— Гражданка Нина Семеновна. Вам знакома статья за ложный донос?
Свекровь молчала. Лицо её стало цвета побелки на потолке.
— Заведомо ложный донос, — с удовольствием пояснил майор. — Плюс фальсификация доказательств. До двух лет лишения свободы или штраф до ста двадцати тысяч.
— Я… я пошутила… — прошептала она. — Это розыгрыш… Проверка… Я хотела проверить, честная она или нет…
— Проверили? — спросил Виталий. Голос его был тихим, но страшным. Таким голосом он говорил, когда у фуры на трассе лопалось колесо.
«Кино и немцы»: запись с камеры
Виталий смотрел на мать.
Он помнил её другой: сильной, властной женщиной, которая тащила на себе склад, семью, его воспитание. Она была строгой, но справедливой.
Когда она превратилась в эту… мелочную, подлую старуху, которая подбрасывает кольца, чтобы посадить мать его ребенка?
— Мам, — сказал он. — Ты зачем это сделала?
— Витенька! — зарыдала свекровь, хватая его за руку. — Она тебя не любит! Она тебя использует! Квартира ей нужна! Я хотела тебя спасти! Глаза тебе открыть!
— Открыть глаза? — Виталий отдернул руку. — Ты хотела, чтобы мою жену, мать моего сына, увезли в наручниках? Ты понимаешь, что Пашка это увидел бы?
— Я о внуке думала! Чтоб он с воровкой не рос!
— С воровкой? — Виталий усмехнулся. — Мам, воровка тут ты. Ты украла у нас полтора года спокойной жизни.
Он повернулся к участковому.
— Товарищ майор, мы можем не оформлять? Это… семейное дело, сами разберемся.
Майор посмотрел на Людмилу.
— Гражданка потерпевшая? Вы как? Будете заявление писать?
Людмила посмотрела на свекровь. Ей не было её жалко. Но ей было жалко Виталия. Позорить его мать, таскать по судам – это грязь.
— Нет, — сказала Людмила. — Не буду.
Пусть идет с миром, но прямо сейчас.
— Ну, смотрите сами, — участковый надел фуражку. — Дело ваше. — сказал и вышел.
«Собирайся, мам»: выселение свекрови
— Собирайся, — сказал Виталий матери.
— Куда? — всхлипнула Нина Семеновна. — Ночь на дворе!
— Домой, в твою квартиру.
— Там пыльно! Там холодно! Я полтора года там не была!
— Ничего, проветришь, тряпкой помашешь — согреешься.
Он пошёл в комнату, достал её сумки. Начал кидать туда её вещи. Халаты, кофты, тапочки.
Свекровь бегала вокруг, причитая:
— Витя! Сынок! Ты меня выгоняешь?! Родную мать?! Из-за этой?!
Он остановился. В руках у него была та самая синяя кофточка, которая пропала неделю назад. Он нашел её в пакете под кроватью матери.
— Мам, — сказал он. — Я тебя не выгоняю. Я тебя возвращаю в реальность. Ты жила у нас полтора года. Мы тебя кормили, одевали, терпели твои капризы. А ты решила устроить нам «маски-шоу», хватит.
Он застегнул молнию на сумке.
— Пошли, я отвезу.
Людмила сидела на кухне, не вышла провожать.
Слышала, как хлопнула входная дверь и зашумел лифт.
Потом стало тихо.
Она налила себе чаю.
Через час он вернулся.
Он был мрачный, уставший.
Сел напротив.
— Отвёз, — сказал он. — Ключи забрал.
— Что она сказала?
— Сказала, что я подкаблучник. И что ты меня приворожила.
— Чтоб ноги её здесь больше не было.
Он помолчал.
— Люда… Прости.
— За что?
— Что не видел, думал само рассосется, маме верил.
Прошел месяц.
Нина Семеновна звонит раз в неделю.
Требует денег, жалуется на здоровье, на соседей, на погоду.
Он отвечает односложно: «Да. Нет. Денег перевел. Пока».
В гости не зовет, к ней не ездит.
Паша как-то спросил:
— Мам, а почему баба Нина больше не живет с нами? Она заболела?
Людмила лепила вареники.
— Нет, сынок. Просто у каждого должен быть свой дом. И в своем доме надо вести себя честно. А бабушка… бабушка перепутала дома.
Камеру Людмила не убрала.
Она переставила её в коридор. Теперь «глаз» смотрит на входную дверь.
На всякий случай.
Виталий не против, он даже помог провод спрятать получше.
Сказал:
— Правильно, Люда. Береженого бог бережет. А небереженого конвой стережёт.
И он прав.
Ну а теперь ваша очередь.
Девочки, признавайтесь: у кого свекровь тоже любила «потерять» вещи, чтобы обвинить вас? Кто сталкивался с мелкими пакостями от «любящих родственников»?
Пишите в комментариях! И ставьте камеры, серьёзно. В наше время это лучший оберег от сглаза, порчи и воровства. Жду вас…