Старенькая афиша одесского театра «КРОТ» упрямо не вмещала длинное имя Екатерина.
Семь букв было слишком много для узкой колонки, где перечислялись актёры труппы. Молоденькая артистка, стоя перед этой афишей в промозглый осенний вечер 1919 года, вздохнула и махнула рукой:
«Ладно, оставьте хотя бы последние четыре».
Так девятнадцатилетняя Катенька Зелёная превратилась в Рину, имя, под которым её будут знать и любить миллионы, хотя сама она до конца жизни так и не привыкнет откликаться на это сокращение...
Сейчас, семьдесят с лишним лет спустя, сидя в своей московской квартире и разглядывая старые фотографии, Рина Васильевна думала о том, как странно шутит судьба.
Вот эта угловатая девчонка с гимназии фон Дервиза, дочь мелкого чиновника, мечтавшая о чём угодно, только не о сцене... А вот она же на съёмках «Подкидыша», молодая, смеющаяся, рядом с Фаиной Георгиевной...
И вот она же в роли Черепахи Тортилы в гриме, из-под которого всё равно проглядывают весёлые глаза... О, Боже, сколько же жизней умещается в ней одной!
...Поставив на столик стакан остывшего чая (врачи давно запретили ей любимый кофе) Рина Васильевна поморщилась. С возрастом память начинала путать лица, имена. Только что она ясно видела себя на сцене «Балаганчика», а в следующее мгновение оказалась в берлинских развалинах сорок пятого, расписывающуюся на рейхстаге...
Прислушавшись к тишине квартиры, она вздохнула. После смерти Котэ прошло уже четырнадцать лет, но тишина всё ещё казалась неправильной, словно дом всё ещё ждал его возвращения...
Нет-нет, об этом лучше не думать.
Худенькая Фаина Георгиевна, сидевшая когда-то на краешке кушетки и говорившая своим неподражаемым голосом:
«Риночка, только на том свете смогу вернуть вам долг»...
«Фаиночка, там деньги мне уже не понадобятся», — отвечала тогда Рина.
Она отлично видела, что Раневская как большой ребёнок, но непрактичная и доверчивая, зато гениально талантливая и беспомощная в быту...
Как она вообще попала в театральное училище осталось до сих пор загадкой. Сама Рина Васильевна любила рассказывать, что просто шла по Москве, увидела объявление «Набор в театральную школу», зашла, прочла без подготовки стихотворение... И вдруг все, точнее, вся приёмная комиссия стала хохотать.
Не потому, что стихи были смешными. Просто у Кати оказалась такая удивительная мимика, такие выразительные жесты, что даже самое драматическое четверостишие в её исполнении превращалось в комедию.
Из восьмидесяти желающих приняли двадцать два. Екатерина Зелёная была среди них.
Илларион Певцов, Николай Радин, Мария Блюменталь-Тамарина были наставниками и учили её актёрскому мастерству. А потом началась Гражданская война, и семья Зелёных оказалась в Одессе.
Там, в «Конфрерии Рыцарей Острого Театра», именно так расшифровывался загадочный «КРОТ», юная Рина впервые почувствовала, что такое настоящий успех.
Зрители специально приходили к её выходу. Они смеялись, аплодировали, кричали «бис!»... И плевать, что имя не влезало на афишу. Четырёх букв с лихвой хватило.
Вернувшись в Москву, она металась между театрами: «Не рыдай», «Балаганчик» в Петрограде, потом Театр Сатиры, Театр обозрений при Доме печати...
Выступала на эстраде, пела, да-да, в молодости она начинала как профессиональная певица, читала стихи Маяковского. С поэтом она даже была знакома, и он как-то сказал ей:
«Катька, у тебя голос как у ребёнка. Используй это».
И вот в 1929-м случилось то, что определило всю её дальнейшую эстрадную судьбу. Во время концерта образовалась неловкая пауза, тогда аккомпаниатор не приехал, публика начинала нервничать.
И администратор попросил:
«Риночка, выручайте!»
Она выскочила на сцену и, не думая особенно, затараторила нарочито детским голосом «Мойдодыра» Чуковского. Зал взорвался от восторга. С тех пор она и стала мастером имитации детской речи, хотя сама никогда не считала это чем-то выдающимся...
Для неё писали Самуил Маршак, Агния Барто, Сергей Михалков. Дети присылали ей письма, адресованные просто: «Риназеленая» в одно слово, как будто это было имя какого-то сказочного существа...
Первый муж, Владимир Блюменфельд... Ей едва исполнилось восемнадцать, а ему было далеко за тридцать. Он был юрист, человек умный, интеллигентный, но что-то не срослось.
Может быть, она была слишком молода, слишком легкомысленна?
Смеялась, шутила, вечно кружилась в каком-то вихре репетиций, концертов, новых знакомств... А Владимир хотел степенную жену, хозяйку дома. Впрочем, даже после развода они остались друзьями, а Владимир Германович не раз бывал в гостях у Рины и её второго мужа, и никому это не казалось странным...
Потом был блестящий журналист Михаил Ефимович Кольцов, известный на всю страну. Рина была влюблена по-настоящему. Но когда узнала, что он женат, сама оборвала роман. Не хотела разрушать чужую семью, как ни было больно...
А когда Михаила арестовали и расстреляли в тридцать восьмом, она испугалась, поняв, что могла разделить судьбу тех, кого забирали вслед за «врагами народа»...
Про Рину, к счастью, никто не вспомнил. Повезло, если это можно назвать везением...
И вот Абхазия, 1937 год. Дом отдыха «Синоп». Двое отдыхающих приехали залечивать душевные раны. Она - после разрыва с Кольцовым, он - после развода с первой женой.
Константин Тихонович Топуридзе - архитектор, автор будущих знаменитых фонтанов ВДНХ «Дружба народов» и «Каменный цветок», главный архитектор Ленинского района Москвы, эрудит, человек с дворянскими замашками и невыносимым характером...
Сначала Рина отнеслась к знакомству несерьёзно. Но роман закружился так стремительно, что они оба, не успев оглянуться, уже были мужем и женой.
Они прожили вместе сорок лет. Сорок! Котэ был вспыльчив, требователен, работал по выходным и праздникам. Если ошибался, никогда не признавал вину, а подходил к жене со словами: «Я тебя прощаю». Рина только смеялась.
Она называла его своим ангелом, хотя сама же и жаловалась, что у ангела-то характер просто ужасный...
«Мне не нужен ни один словарь, Котэ на все вопросы ответит», — хвасталась Рина перед друзьями.
Константин Тихонович был не только архитектором, но и художником, реставратором, историком, педагогом, литератором. Заместитель академика Павлова по охране исторических памятников...
Их брак был счастливым. Трудно себе представить, но первый муж Рины и первая жена Константина с удовольствием бывали в их доме. У них почти всё время жили родственники: Роман и Александр (двое сыновей Котэ от первого брака), племянница Рины, потом и внуки...
Своих детей у них не было, но Рина воспитывала пасынков как родных. «Дорогой Рине, снаружи зелёной, внутри золотой, от сына идущего на фронт» — так подписал ей открытку Роман Топуридзе...
Кино... Дебют в 1931-м, в первом советском звуковом фильме «Путёвка в жизнь». Небольшая роль девушки-певицы из шайки беспризорников. Она пела на съёмках множество куплетов, но после монтажа почти всё вырезали, оставив лишь один эпизод... А потом был «Подкидыш»!
Сценарий писали вместе с Агнией Барто, молодой поэтессой, с которой у них сложился отличный творческий союз. Изначально персонажа болтливой домработницы Ариши в сюжете вообще не было.
Рина буквально на коленях написала несколько сцен про эту тараторшу, а потом сама же её и сыграла. И вот там, на съёмочной площадке, она впервые встретилась с Фаиной Георгиевной Раневской...
Две королевы эпизода! Так их потом называли критики.
Обе остроумные до невозможности, обе импровизировали на ходу. Они создавали характеры одним жестом, одной интонацией...
Знаменитую фразу «Муля, не нервируй меня!» Рина придумала прямо во время съёмки, а историю про старушку, которая зашла попить воды, «потом хватились, а пианины нету», вообще выдумала на месте. Татьяна Лукашевич, игравшая директора детдома, чуть не сорвала дубль от смеха...
С Фаиной Георгиевной они подружились.
Раневская часто бывала у них с Котэ, приставала к Константину Тихоновичу с вопросами о происхождении и смысле незнакомых слов. Топуридзе терпеливо объяснял, Фаина внимательно слушала, а Рина на кухне готовила ужин и посмеивалась...
Когда Раневской понадобилась квартира, Рина с мужем помогли с покупкой кооперативной, одолжив денег. Фаина Георгиевна до конца жизни переживала, что не смогла вернуть долг.
«Только на том свете...»
«Фаиночка, там деньги мне уже не понадобятся», — отвечала Рина.
Война застала Театр миниатюр на гастролях. В Министерстве культуры решили не эвакуировать труппу, а продлить гастроли на неопределённый срок. Рина Васильевна просилась на фронт.
Вскоре она уже выступала с фронтовой бригадой Аркадия Райкина, а потом оказалась на 4-м Украинском фронте, вместе с боевыми частями прошла через Карпаты.
В минуты передышки между боями, в землянке, разрушенном сарае или просто на поляне, она давала концерты. Восемьдесят три концерта за время войны! Для рядовых, офицеров, генералов...
Однажды она выступала в зале, где от крыши почти ничего не осталось. Лил проливной дождь, и зрители, до отказа забившие ряды, сидели с раскрытыми зонтами. Но никто не ушёл. Они слушали, смеялись, аплодировали...
А она стояла на промокшей сцене и думала: вот ради этого стоит жить. Ради того, чтобы люди, насмотревшиеся смерти, хоть на полчаса забыли об ужасах войны...
В сорок четвёртом ей дали орден Красной Звезды. А осенью сорок пятого она побывала в Берлине и расписалась на рейхстаге.
Крупными буквами вывела: «Рина Зелёная. Москва». Стояла среди развалин, смотрела на обгорелые стены и думала: неужели всё это правда закончилось?..
После войны работы в кино стало меньше, но она не унывала. Мотались по стране с концертами, выступала на восстанавливаемых сценах, в залах со свежеоштукатуренными стенами... Потом пошли приглашения.
«Весна» с её незабываемой гримёршей, «Светлый путь»... А в шестидесятых-семидесятых появилась целая россыпь сказок: «Красная Шапочка», «Приключения Буратино», «Три толстяка», «Чиполлино»...
Черепаха Тортила! Сколько лет прошло, а дети до сих пор узнают её по этой роли... Режиссёр Леонид Нечаев вспоминал, как Рина Васильевна репетировала черепаху. Она сидела на полу, медленно двигала головой и говорила тем самым добрым, чуть хрипловатым голосом: «Бу-ра-ти-но, мой до-ро-гой маль-чик...» И все на площадке замирали, потому что сразу становилось ясно: это не актриса в костюме черепахи. Это и есть Тортила.
Её последней работой стала роль миссис Хадсон в «Шерлоке Холмсе». Съёмки растянулись с 1979-го по 1986-й. Семь лет!
Уютная, добрая миссис Хадсон, заботящаяся о своих постояльцах... Василий Ливанов и Виталий Соломин стали для неё почти родными. Они знали, что в семьдесят седьмом, у Котэ случился второй инфаркт, и он умер.
Знали, что после смерти мужа от стресса Рина Васильевна почти ослепла. Они старались быть особенно внимательными, заботливыми... А она держалась. Как держалась всегда.
В 1969-м, когда у Константина Тихоновича случился первый инфаркт, Рина вдруг со страхом поняла, что совершенно не представляет жизни без него. Ночью он проснулся от боли в груди, закричал. Она вызвала скорую. Врачи сказали, что инфаркт. Но потом дали надежду. Он выжил. А у неё от переживаний так подскочило давление, что повредилась сетчатка...
С того дня они стали ещё теплее относиться друг к другу, проживая каждый день так, будто следующий может не наступить.
Котэ как-то сказал ей, когда они шли по военной Москве сорок первого года:
«Вот представляешь, через несколько лет будем мы с тобой идти по Парижу и будем смеяться».
И много лет спустя они действительно шли по Парижу, держась за руки, и смеялись, вспоминая то предсказание. Сидели на стульчиках перед Лувром, щурились от весеннего солнца...
Сентиментальности ни у него, ни у неё никогда не было. Можно было целый день не сказать друг другу ни слова, если он работал над чертежами или она репетировала, но это не имело никакого значения.
Но когда Котэ не стало в семьдесят седьмом, в доме воцарилась такая пустота, что Рина не знала, как дальше жить. Пасынки, племянники, друзья, коллеги - все старались поддержать, но что они могли сделать? Человека, с которым прожито сорок лет, не заменишь никем...
...Сейчас, листая старый потёртый альбом, Рина Васильевна остановилась на фотографии со съёмок «Подкидыша».
Вот она, молодая, смеющаяся, в костюме домработницы Ариши. Рядом Фаина Георгиевна тоже молодая, хотя Раневская всегда казалась не от мира сего, вне возраста и времени...
Рина помогла тогда Фаиночке с квартирой. Потом помогла получить жильё клоуну Сергею Курепову. Выхлопотала квартиру собственной домработнице.
Как будто что-то в ней, какая-то жилка, заставляла заботиться о других, помогать, устраивать... Наверное, это от матери, которая всегда старалась поддержать родных, даже когда семья еле-еле сводила концы с концами...
На похороны Фаины Георгиевны Рина не пришла. Не смогла. После Котэ каждые похороны были как маленькая смерть. Да и зрение уже совсем плохое, а после перелома шейки бедра с трудом передвигалась...
В 1981-м вышла книга «Разрозненные страницы», и это были её мемуары. Рина долго не хотела их писать.
«Что там рассказывать? Работала, работала и работала».
Но издатели уговорили, и она написала. Не биографию даже, а описание того творческого мира, в котором прожила почти семьдесят лет. Театры, студии, гримёрные, съёмочные площадки, концертные залы... Запах грима и пыли, скрип половиц за кулисами, свет софитов, шум аплодисментов...
А ещё там были люди. Маяковский с его речитативом и пронзительными глазами. Аркадий Райкин, с которым она колесила по фронтам. Агния Барто, придумывавшая смешные истории. Фаина Раневская с её остротами. И, конечно, Котэ - её ангел с невыносимым характером, её опора, её любовь...
Закрыв альбом, Рина Васильевна медленно поднялась. Ноги теперь слушались плохо, да и голова кружилась. Почти девяносто лет, это вам не шутка. Хотя она всю жизнь врала про свой возраст, меняя даты в анкетах, так что даже близкие толком не знали, когда же она родилась.
Племянница потом скажет: «Она и сама не знала. Просто не придавала этому значения. Мы и дни рождения-то не отмечали, только именины, и те, четыре раза в год!..»
Подойдя к окну, она посмотрела на вечернюю Москву. Огни мерцали в сумерках, где-то внизу гудели машины, торопились люди... Всё меняется, а она стоит здесь и помнит другую Москву - ту, гимназическую, с конками и извозчиками. Потом военную, затемнённую и голодную. Потом послевоенную - восстанавливающуюся и верящую в будущее... Сколько раз столицу она видела! И во всех этих Москвах были театры, съёмочные площадки, зрители...
Интересно, вспомнят ли её? Ну, хотя бы как черепаху Тортилу вспомнят, это уж точно... А может, и как миссис Хадсон. Или как ту взбалмошную Аришу из «Подкидыша»... Впрочем, какая разница. Она сделала своё дело. Семьдесят лет на сцене и в кино, такое не каждому такое удаётся...
Рина Васильевна Зелёная ушла 1 апреля 1991 года, не дожив семи месяцев до своего девяностолетия. Похоронили её на Введенском кладбище, рядом с Константином Тихоновичем Топуридзе. Там же покоятся его сыновья от первого брака, которых Рина любила как родных.
Огни на московских улицах продолжают мерцать. Время идёт. А Рина Зелёная остаётся в памяти, в фильмах, в сердцах тех, кто хоть раз видел её на экране и подумал: вот это актриса!