20 минут они у грота. 25 минут - пора.
Она надела снаряжение и прыгнула в воду. Погружение было быстрым, почти отчаянным. Марина не думала о декомпрессии, о безопасности, о правилах.
Она думала только об одном, увидеть его лицо. Она нашла их у входа в грот. Виктор держал Игоря за руку, показывая что-то на дне.
Игорь кивал, разглядывая кораллы. Он не видел ее, не ожидал увидеть. Марина подплыла ближе. Еще ближе. И остановилась прямо перед ним.
Игорь поднял голову и замер. Его глаза за стеклом маски расширились от ужаса.
Он увидел ее живую, дышащую, смотрящую на него в упор.
Призрак. Его убитая жена вернулась из мертвых. Марина видела, как он дернулся назад.
Как его рот открылся в беззвучном крике. Как пузыри воздуха рванулись к поверхности, он дышал слишком быстро, тратя драгоценный кислород.
Она подняла руку и помахала ему. Медленно, насмешливо.
Как машут старому знакомому.
— Привет, милый. Скучал?
Игорь рванулся вверх прочь от нее, прочь от этого кошмара.
Виктор попытался его остановить, но было поздно.
Он всплывал слишком быстро, нарушая все правила, рискуя жизнью.
Марина не стала его преследовать. Она просто висела в толще воды и смотрела, как ее муж-человек, который хотел ее убить, поднимается к поверхности в панике, забыв все, чему учили. Кессонная болезнь. Декомпрессионный синдром. Газовые пузырьки в крови. Он не умрет, но и прежним уже не будет. Это было справедливо.
Когда Марина поднялась на поверхность, все уже закончилось.
Игорь лежал на палубе катера, корчась от боли. Его тело сводило судорогами, азот в крови, делал свое дело.
Виктор вызвал вертолет, но до больницы было далеко.
Марина подошла к мужу и присела рядом. Он смотрел на нее безумными глазами, не в силах поверить.
— Ты! Ты жива! прохрепел он.
— Жива, милый! Как видишь!
Но как? Я же!
— Ты заплатил за мою смерть!
Она наклонилась ближе, и ее голос стал ледяным.
— Пятьдесят тысяч. Потом шестьдесят. Это все, чего я стоила для тебя.
Он закрыл глаза, и по его щеке скатилась слеза.
От боли? От страха?От стыда?
— Марина, прости меня.
— Нет.
Она встала и отошла к борту. Вертолет уже приближался, маленькая точка на горизонте.
— Ты будешь жить, сказала она, не оборачиваясь. Но ты потеряешь все. Деньги, свободу, дочь. Все, что тебе дорого. И каждый день, просыпаясь в тюремной камере, ты будешь помнить этот момент.
Помнить, как твоя жена смотрела на тебя из глубины.
Игорь застонал от боли или от отчаяния, она уже не различала.
— Это хуже смерти, милый, добавила Марина тихо. Намного хуже.
Вертолет доставил Игоря в больницу на соседнем острове. Кессонная болезнь оказалась тяжелой, врачи боролись за его жизнь трое суток. Он выжил, но левая нога осталась парализованной.
— Газовые пузырьки повредили нервы, и теперь он будет хромать до конца своих дней.
Марина узнала об этом от Виктора. Она не испытала радости только пустоту. Месть оказалась не такой сладкой, как обещали книги и фильмы. Она оставляла горький привкус, как лекарство от болезни, которую нельзя вылечить.
Но главное было впереди.
Катя узнала правду на третий день.
Марина сама пришла к ней в отель без предупреждения, без подготовки. Просто постучала в дверь и ждать.
— Мама?
Катя смотрела на нее так, будто увидела призрака.
— Мама, это ты!
— Это я, солнышко! Я жива!
Несколько секунд они стояли неподвижно.
Потом Катя закричала страшно, надрывно, как раненый зверь и бросилась к матери. Она била ее кулаками по груди, по плечам, по лицу, рыдая и крича что-то бессвязное.
— Как ты могла? Как ты могла так со мной? Я думала, ты умерла. Я хотела умереть сама. Как ты могла?
Марина не защищалась. Она принимала каждый удар, каждое слово, каждую слезу. Она заслужила это.
Все это и даже больше.
— Прости меня, — шептала она, обнимая дочь. Прости, прости, прости.Они опустились на пол прямо в дверях номера.
Две женщины, сплетенные в объятии боли и любви.
Катя рыдала, уткнувшись матери в плечо, а Марина гладила ее по волосам и плакала вместе с ней.
— Почему? — наконец спросила Катя, когда слезы исякли.
— Почему ты это сделала?
И Марина рассказала все. Про переписку, про заказ на убийство, про баллон. Про Арину и ювелирный счет. Про 23 года брака, которые закончились предательством. Про план мести и про то, что случилось под водой. Катя слушала молча. Ее лицо менялось с каждым словом от недоверия к ужасу, от ужаса к гневу, от гнева к чему-то похожему на понимание.
— Папа хотел тебя убить, сказала она наконец.
— Да, за деньги. За эту женщину?
— Не знаю. Наверное, за все вместе. За свободу. За новую жизнь без меня.
Катя закрыла глаза, я знала, что что-то не так. Чувствовала. Он был слишком спокоен на похоронах. Слишком… правильный.
Она открыла глаза, и в них была ярость.
— Я его не навижу.
— Не надо, солнышко. Ненависть разъедает изнутри. Я знаю.
— А ты? Ты его ненавидишь? Марина задумалась.
— Ненависть? Да. Она была жгучая, всепоглощающая. Но сейчас, глядя на дочь, она чувствовала что-то другое. Усталость.
Опустошение. И странное, неуместное облегчение.
— Я не знаю, что чувствую, призналась она. Наверное, ничего. Пустоту.
Игоря арестовали прямо в больничной палате. Он лежал под капельницей, бледный и жалкий, когда полицейские вошли в комнату.
Марина не присутствовала при аресте, не хотела видеть его снова.
Но Андрей рассказал ей потом.
— Он плакал, сказал следователь. Просил передать тебе, что сожалеет. Что любит тебя. Что это все ошибка.
— Ошибка, повторила Марина без выражения.
— Он заплатил 60 тысяч за мою смерть. Это не ошибка. Это выбор.
Андрей кивнул, ему предъявят обвинение в заказном убийстве.
Или в покушении юриста еще спорят о формулировке. Плюс мошенничество, плюс финансовые преступления, мы нашли много интересного в его рабочих делах. Он сядет надолго.
— А Виктор?
— Виктор согласился сотрудничать со следствием.
Его показания ключевые.
Он получит условный срок или вообще избежит наказания.
Андрей помолчал.
— Ты уверена, что хочешь этого? Он тоже виновен.
Марина думала о Викторе, о его усталых глазах, о сыне, который не разговаривал с ним, о долгах и отчаянии.
— Он согласился на преступление, да. Но он же помог ей выжить. Он заслуживает второй шанс, сказала она.
— Все мы заслуживаем.
Суд состоялся через полгода. Марина давала показания спокойно, подробно, не глядя на мужа.
Игорь сидел на скамье подсудимых в инвалидной коляске, и его лицо было серым, как пепел.
Арина не пришла на суд. Она исчезла сразу после ареста Игоря, уволилась с работы, уехала из города.
Марина слышала, что она вышла замуж за бизнесмена через три месяца.
Любовь всей жизни оказалась недолгой.
Катя сидела в зале суда. Она не смотрела на отца, но и не уходила. Когда судья зачитывал приговор 15 лет строгого режима, она не вздрогнула. Только жала руку матери чуть крепче.
— Всё кончено, прошептала Марина.
— Нет, ответила Катя. Все только начинается.
Прошел год.
Марина продала дом тот самый, с кленом во дворе, и купила маленькую квартиру у моря.
Она просыпалась каждое утро под крики чаек и шум прибоя, и это было лучшим звуком в мире.
Катя училась в медицинском и хотела устроиться на скорую для практики.
Она приезжала к матери каждые выходные, и они гуляли по пляжу, разговаривая о всем и ни о чем.
О прошлом не говорили, оно осталось позади, как шрам, который болит только в плохую погоду.
Виктор написал ей однажды.
Короткое письмо сын позвонил. Мы разговаривали три часа.
«Спасибо вам за все».
Марина улыбнулась и не ответила. Некоторые вещи не требуют ответа. Игорь писал тоже из тюрьмы.
Марина не читала их.
Она складывала конверты в коробку, не распечатывая, и однажды сожгла их все на пляже.
Смотрела, как огонь пожирает бумагу, и чувствовала, как что-то отпускает внутри.
Прощение?
Нет, она так и не простила его. Но перестала ненавидеть. А это, возможно, было важнее.
Однажды вечером, спустя почти два года после тех событий, Марина сидела на веранде своего дома и смотрела на закат.
Катя была рядом, они пили чай с мятой и молчали той тишиной, которая бывает только между очень близкими людьми.
— Мам, сказала вдруг Катя, ты когда-нибудь жалела?
— О чем?
— О том, что не позволила ему. Ну, что не ответила тем же, что не убила его по-настоящему.
Марина долго смотрела на море. Солнце садилось, окрашивая воду в золотые и алые тона. Где-то там, в глубине, плавали рыбы, колыхались кораллы, жила своя непостижимая жизнь.
— Нет, сказала она наконец, смерть была бы слишком легкой. Для него и для меня.
Она повернулась к дочери.
— Знаешь, что самое страшное? Не предательство. Не попытка убийства. Самое страшное это то, что я любила его. По-настоящему любила 23 года.
И часть меня, наверное, любит до сих пор.
Катя взяла ее за руку
— Это не страшно, мам. Это значит, что ты человек. Что ты умеешь любить, несмотря ни на что.
— Или что я дура. Или что ты дура, согласилась Катя и улыбнулась. Но ты моя дура. И я тебя обожаю.
Марина рассмеялась впервые за долгое время по-настоящему, от души.
— И я тебя, солнышко!Больше всего на свете.
Они сидели на веранде, пока солнце не скрылось за горизонтом. Потом зажгли свечи, налили еще чаю и заговорили о будущем.
О планах Кати, о новой жизни, о том, что впереди целый мир, который ждет их. Прошлое осталось в прошлом. Океан не судит. Он просто есть бесконечный, равнодушный, вечный.
А они, они были живы. И это было главное.