Наталья сидела на жёстком стуле у окна дневного стационара и смотрела, как по внутреннему двору клиники медленно тает мартовский снег. Он уже не лежал ровным слоем, а темнел пятнами, подтаяв у бордюров. Во дворе курили санитары, пряча сигареты в ладонях, когда мимо проходили люди в белых халатах.
На столике рядом с её стулом лежала пластиковая папка с направлением, результатами анализов и расписанием капельниц. Сверху — розовая карточка с её фамилией и датой рождения, к которой медсёстры прикалывали маленькие бумажки с отметками о процедурах.
Этот курс она проходила уже третий год, по две недели каждые три месяца. Аутоиммунное заболевание суставов, которое врачи называли длинным латинским словом, в обычные дни не давало забыть о себе ни на минуту. Без терапии пальцы распухали, спина ныла, а колени становились деревянными. После капельниц становилось легче: не сразу, но через день-два она могла хотя бы без одышки подняться на свой четвёртый этаж и дойти до магазина без остановки.
В коридоре стоял приглушённый гул голосов. Кто-то смеялся, кто-то ругался в телефон. Сестринский пост был напротив, за стеклянной перегородкой. Там звенела посуда, шуршали бумажки, хлопали дверцы шкафчиков.
— На капельницу, палата семь, — крикнула медсестра в коридор, не глядя на карточки.
Наталья поднялась, почувствовав, как знакомо тянет поясницу. В процедурной пахло спиртом и сладковатым запахом дешёвого мыла. На подоконнике стояла пластиковая ёлочка с осыпающимся блестящим дождиком, оставшаяся ещё с зимы.
— Руку, — коротко сказала медсестра, полная женщина лет пятидесяти с тёмными кругами под глазами.
Наталья протянула левую руку. Вены у неё были плохие, тонкие, и сестра привычно поморщилась.
— Опять вы со своими верёвочками. Ну, потерпите.
Наталья отвернулась к окну. Медсестра ловко протёрла сгиб локтя, потыкала пальцем, потом иглой.
— Всё, попала, — сказала она, укрепляя катетер пластырем.
На штативе висел прозрачный пакет с раствором. На белой этикетке было напечатано название препарата, которое Наталья знала почти наизусть. Это лекарство стоило как половина её месячной зарплаты. Она не раз видела его в аптеке за стеклом и каждый раз думала, что без льготы никогда бы не смогла себе его позволить.
— А коробки где? — спросила она, больше чтобы отвлечься от покалывания в руке.
— Какие коробки? — медсестра уже протирала стол.
— От лекарства. Раньше приносили прямо в упаковке, при мне вскрывали.
— Сейчас из аптеки сразу в растворе приходят, — отмахнулась та. — Не переживайте, всё по списку.
Наталья кивнула, хотя что-то внутри зацепилось за эту фразу. В прошлые разы действительно приносили небольшие коробочки с цветными полосками, показывали ампулы, сверяли фамилию. Теперь — только бесцветный пакет.
Капельница текла медленно. Капли падали в прозрачную трубку, мерно стуча. Наталья закрыла глаза. Она думала о том, что вечером нужно будет позвонить сыну, спросить, как у него с зачётом, и напомнить, чтобы не забыл оплатить интернет. Ей не нравилось просить его о помощи, но в эти две недели она почти не работала, и деньги таяли быстрее, чем хотелось.
Через сорок минут медсестра вернулась, отключила систему и аккуратно вынула катетер.
— Завтра в то же время, — сказала она, приклеивая ватный шарик.
Наталья встала, чувствуя привычную слабость после процедуры. Но облегчения, к которому она привыкла после первых курсов, в этот раз не было. Суставы как ныли, так и ныл и, только добавилась тупая усталость.
На следующий день всё повторилось. Коридор, процедурная, штатив. Только на этот раз в кресле рядом с ней устроилась молодая женщина в сером свитере.
— Вам тоже этот препарат? — спросила она, кивая на пакет у Натальи.
— Да, — ответила Наталья. — Уже третий год.
— Мне вот только назначили, — вздохнула соседка. — Говорят, чудо-лекарство. Дорогое, правда, но по квоте.
Она склонилась к штативу, щурясь.
— Странно. Я вчера в интернете смотрела, упаковка у него другая. Зелёная такая, с полосой.
Наталья почувствовала, как у неё внутри что-то сжалось.
— Может, у нас другая фирма, — сказала она. — Аналог.
— А разве можно? — женщина нахмурилась. — Врач говорил, что замен нет.
Медсестра, услышав их разговор, повернулась.
— Девочки, вы бы интернет поменьше читали. Вам что назначили, то и капаем. Всё, не отвлекайте.
Голос у неё был усталый, но не злой. Она поправила пакет на штативе, проверила зажим и вышла.
Наталья проводила её взглядом и снова посмотрела на белую этикетку. Название совпадало. Но в памяти всплыла яркая фирменная упаковка, которую она видела в аптеке, когда в прошлом году покупала пару ампул сама, чтобы не пропускать курс из-за задержки квоты. Там был другой логотип, другое оформление.
После процедур Наталья зашла в больничную аптеку на первом этаже. В очереди стояли люди с рецептами, кто-то спорил о цене. За стеклом лежали ряды коробок, аккуратно развёрнутых лицевой стороной.
— Девушка, а этот препарат у вас есть? — спросила она, когда подошла её очередь, и назвала название.
Фармацевт, молодая женщина с аккуратным хвостом, достала с полки яркую коробку.
— Есть, но он очень дорогой. По льготному рецепту можно, но у вас, наверное, стационар, вам тут капают?
— Да, — кивнула Наталья. — Можно посмотреть поближе?
Фармацевт протянула коробку. На ней была зелёная полоса и крупный логотип. Наталья перевернула её, прочитала мелкий шрифт, потом вспомнила белый пакет на штативе. Этикетка там была простая, со штрихкодом и названием, напечатанным чёрными буквами.
— А у вас есть в таких вот пакетах, как для капельниц? — спросила она.
— Нет, это только ампулы. Разводят уже в процедурной.
Наталья поблагодарила, вернула коробку и вышла. В голове гудело. Может, в стационаре другая форма выпуска, но почему тогда фармацевт о ней не знает? Или у клиники контракт с каким-то особым поставщиком.
Она отогнала от себя навязчивую мысль, что ей вливают что-то другое. Без этого препарата она вряд ли смогла бы работать в бухгалтерии, сидеть по восемь часов за компьютером. А работы она боялась лишиться не меньше, чем здоровья.
Через пару дней к ним в отделение пришёл мужчина в строгом костюме с бейджем фармкомпании. Он раздавал врачам буклеты, говорил что-то о новых исследованиях и улучшенных схемах.
Наталья увидела его в коридоре, когда ждала своей очереди на приём. Он разговаривал с её лечащим врачом, сухощавой женщиной лет сорока.
— Наш препарат показал отличные результаты, — говорил он тихо. — Главное, чтобы пациенты соблюдали схему.
— У нас с этим сложно, — ответила врач. — Квоты, перебои.
Наталья подалась вперёд.
— Извините, — вмешалась она нерешительно. — Я у вас как раз его получаю. Можно спросить…
Мужчина повернулся к ней с натянутой улыбкой.
— Конечно, спрашивайте.
— У нас в стационаре его в пакетах капают. А в аптеке только ампулы. Это нормально?
Он слегка нахмурился.
— В пакетах? Вы уверены? Насколько я знаю, наша форма выпуска — только ампулы. Разводят на месте.
Врач быстро вмешалась:
— Наталья, вы, наверное, путаете. Вам разводят в процедурной, вы просто не видите. Не отвлекайте, у нас очередь.
Мужчина кивнул, словно ничего не услышал, и повернулся обратно к врачу. Наталья почувствовала, как её охватывает неловкость, но вместе с ней — упрямое беспокойство. Она не путала. Она видела пакет, видела, как его вешают на штатив.
Вечером дома, сидя на кухне с чашкой чая, она открыла ноутбук. Интернет работал медленно, но сайты открывались. Она нашла страницу препарата, прочитала инструкции. Везде говорилось про ампулы. Про готовые пакеты — ни слова.
Она пролистала форум пациентов. Там обсуждали побочные эффекты, делились опытом. Несколько человек писали, что у них в клинике лекарство всегда показывали перед введением. Кто-то жаловался, что однажды ему пытались заменить его на более дешёвый аналог, но он отказался.
Наталья поймала себя на том, что сжимает мышь так, что побелели пальцы. Она вспомнила свою первую капельницу три года назад, когда врач подробно объяснила, что это за препарат, как он действует, какие есть риски. Тогда всё казалось прозрачным и честным. Теперь что-то изменилось. Или это она стала внимательнее.
На следующий день она пришла в стационар раньше и задержалась у дверей процедурной. Через приоткрытую створку было видно, как медсестра достаёт из нижнего шкафчика белые пакеты, снимает с них защитную плёнку и аккуратно приклеивает поверх новые этикетки. На столе лежала стопка пустых картонных коробок. Наталья прищурилась. На одной из них она различила знакомое название, а рядом — другое, неизвестное.
Дверь неожиданно распахнулась шире.
— Вы что тут стоите? — медсестра подняла на неё подозрительный взгляд. — Проходите или не мешайте.
Наталья отступила, чувствуя, как внутри поднимается неприятное тепло.
— Я… просто ждала, — пробормотала она.
В кресле в коридоре сидел мужчина с тростью. Он кивнул ей.
— Опять задерживают, — сказал он. — Наверное, поставки.
Она села рядом.
— А вы давно лечитесь? — спросила она.
— Второй год. Всё одно и то же. Иногда не привозят вовремя, тогда капают что-то другое. Говорят, аналог.
— А вы не спрашивали, что именно? — Наталья повернулась к нему.
Мужчина махнул рукой.
— Какая разница. Лишь бы помогало. Я в названиях не разбираюсь.
Она почувствовала, как в ней борются два чувства. Одно говорило: не лезь, тебе самой ещё лечиться и лечиться. Другое шептало, что если сейчас промолчать, то потом будет поздно.
После процедур она снова спустилась в аптеку. На этот раз за прилавком стояла другая женщина, постарше.
— Скажите, — осторожно начала Наталья, — а если препарат по квоте, его можно заменить на другой, подешевле?
Фармацевт подняла глаза.
— По идее, нет. В рецепте же конкретное название. Если аналог, то это уже другая история, нужно согласование, подписи. А что у вас случилось?
— Ничего, — поспешно сказала Наталья. — Просто интересуюсь.
Она вышла на улицу, где серый снег превращался в грязную кашу, и остановилась у стены, прислонившись плечом к холодному кирпичу. Мысли путались. Если в клинике действительно экономят на лекарствах, то это значит, что кто-то подписывает бумаги, кто-то закрывает глаза. А пациенты… Пациенты верят.
Вечером она позвонила знакомой, которая работала провизором в частной аптеке.
— Слушай, — сказала Наталья, стараясь говорить спокойно, — у нас в стационаре капают один препарат. Дорогой. Но в виде готовых пакетов. А производитель выпускает только ампулы. Это как вообще?
На том конце провода повисла пауза.
— Могут разводить заранее и переливать, — осторожно ответила та. — Но это нарушение. Так делать нельзя. И ещё вопрос, что там на самом деле.
— А если подменяют на более дешёвый? — вырвалось у Натальи.
— Теоретически возможно. Но это уже уголовка. Ты аккуратнее с такими вопросами. Там же начальство, договоры.
После разговора Наталья долго сидела в темноте, глядя на тусклое окно напротив. Внутри росло ощущение, что она стоит на краю чего-то, во что лучше не заглядывать. Но отвести взгляд уже не получалось.
На следующий день она начала спрашивать других пациентов. Сначала осторожно, между делом:
— Вам показывают лекарство перед тем, как капать? — интересовалась она.
Кто-то пожимал плечами, кто-то говорил, что нет, никогда не показывали. Одна женщина, пухлая, с яркой помадой, раздражённо отмахнулась:
— Вы что, хотите нас напугать? И так страшно. Лечат — и слава богу.
Но нашлись и те, кто слушал внимательнее. Молодая женщина в сером свитере, с которой они познакомились в первый день, однажды подошла к Наталье сама.
— Я поговорила с подругой, она медик, — сказала она тихо. — Она тоже удивилась насчёт пакетов. Сказала, что нужно смотреть документы. Но как их увидишь?
— Можно попробовать спросить у врача, — ответила Наталья. — Или у заведующей.
Молодая женщина поморщилась.
— А если потом вообще лечение снимут? У меня ребёнок маленький, мне нельзя рисковать.
Слова застряли у Натальи в горле. Она понимала её. Сама боялась того же самого.
Через пару дней её вызвали к заведующей отделением. Кабинет был небольшой, с массивным столом и стеллажом, забитым папками. На подоконнике стояли пластмассовые цветы.
— Наталья Сергеевна, — начала заведующая, женщина с аккуратной стрижкой и холодными глазами, — до меня дошла информация, что вы среди пациентов распространяете какие-то слухи о подмене лекарств. Это правда?
Наталья почувствовала, как у неё пересохло во рту.
— Я просто задавала вопросы, — сказала она. — Я заметила несоответствие. Препарат должен быть в ампулах, а нам капают из пакетов. Я хотела понять, почему.
Заведующая тяжело вздохнула.
— Вы должны понимать, что у нас сложная ситуация с финансированием. Мы делаем всё возможное, чтобы вы получали лечение. Иногда приходится идти на определённые организационные меры. Но никто не ставит под угрозу вашу безопасность.
— То есть вы признаёте, что препарат другой? — спросила Наталья, чувствуя, как голос предательски дрожит.
— Я ничего не признаю, — холодно ответила та. — Я говорю, что вы не обладаете достаточной компетенцией, чтобы делать выводы. Все назначения проходят через комиссию, все закупки — через тендеры. Если вы будете продолжать подрывать доверие пациентов к отделению, нам придётся пересмотреть целесообразность вашего лечения именно у нас.
Слова прозвучали ровно, без угрозы в интонации, но смысл был ясен. Наталья сжала пальцы на коленях.
— Я просто хочу быть уверенной, что получаю то, что мне положено, — тихо сказала она.
— Вы получаете необходимую терапию, — отрезала заведующая. — На этом разговор закончен.
Выйдя из кабинета, Наталья остановилась в коридоре. Мир вокруг словно чуть сместился. Люди сидели на стульях, листали телефоны, ругались в регистратуре. Всё было как всегда. Только теперь она знала, что любое её слово может обернуться против неё.
Вечером дома она долго перебирала бумаги. В папке с анализами лежали копии назначений, выписки из историй болезни, какие-то квитанции. Никаких документов о конкретных партиях лекарств, конечно, не было.
Она вспомнила знакомую провизора и решилась написать ей сообщение. Та ответила быстро:
«Если хочешь что-то доказать, нужны номера партий, накладные, сопроводительные документы. Без этого всё будет на уровне слухов. А за клевету по медучреждениям сейчас быстро привлекают».
Наталья уткнулась лбом в ладони. Она не была ни юристом, ни журналистом. Она была бухгалтером районного ЖЭКа, привыкшей считать цифры, а не воевать с системами.
Но ночью, когда суставы ныли так, что не давали уснуть, она думала о том, что если молчать, то ничего не изменится. Что, возможно, кто-то недополучает лечение, а кто-то на этом экономит или зарабатывает.
Через неделю в отделении случился маленький скандал. Одна из пациенток, та, что раньше отмахивалась от её вопросов, после капельницы почувствовала себя плохо, её увезли на каталке в реанимацию. В коридоре поползли слухи о реакции на препарат.
— Вот, — шептала молодая женщина в сером свитере, — может, это из-за подмены?
У Натальи холодели руки. Она не знала, связано ли одно с другим, но в голове всё складывалось в одну картину.
Через пару дней к ним в отделение пришли люди в строгих костюмах. С ними был мужчина с папкой, представившийся сотрудником страховой компании. Они заходили в процедурную, что-то записывали, смотрели журналы.
Медсёстры ходили напряжённые, врачи были ещё более немногословны. Кто-то из пациентов шептал, что это проверка. Кто-то — что просто плановая ревизия.
Наталью никто ни о чём не спрашивал. Она сидела в своём углу и наблюдала, как мимо проходят люди с папками, как заведующая улыбается официальной улыбкой, как медсестра, та самая полная женщина, вдруг начинает носить на штативы не пакеты, а прозрачные бутылочки с раствором, в которые при всех вводит содержимое ампул.
— Видите? — сказала она однажды, заметив взгляд Натальи. — Всё как положено.
Внутри у Натальи поднялась горькая усмешка. Значит, могут, когда надо.
Вечером она открыла ноутбук и долго сидела над пустым окном письма. В адресной строке мигал курсор. Она уже нашла адрес электронной приёмной прокуратуры и нескольких новостных сайтов.
Она начала печатать: «Я, такая-то, прохожу лечение в городской клинике…» Потом стирала. Снова набирала, описывая пакеты, разговор с фармпредставителем, слова знакомой провизора, «профилактическую беседу» у заведующей. Снова стирала.
Она представляла, как её вызывают на допрос, как врачи смотрят на неё с холодной обидой, как ей отказывают в дальнейшем лечении «по медицинским показаниям». Представляла, как сын узнаёт обо всём из новостей и говорит, что она всё усложнила.
С другой стороны, она видела перед собой лицо той женщины, которую увезли в реанимацию, и своё собственное отражение в окне процедурной — бледное, с кругами под глазами.
Ночью она почти не спала. Утром, собираясь в клинику, долго стояла перед зеркалом, поправляя шарф. В глазах отражалась усталость и что-то ещё — упрямство, может быть.
В отделении было непривычно тихо. Проверяющие ушли, но воздух оставался напряжённым. Медсёстры теперь строго показывали ампулы перед тем, как развести препарат. На штативах висели бутылочки, а не пакеты.
— Видали? — шепнул мужчина с тростью. — Наверное, жалобу кто-то написал.
Наталья ничего не ответила. Она смотрела, как медсестра подносит к её глазам маленькую стеклянную ампулу с знакомым названием. Стекло поблёскивало в свете ламп.
— Устраивает? — спросила медсестра, не без иронии.
— Да, — тихо сказала Наталья.
После капельницы она снова спустилась в аптеку. В очереди кто-то ругался, кто-то шутил. Она стояла и думала о том, что письмо в прокуратуру так и осталось черновиком. Она не нажала «отправить». Но сама возможность это сделать уже не казалась ей чем-то немыслимым.
Фармацевт за прилавком узнала её.
— Всё выяснили? — спросила она вполголоса.
— Не до конца, — ответила Наталья. — Но теперь хотя бы показывают ампулы.
Фармацевт слегка кивнула.
— Иногда и этого достаточно, — сказала она. — Чтобы хоть кто-то начал думать, что делает.
На обратном пути Наталья зашла в маленький хозяйственный магазин рядом с домом. Купила губку, порошок и ещё одну вещь, которую не планировала, — упаковку прозрачных файлов для документов. Дома она аккуратно переложила в них все свои выписки, назначения, результаты анализов. Сверху положила лист с набросками письма. Не отправленного, но уже существующего.
Через неделю она заметила, что боль в суставах стала меньше. Может, это совпадение. Может, эффект от правильно введённого препарата. Она не пыталась это объяснить. Она просто радовалась тому, что может поднять кружку с чаем одной рукой, не морщась.
Однажды, сидя в очереди на приём, она услышала, как молодая женщина в сером свитере спрашивает медсестру:
— А вы покажете мне лекарство, которое будете капать?
Медсестра фыркнула, но всё-таки достала ампулу и показала.
— Вот, смотрите. Всё по схеме.
Наталья поймала взгляд женщины. Та слегка кивнула ей, как будто между ними было какое-то негласное соглашение.
После приёма лечащий врач задержала Наталью.
— Как вы себя чувствуете? — спросила она сухо.
— Лучше, — ответила Наталья. — После последних капельниц. Спасибо.
Врач кивнула.
— Я надеюсь, вы понимаете, что в медицине много нюансов. Не всё так просто, как кажется со стороны.
— Понимаю, — сказала Наталья. — Но и пациенты не совсем дети. Мы тоже имеем право знать, что нам делают.
Врач отвела взгляд к окну.
— Иногда вы слишком много хотите, — тихо сказала она. — Система не выдерживает.
— Может быть, — ответила Наталья. — Но если совсем молчать, она тоже не выдержит.
Они посмотрели друг на друга несколько секунд. Врач первой опустила глаза к карте.
— Идите, — сказала она. — Следующий приём через месяц.
На улице было пасмурно, но снег уже почти сошёл. На клумбе у входа в клинику торчали грязные прошлогодние стебли. Наталья остановилась, достала из сумки прозрачный файл с бумагами. Лист с черновиком письма выглядывал сверху. Она провела пальцами по его краю и убрала обратно.
Она знала, что в любой момент может достать его, дописать, отправить. Знала, что, возможно, никогда этого не сделает. Но теперь это было не из-за страха, а потому что она выбирала, когда и как говорить.
Вечером, раскладывая по полке лекарства, которые принимала дома, она на секунду задержала взгляд на аккуратной упаковке таблеток. Белая коробочка с синим логотипом стояла ровно, как по линейке. Она повернула её так, чтобы название было видно, и закрыла дверцу шкафа.
В кухне закипал чайник. Наталья подошла к окну, прислонилась лбом к прохладному стеклу и посмотрела вниз, на двор, где кто-то выгуливал собаку. Внутри было тревожно и одновременно странно спокойно. Мир вокруг не стал справедливее. Клиника не превратилась в образцовый центр. Но она больше не чувствовала себя только объектом чужих решений.
Она знала, что впереди будут новые курсы, новые очереди, новые разговоры. Что, возможно, история с пакетами забудется и всё вернётся на круги своя. Но теперь у неё была папка с бумагами, неотправленное письмо и привычка смотреть, что написано на этикетке, прежде чем подставить руку под иглу.
Она выключила свет на кухне, оставив только слабое сияние из коридора, и пошла в комнату. Суставы отзывались тупой болью, но она уже знала, что утром поднимется, дойдёт до остановки и поедет в клинику. Не как безмолвный пациент, а как человек, который хотя бы немного понимает цену своего лечения — и ту, что платит государство, и ту, что платит она сама.
Как можно поддержать авторов
Каждый лайк и каждый комментарий показывают нам, что наши истории живут не зря. Напишите, что запомнилось больше всего, и, если не трудно, перешлите рассказ тем, кому он может быть важен. Дополнительно поддержать авторов можно через кнопку «Поддержать». Мы очень благодарны всем, кто уже рядом с нами. Поддержать ❤️.