Антон сидел перед монитором, чувствуя, как напряжение в затёкшей спине понемногу отпускает. На экране загружалась игра, единственная роскошь последних месяцев, маленький оазис среди бесконечной суеты. Она стала для него не просто развлечением, а спасением, короткой передышкой между бесконечными сменами. Домой он приходил поздно, наскоро ужинал чем-нибудь вроде бутерброда или разогретых пельменей, и только затем позволял себе на двадцать минут забыть, что живёт как бегун по замкнутому кругу: старт есть, а финиша нет.
А ведь когда-то всё было иначе. Он вспоминал свою небольшую мастерскую, куда люди приносили ноутбуки с пролившимся на них кофе, телефоны с разбитыми экранами, допотопные системники, которые отказывались загружаться. И каждый раз, когда очередной «безнадёжный» аппарат вдруг оживал под его руками, Антон ощущал ту самую тихую радость. Он умел творить маленькие чудеса, и это давало ему ощущение нужности. Но вот супруга Люба считала иначе.
— Копейки, а не зарплата, — повторяла она, морщась при виде зачислений на карту. — На что ты надеешься? Что мы на энтузиазме жить будем?
Спорили они долго, иногда часами. Антон пытался объяснить, что деньги — не главное, что он любит своё дело, что мастерская — островок его спокойствия. Но Люба стояла на своём, как скала.
— Вон, мужики в курьерах как зарабатывают! Куда поболее, чем ты. Вот это работа!
В итоге ему пришлось уступить и устроиться курьером, просто потому что сил сопротивляться больше не было. И да, денег стало заметно больше. Но вместе с ними пришли километры дорог, тысячи ступенек, холод зимой, жара летом, вечный гул в голове и ощущение, будто он живёт не в квартире, а в лестничных пролётах чужих подъездов. Но даже это не стало пределом — Любе всё было мало.
Антон уже хотел нажать на клавиатуру и погрузиться в игру, когда по коридору донеслись быстрые, решительные шаги. Он не успел повернуть голову — Люба уже была рядом. Её палец резко опустился на кнопку выключения и экран погас.
— Ты хотя бы помнишь, что скоро Новый год?! — голос Любы разразился, как гром. — Подарки детям покупать надо! А ты что? Играешь в игрушки свои! Вместо того чтобы пойти заработать нормальных денег!
Она с силой развернула кресло, и Антон от неожиданности едва не вылетел из него.
— Люба, я… — начал он тихо, но она не дала ему и слово вставить.
— Ты всё время «я, я»! — ядовито прошипела она. — От тебя толку ноль! Мужик должен обеспечивать семью, Антон! А ты? Ты думаешь, что подарки сами под ёлку запрыгнут?! На твою смешную зарплату и на продукты-то едва хватает!
Антон почувствовал, как внутри всё скручивается в тугой, болезненный узел. Он хотел объяснить, что сегодня день был просто адским – заказов больше обычного, что руки дрожат от тяжестей, а ноги будто налились свинцом — настолько устал. Но Люба не останавливалась.
— Завтра же! — выкрикнула она и ткнула пальцем ему в грудь. — Завтра ты находишь ещё одну работу! Любую! Хочешь — сторожем, хочешь — вагоны разгружать, мне всё равно! Но если я завтра увижу, что ты опять сидишь дома и изображаешь усталость, я подаю на развод. Услышал меня?
Он не ответил, только обреченно кивнул. Потом поднялся, прошёл в спальню и лёг, не раздеваясь, так как сил просто не было.
Всю ночь Антон ворочался, будто лежал не на матрасе, а на куче мелких камней, каждый из которых больно впивался в рёбра. А мысли… мысли крутились по кругу, перебирая самые не радужные варианты.
Жена не ценит его. Вот и всё. Простая, холодная мысль, но она била больнее, чем любые крики. Сколько он приносит домой? Достаточно. Он сам ведь считал не раз: и детям можно купить всё, что нужно, и холодильник пустым не стоит, и коммуналка оплачена, и даже на мелочи остаётся. Так почему же Любе вечно мало?
Он вспоминал, как однажды спросил девчонок на работе — осторожно, будто между делом:
— Девчонки, а вот сколько вам… ну… нужно, чтобы нормально жить? Не шиковать, а просто, но без нервов?
Они назвали суммы меньше, чем он приносил домой. Гораздо меньше. Значит, он делает достаточно. Значит, не в деньгах дело. Но Любе всё мало. Мало, мало… будто одна и та же пластинка заела.
Он снова перевернулся на бок. Потом на другой. В груди тяжёлая волна обиды поднималась и опускалась, словно море, которое никак не успокоится после шторма. Он пытался найти оправдание её словам. Может, нервы? Может, устала? Может, и правда переживает за детей? Но нет… он вспомнил, как недавно осторожно предложил ей поискать самой работу, может, тогда легче было бы, и как Люба изогнула губы в насмешливой гримасе:
— А детей и дом я на кого оставлю?
И он тогда смолчал. Но что-то сегодня внутри надломилось. Наверное, от этого ощущения бессилия — когда тебя не просто не слышат, а и не хотят услышать. Когда с тобой разговаривают не как с живым человеком, а как с неисправной машиной: «работает плохо, надо ударить по крышке сильнее». Когда тебя превращают в рабочую лошадь, забыв, что у тебя тоже может быть предел.
Он лежал, уставившись в темноту, и вдруг осознал: он даже не злится сейчас. Просто будто смотрит со стороны на свою жизнь. И в этой ясности Антон увидел то, что раньше боялся себе признать. Если она хочет развод… значит будет развод. Он больше не станет обещать невозможное, выжимать из себя остатки сил, пытаться доказать, что он достойный муж. Достойный он или нет — Любе всё равно всегда будет мало.
Антон проснулся рано, ещё до рассвета. Казалось, что поспал всего пару часов, но усталость куда-то ушла, вместо неё тело заполнила странная лёгкость. Он сел на кровати, провёл ладонью по лицу, посидел минуту, собираясь с мыслями, а потом тихо поднялся.
Собирать оказалось не так уж много: пара сумок с одеждой, коробка с инструментами, и ноутбук, из-за которого вчера разразился скандал.
Мать Антона жила в старой двухкомнатной квартире на окраине. Антон помнил здесь всё: каждый скол на ступеньке, перекошенный почтовый ящик, за который когда-то цеплялась его школьная сумка.
Дверь открылась сразу, словно мама стояла за ней и ждала. Она, видимо, действительно не спала — привычка просыпаться раньше всех осталась с тех времён, когда она бегала на две работы.
— Антоша?.. — удивилась она. — Что случилось, сынок?
Он только пожал плечами.
— Потом, мам…
И она, как всегда, не стала давить, вытягивать слова клещами, задавать лишние вопросы. Просто кивнула, тихо развернулась и пошла на кухню ставить чайник, а Антон принялся разбирать вещи в маленькой комнате, где вырос и жил до свадьбы.
Квартиру, что досталась ему от деда, Антон решил оставить Любе и детям. Правильно так. Дети не виноваты, не выселять же их на улицу из-за чужих амбиций.
Позже, когда он всё-таки позвонил Любе, голос её сразу взвился, как раскрученная пружина.
— Развод так развод, — сказал Антон спокойно, почти ровно. — Квартиру оставляю детям. Живите там.
Но его спокойствие только распалило её сильнее.
— Конечно-конечно! — выкрикнула она. — Только и ждал повода, да?! Наверное, давно уже подыскивал себе другую! Вот и сорвался при первой возможности! Даже поговорить не захотел!
Антон устало закрыл глаза. Он уже много лет слышал эту интонацию — резкую, режущую, будто ножом по стеклу.
— Детей после развода себе заберёшь! — добавила она. — А квартира остаётся мне, ясно?! Мне тоже жизнь устраивать надо!
Антон даже не нашёл, что ответить. Просто нажал на кнопку завершения вызова. И в ту же секунду почувствовал странное, непривычное ощущение — будто тяжёлый рюкзак, который он тащил на себе много лет, наконец-то упал с плеч.
Через пару недель пришло уведомление из суда: Люба подала заявление о разводе. Антон никак не отреагировал. Звонить Любе он не стал, ее звонки старался игнорировать.
А тридцатого декабря на пороге появилась Люба с детьми.
— Вот! — сказала она резко, с видом победителя. — Дети теперь будут жить с тобой, раз отказался обеспечивать. А после праздников ты перепишешь на меня квартиру. Я тебя предупреждала.
Рая и Игорь стояли немного в сторонке, прижимаясь друг к другу, будто две пугливые птички. В их глазах читалась растерянность. Люба редко позволяла им ездить к бабушке. Говорила, что «старческие нравоучения детям вредны», поэтому теперь они поглядывали в ее сторону с опаской.
Но Вера Ивановна легко нашла к детям подход.
— Проходите, мои хорошие, — мягко сказала она, немного наклонившись. — У меня сейчас пирог будет готов. Вишнёвый. Любите вишню?
У Игоря глаза сразу засветились. Рая тоже кивнула.
Новый год они устроили незабываемый. Вера Ивановна достала коробку со старинными гирляндами и новогодними игрушками, которые Антон в детстве считал почему-то волшебными. Стеклянные шары с потрескавшимся золотистым напылением, смешные фигурки грибочков и зайцев. Ёлку они наряжали все вместе, и дети впервые за долгое время смеялись искренне, громко, без оглядки, без страха услышать раздражённое «не шуми» или «сядь нормально».
А первого января, несмотря на сильный мороз, выбрались на местный каток. Рая стояла на коньках уверенно, даже пыталась крутиться вокруг своей оси. Игорь поначалу цеплялся за ограждение, шагал маленькими робкими шажками, как пингвинёнок, но потом осмелел, оттолкнулся и поехал.
Антон ехал рядом с дочкой, когда неожиданно случилось маленькое столкновение. Рая отвлеклась всего на секунду, и маленький мальчик лет пяти в ярко-синей шапке, не справившись с поворотом, въехал прямо в неё, и они одновременно плюхнулись на лёд.
— Ай! — Рая вскрикнула и схватилась за колено.
К мальчику сразу подбежала женщина
— Коля, ты как? — спросила она, и в голосе было больше волнения, чем строгости.
Мальчик расплакался, но быстро схватился за маму, явно стесняясь.
Антон подлетел к Рае.
— Дочка, больно? Покажи.
— Сейчас посмотрим, — сказала женщина, присаживаясь рядом. — Я врач, не волнуйтесь.
Она быстро, ловко проверила сустав, нажала сбоку, аккуратно согнула ногу.
— Всё в порядке, — улыбнулась она. — Просто ушиб.
Рая облегчённо выдохнула. А вот Коля продолжал всхлипывать.
— Это я виноват, — вдруг выпалил он сквозь слёзы, глядя на Раю огромными глазищами-кнопками. — Я нечаянно… Я плохой…
— Ты очень хороший мальчик, — осторожно сказала Вера Ивановна и неожиданно для всех присела рядом с ним на корточки. — Давайте сделаем вот что: идём все в кафе. Там мороженое, самое вкусное в городе. С мороженым любые разговоры легче идут. Правда?
Коля поднял на неё удивлённый, немножко растерянный взгляд. Его мама немного смутилась, но улыбнулась и кивнула.
— Спасибо вам… я Лена, — сказала она Антону, когда они уже шли по заснеженной тропинке к небольшому кафе около катка, по пути стряхивая снег с варежек. — И простите, что так вышло. Колю заносит иногда.
— Да ничего, — махнул рукой Антон. — Дети есть дети. Главное, что все живы-здоровы.
В кафе Рая и Игорь выбрали по огромной вазочке мороженого, Коля тоже, но ел аккуратно, словно чувствовал себя ещё виноватым. Доев мороженое, дети не усидели и минуты. Рая первой соскочила со стула, Игорь побежал следом, а Коля, которому всё ещё было немного неловко из-за падения на катке, оглянулся на маму, но та улыбнулась и махнула рукой: мол, иди, играй. И ребятишки убежали в игровую зону, а взрослые остались за столом.
Разговор складывался непринужденный и Лена рассказала:
— Я одна его ращу… Колю. Муж ушёл, когда я ещё беременная была. Сказал, что не готов к ответственности. С тех пор всё сама. Работаю в клинике, смены длинные, но мы справляемся.
Голос у неё был спокойный, без жалоб, хотя за словами чувствовалась прожитая боль. Антон слушал её и удивлялся: как можно говорить о таких вещах без тени злости? Он уже привык, что вокруг люди постоянно ищут, на кого бы свалить вину за свои неудачи. А тут ни упрёков, ни горечи.
— Вы сильная женщина, правда, — искренне сказал он.
Лена смущённо улыбнулась и едва заметно покраснела.
День пролетел незаметно. Дети носились по игровой зоне, прыгали, смеялись, устраивали снежные бои во дворе, а взрослые разговаривали, узнавая друг друга поближе. Антон поймал себя на мысли, что он давно так просто не отдыхал. Без спешки, раздражения, тяжёлых мыслей о том, что дома ждёт очередной скандал.
Когда пришла пора расходиться, Рая с Игорем дернули Антона за рукав и спросили:
— Пап, можно мы завтра опять с Колей поиграем?
Антон и Лена переглянулись и оба рассмеялись. Их дети подружились так быстро, будто знали друг друга всегда, и возражать взрослые просто не смогли. Так и получилось, что с тех пор почти каждый день они выбирались куда-нибудь вместе: то на горки, то в батутный центр, то просто гуляли по зимнему городу, где под ногами приятно хрустел снег.
Но праздники закончились, и телефон Антона зазвонил знакомой мелодией. Люба.
— Антон! Нам надо срочно к нотариусу! — заявила она, даже не поздоровавшись. — Квартиру надо оформить!
— Люба, — сказал он спокойно, — никакой квартиры ты не получишь. Я собирался оставить ее детям, но раз дети теперь живут со мной, ты должна освободить мою квартиру.
Наступила тишина, а потом Люба будто взорвалась от собственных эмоций:
— Я детей привезла не для того, чтобы ты тут из себя святого строил! — кричала она. — Это была воспитательная мера! Я хотела тебя проучить, и не собиралась отдавать тебе детей! Сейчас я за ними приеду!
И приехала через полчаса, раскрасневшаяся, раздражённая, ступая той самой походкой, которая всегда пугала детей. Но на этот раз Рая и Игорь даже не побежали к ней навстречу.
— Собирайтесь! — крикнула она. — Мы едем домой!
Рая опустила глаза.
— Мама… мы… тут хотим остаться.
— ЧТО?! — Люба задохнулась от возмущения. — Это кто вам такую глупость в голову вбил?!
— Никто, — тихо ответил Игорь. — Нам тут хорошо. Мы… мы к тебе будем приезжать. Но жить хотим с папой.
Люба рванулась к Антону:
— Это ты их настроил! Я тебя знаю! Манипулируешь детьми, да?! Хочешь показать, какой ты хороший?
Антон ответил спокойно, даже равнодушно, насколько это было возможно:
— Никто никого не настраивал. Они сами сделали свой выбор.
Люба побелела от злости, потом вдруг закрыла лицо руками и начала всхлипывать — слишком громко, демонстративно, будто играла роль.
— Антошка… ну прости меня… — выдохнула она. — Я же погорячилась! Сама не понимаю, что меня дернуло. Давай забудем все и начнем сначала, как раньше! Я обещаю, я больше ругаться не буду… не буду кричать… ничего…
Но в этот момент Антон впервые посмотрел на неё как бы со стороны, и понял окончательно: назад дороги нет. Он никогда больше не сможет жить под её вечным давлением, капризами, требованиями, подозрениями.
— Поздно, Люба, — сказал он. — Очень поздно.
Она ещё долго металась, уговаривала, обещала. Но поняв, что Антон непоколебим, ушла, осыпая его проклятиями и обещая, что суд все расставит по местам.
Но суд, учитывая все обстоятельства и приняв во внимание неадекватность, проявленную Любой во время заседания, решил оставить детей с отцом. Теперь Любе ничего не оставалось, кроме как смириться. Детей она потеряла не потому, что Антон забрал их, они сами выбрали спокойствие. А к квартире она не имела никакого отношения. И теперь впереди её ожидала новая жизнь: работа, съёмное жильё, и возможно, шанс когда-нибудь понять, что бесконечная жадность и агрессия не удерживают рядом никого.
А у Антона впереди было счастье - дети, дом, покой. И кто знает, может быть, те тёплые разговоры с Леной в детском кафе были не просто новогодней случайностью.
Рекомендую к прочтению:
И еще интересная история:
Благодарю за прочтение и добрые комментарии! 💖