Я родился в музыкальной семье, переехал в бакинский дом композиторов дошкольником и провел в нем 28 лет. События тех лет и то, как и чем жили знаменитые обитатели легендарного дома, сложились в мою личную летопись «старого Баку».
Ялчин Адигезалов – представитель третьего поколения знаменитой музыкальной династии, народный артист Азербайджана, педагог, профессор Бакинской музыкальной академии, художественный руководитель и главный дирижер Азербайджанского государственного симфонического оркестра им. Ниязи. Ялчин – кавалер ордена «Шохрат» (Славы), лауреат премий «Хумай» и «Зирве».
По материнской линии мои родственники были в основном лингвистами и врачами, а по отцовской – профессиональными музыкантами. Я появился на свет на проспекте Нариманова (сегодня – проспект Гусейна Джавида) в доме своего деда, карабахского ханенде Зульфугара Адигезалова. Имя, означающее «меч пророка Мухаммеда», в народе трансформировалось в ласковое «Зульфи» – деда называли только так. Это имя наследовал его первый правнук, мой старший сын, но не только он.
После того как в 1927 году дед по приглашению Узеира Гаджибейли переехал из города Шуша в Баку и начал выступать на Абшероне, многим новорожденным стали давать имена Зульфи и Зульфия – в надежде на то, что, когда дети вырастут, знаменитый ханенде Адигезалов споет на их свадьбе.
Да, дед был не только солистом Азербайджанской государственной филармонии, он также пел на свадьбах. Выступление могло продолжаться 10–12 часов – репертуар был огромным. Среди прочего дед исполнял газели своего друга, бакинского поэта Алиаги Вахида, переложенные на мугамы «Раст» и «Сегях».
В те времена свадьбы в Баку справляли не в ресторанах, а в шатрах, разбитых во дворе. Заботы по организации торжества обычно брали на себя родители жениха. Именно они приглашали ханенде: чем популярнее тот был, тем выше становился статус свадьбы. Чтобы заполучить деда, устроителям торжеств следовало договариваться с ним минимум за полгода. Если заказчик был богатым человеком, гонорара хватало на месяц безбедной жизни всей семьи ханенде. Но в тяжелые времена, например в годы войны, дед не брал с людей ни копейки.
Переговоры с артистом проходили в Губернаторском саду, недалеко от филармонии: здесь любили собираться народные исполнители. Они пили армуду-чай, курили трубки и обсуждали новости. Сюда же, в Губернаторский сад, меня с младшим братом Тогрулом водила гулять няня Лида, пахнувшая чистотой и мылом пышная голубоглазая блондинка с неизменным платком на голове. Своих детей у Лиды не было, и нас с братом она обожала. Эта добрая молчаливая молоканка навсегда осталась частью моего детства.
На прогулках в саду настояла наша мама Халида Мамедбекова, полвека преподававшая французский язык в медицинском институте. Ее саму в детстве часто водил в Губернаторский сад дядя Алигейдар Оруджев, автор четырехтомного русско-азербайджанского словаря и лауреат Сталинской премии.
И вот однажды, мне было года три, мы с Лидой пришли в сад, и я, увидев деда, сидевшего на скамейке с друзьями, изо всех сил рванулся к нему. Дед распахнул руки и, поднимаясь, случайно наступил мне на ногу. Я вскрикнул и вдруг увидел, как у деда, который крепко прижал меня к себе, увлажнились глаза: я был его первым, а потому обожаемым внуком.
Вскоре великого Зульфи не стало. Панихида проходила в филармонии. Помню, как плакали женщины и какой-то худой мужчина грустно играл на кяманче. Позже узнал, что это был Габиль Алиев. Сегодня на фасаде дома, где я родился, установлена мемориальная доска с профилем Зульфи Адигезалова.
***
Когда я появился на свет, родителям было по 24 года, но, несмотря на молодость, отец, Васиф Адигезалов, уже был известным композитором. Он учился у Кара Караева, в качестве дипломной работы создал оперу Ölülər («Мертвецы») по книге Джалила Мамедкулизаде – в Бакинском театре оперы и балета ее поставил маэстро Ниязи. А широкую популярность отцу принес романс Qərənfil («Гвоздика») на стихи Хуршидбану Натаван.
В 1965 году ему дали квартиру в доме композиторов на улице Гуси Гаджиева (сегодня – проспект Азербайджана). С того момента прошло ровно 60 лет, и теперь я понимаю, что годы в композиторском доме были самыми счастливыми и беззаботными в моей жизни.
Новая квартира показалась мне просто гигантской. Поначалу в ней практически не было мебели, родители успели повесить лишь прекрасную чешскую люстру. Поскольку нам с Тогрулом гостиная напоминала размерами футбольное поле, в первые дни после переезда мы азартно гоняли мяч по натертому мастикой паркету. И конечно же, разбили дорогую люстру. Родители не стали нас наказывать, но и мне, и брату все равно было мучительно стыдно.
***
Стоит упомянуть, что рядом с домом композиторов располагался дом писателей, и все дети не только дружили, но и учились в соседних школах. «Композиторов» определяли в русский сектор школы им. Бюльбюля, «писателей» – в азербайджанский сектор школы № 190. Наши школы и соседняя, 189-я, строились на едином фундаменте, на котором раньше стоял православный собор Александра Невского, самый большой в Закавказье. 80-метровый храм вмещал 1700 прихожан, его купол был виден из любой точки Баку и с моря, а в хорошую погоду – из пригородов. Между прочим, автор проекта собора – архитектор Роберт Марфельд, сын главврача Каспийской флотилии. В 1936 году коммунисты уничтожили его творение.
***
В годы моего детства жителями нашего дома были легендарные азербайджанские композиторы: Муса Мирзоев, Хайям Мирзазаде, Рамиз Мустафаев, Ибрагим Мамедов, Гасан Рзаев, Шафига Ахундова…
Заядлый рыбак Ариф Меликов частенько привозил к нам ночью свой улов – ведро кутумов, его жена Эсма (Эсмеральда) вместе с мамой жарили рыбу, и застолье не стихало до утра.
Обладателями первых «Волг» ГАЗ-21 в нашем дворе стали Сулейман Алескеров и Тофик Кулиев. Потом появились первые «Жигули», и все композиторы разделились на два лагеря: одни стали заядлыми автолюбителями, другие отказывались садиться за баранку. Первые «Жигули» купил директор Музыкального фонда, композитор Закир Багиров. На этой «копейке» осваивала навыки вождения большая часть мужского населения дома. Добрый шушинец всех пускал за руль, а потом в гараже чинил потрепанный нещадной эксплуатацией автомобиль. Выпускник Московской консерватории профессор Багиров мог полностью разобрать и заново собрать свою машину, не потеряв ни единой детали.
«Азербайджанский Кабалевский», автор многочисленных детских песен и музыкальных спектаклей Октай Зульфугаров тоже был мастером на все руки. Сам делал ремонт в квартире, лифт в нашем подъезде чинил тоже он. Соседи не сомневались: лифт часто выходит из строя, потому что родители толпами возят на последний этаж к Зульфугарову со всего города детей на прослушивания и занятия. Через много лет выяснилось: солисткой в одном из его детских телевизионных театров была моя будущая супруга Фарах. Наверняка мы сталкивались в подъезде, но я не обращал на нее внимания, ведь она была на 15 лет младше.
Самым веселым жильцом дома был автор популярных песен и городских романсов Эмин Сабитоглу. Часто по вечерам, когда все дети высыпали во двор, он эффектно въезжал туда на фаэтоне.
Нужно сделать небольшое отступление и рассказать о легендарном бакинском фаэтонщике Гурбане-киши. Свой экипаж он получил в наследство от отца, а тот – от деда: фаэтон представлял собой произведение прикладного искусства, все его детали были вручную сделаны из кожи. Прекрасно выглядел и кучер – Гурбан-киши наряжался в расшитый шелком камзол и круглую каракулевую шапку. Правила дорожного движения он презирал: дерзко въезжал под запрещающие знаки, внезапно поворачивал из правого ряда налево, любил двигаться навстречу движению. Но сотрудники ГАИ его не останавливали, ведь этот человек был достопримечательностью Баку.
Гурбан-киши часто катал пассажиров бесплатно, а щедрый дядя Эмин пользовался услугами одного из его коллег. Широким жестом протягивал фаэтонщику десять рублей и приказывал: «Один круг до Аздрамы и обратно». Тут же ликующая толпа подростков с победным воплем брала на абордаж четырехместный фаэтон, и кучер, на лице которого читался неподдельный ужас, вывозил их со двора.
***
Самым хлебосольным хозяином в Баку был маэстро Ниязи. Все приезжавшие в город знаменитости обязательно оказывались за столом, накрытым его красавицей-женой Хаджар ханым. У них, к сожалению, не было детей, возможно, поэтому Ниязи каждый год устраивал в своей огромной (по тем временам) квартире на проспекте Кирова, рядом с нашим домом, новогодние елки. На которые собирались по 50–60 ребят от трех до 15 лет.
Отец садился за рояль, а режиссер Али Усубов составлял хор из мальчиков и девочек. Затем Ниязи взмахивал золотой дирижерской палочкой (подарок на 60-летие от музыкантов его оркестра), и мы затягивали детские песни, плавно переходившие в танцы и сценки из мультфильмов. Тем временем Али Усубов переодевался в Деда Мороза, чтобы в конце представления вручить всем подарки – увесистые полотняные мешочки с шоколадками «Аленка», конфетами «Мишка», «Юбилейным» печеньем и мандаринами. Поскольку заранее рассчитать точное количество детей на празднике было невозможно, взрослые заготавливали подарки с запасом. В результате некоторые счастливцы уносили домой по два мешочка.
Мог ли я тогда знать, что хозяин этого гостеприимного дома, маэстро Ниязи, станет моим духовным отцом и повлияет на выбор профессии?! Что в трудные годы развала огромной страны мне придется спасать его детище – Государственный симфонический оркестр им. Гаджибейли? Что симфонический мугам «Раст», который я записал с Большим симфоническим оркестром им. Чайковского, а затем – с Лиепайским оркестром, будет выпущен лейблом Sony в честь освобождения Карабаха, родины маэстро?..
Когда дети композиторов поступили в Музыкальную школу имени Бюльбюля, соседи превратились в наших учителей. Директор школы, композитор Назим Аливердибеков, жил этажом ниже нас. А три шушинца – Сулейман Алескеров, Ашраф Аббасов и Закир Багиров – позже преподавали нам в консерватории.
Вот в такой наполненной музыкой, поэзией и счастьем творческой атмосфере формировались мироощущение и вкусы подраставшего поколения нашего дома.
***
Днем композиторы работали в творческих союзах, преподавали в музыкальных школах и консерватории. Например, отец десять лет возглавлял Музыкальное училище им. Зейналлы. Музыку же сочиняли ночью. В теплые месяцы из открытых окон дома разливались звуки фортепиано – рождались будущие оперы, кантаты и оратории.
Когда отцу заказывали музыку к очередному фильму, обычно он был обязан написать ее в течение месяца. Гонорар, кстати, был достойным. За фильм папа получал 5000 рублей. «Жигули» тогда стоили 5500, «Волга» – 9000. Что ни говори, но в той большой стране ценили труд творческих людей.
Нашим ближайшим соседом был всенародно любимый Тофик Кулиев. Его песни распевал весь СССР. Несмотря на разницу в возрасте с отцом, они дружили и долгие годы вместе руководили Союзом композиторов: Кулиев был председателем правления, папа – первым секретарем союза. Их кабинеты находились рядом, но большую часть времени отец проводил у председателя. Они вместе устраивали прослушивания, принимали решения о приеме в союз новых членов, составляли программы фестивалей и концертов, встречали гостей. Сегодня они по-прежнему рядом, на первой Аллее почетного захоронения в Баку...
Да, с годами композиторы из легендарного дома стали уходить в вечность. Потом пришла очередь наших мам. Сегодня в доме на проспекте Азербайджана, увы, не осталось никого из того замечательного поколения музыкантов. Но каждый раз, останавливаясь у мемориального барельефа с портретом отца, мы с братом с благодарностью вспоминаем родителей, наставников и годы, прожитые в счастье и любви.
***
Культурной жизни Баку 1970-х могла бы позавидовать любая европейская столица: гастроли московских Большого и Малого театров, МХАТа, ленинградского БДТ, музыкантов с мировыми именами – Давида Ойстраха, Эмиля Гилельса, Святослава Рихтера, Мстислава Ростроповича. Позднее, в 1997-м, во время его первого визита в независимый Азербайджан, мне посчастливилось музицировать с Мстиславом Леопольдовичем на одной сцене.
Выдающийся скрипач Леонид Коган, частый гость Баку, был близким другом Ниязи. У меня сохранилось письмо, в котором маэстро просит Леонида Борисовича поддержать 18-летнего Рауфа Адигезалова, младшего брата моего отца, при поступлении в Московскую консерваторию.
Победитель конкурса Чайковского американец Ван Клиберн после концерта в Бакинской филармонии подарил отцу фото с автографом. А знаменитая пианистка Энн Шайн вместе с Ниязи до утра играли на рояле в четыре руки у нас дома…
***
Почти 60 лет назад я впервые вошел в здание своей альма-матер, Бакинской консерватории, – тогда еще ученик Музыкальной школы им. Бюльбюля. Мне преподавали блестящие педагоги, а ректор консерватории Эльмира Аббасова разрешила сдать экзамены экстерном. Завершив учебу в Баку, я помчался в Ленинградскую консерваторию к легендарному теоретику дирижирования, профессору Илье Мусину, через пять лет вернулся домой, выступал с первыми концертами в Бакинской филармонии, а еще через четыре месяца все рухнуло: в Баку вошли войска, на улицах появились танки, наступили черные дни. Вскоре я возглавил Симфонический оркестр им. Узеира Гаджибейли. Мне было 30...
Те годы были настоящим испытанием. Мы работали практически без зарплаты, в неотапливаемой филармонии. Но на концертах, которые мы играли для жителей оккупированного города, зал не мог вместить всех желающих. И более пронзительного исполнения «Реквиема» Верди в Баку я не помню.
В 1993 году к власти вернулся Гейдар Алиев, спасший страну от гражданской войны, жизнь в Баку стала постепенно налаживаться, а в 2003-м началась история наших новых достижений и побед. Баку начал превращаться в один из красивейших городов мира. Но это тема другого длинного разговора.
Записала Елена Аверина
Иллюстрации: Юлия Сиднева
Читайте еще:
Бакинство. Оркестры Агаверди Пашаева