Вечером Елена возвращалась в вагончик к Иванычу и Коле-физику. Рассказывала им о ходе операции, о том, как постепенно затягивается петля вокруг Игоря.
— А ты не боишься его увидеть? — спросил Иваныч.
— Боюсь. Но не встретиться с ним нельзя.
— Правильно! — поддержал Коля-физик. - В физике есть принцип неопределенности Гейзенберга. Нельзя одновременно точно измерить положение частицы и её импульс. Но чтобы понять природу явления, наблюдение необходимо.
Елена улыбнулась.
Даже в самые серьезные моменты Коля находил физические аналогии. Это успокаивало, возвращало ощущение нормальности жизни.
Операция близилась к развязке. Игорь не подозревал, что за ним наблюдают. Что каждое его слово записывается. Что призрак прошлого ожил и идет по следу. Скоро охотник сам станет добычей.
- Завтра должен состояться решающий разговор с нотариусом, — сообщил Белозеров по телефону.
- Будьте готовы. Ваш кошмар подходит к концу.
Нотариальная контора Фемида на Новом Арбате встречала клиентов строгим интерьером и запахом дорогой кожи. За массивным дубовым столом сидела Елена Викторовна Самойлова — женщина с 30-летним стажем, видевшая за свою карьеру все виды человеческой жадности и глупости.
Игорь вошел в кабинет с уверенным видом успешного бизнесмена. Дорогой костюм, швейцарские часы, кожаный портфель. Образ преуспевающего мужчины средних лет. В руках папка с документами и конверт, который он нервно теребил пальцами.
- Михаил Берестов, — представился он, протягивая паспорт. - Звонил вчера насчет оформления завещания.
Елена Викторовна внимательно изучила документ, потом взяла из папки бумаги. Завещание выглядело солидно — гербовая печать, правильные формулировки, подпись завещательницы. Но опытный глаз нотариуса заметил детали, которые не увидел бы обычный человек.
- Подождите минутку, — попросила она, включая компьютер. Сверю подпись с базой данных.
Игорь заметно напрягся.
Пальцы сжали конверт крепче. Там лежали стодолларовые купюры, заготовленные для решения вопроса.
- Может, не стоит тратить время? — предложил он с натянутой улыбкой. - Документ в полном порядке, все формальности соблюдены.
- Молодой человек, - Елена Викторовна подняла строгие глаза. - Это подделка. Довольно грубая, кстати. Вы думаете, я впервые вижу фальшивые завещания?
Игорь побледнел, но попытался сохранить самообладание.
- Елена Викторовна, может, ошибаетесь? Посмотрите ещё раз. Бывают же похожие подписи. Тем более мне вас рекомендовали...
- Бумага не того сорта, печать смещена на 2 миллиметра влево от стандартного положения. А главное, я лично знала Аллу Викторовну Серебрянскую. Она никогда не подписывалась полным именем, всегда только инициалы.
Нотариус потянулась к телефону.
- Я вызываю полицию.
В этот момент дверь кабинета распахнулась. Вошли трое мужчин в штатском. Майор Родионов показал удостоверение.
- Игорь Степанович Ларионов, он же Михаил Берестов, он же Александр Климов, вы задержаны по подозрению в мошенничестве в особо крупном размере.
Игорь обернулся к двери, словно собираясь бежать, но путь был перекрыт. Лицо его приобрело землистый оттенок.
- Какое-то недоразумение, я ничего не понимаю.
- Всё поймёте в отделении. Руки за спину.
Обыск в коттедже начался через час. Алла Серебрянская металась по дому, не понимая происходящего. Ещё утром она завтракала с любимым мужчиной, а теперь криминалисты вскрывали замки и просвечивали стены специальными приборами.
- Что вы ищете? — спрашивала она у Белозёрова. - Миша честный человек, он не мог ничего украсть.
- Разберёмся, — коротко отвечал следователь.
Тайник нашли в спальне. Кедровый сундучок, такой же, какой стоял когда-то в доме родителей Елены. Внутри, завернутые в шелковую ткань, лежали двенадцать Павловопосадских платков. Семейные реликвии, которые Игорь якобы продал немецким коллекционерам.
- Значит, не продавал, — удивился Белозеров.
- Берёг как заначку на черный день, — объяснил майор Родионов. - Или просто жадничал.
Елена взяла в руки платок «Царевна-лебедь». Тот самый, который мама показывала ей в детстве, рассказывая историю прабабушки Александры Васильевны. Шелк сохранил запах кедра и лаванды, словно время остановилось в этом сундучке.
- Мои платки, — прошептала она. - Он их не продал.
Алла Серебрянская смотрела на происходящее широко открытыми глазами. Мир, в котором она жила последние полгода, рушился на части.
- Это что значит? - спросила она слабым голосом.
- Это значит, что человек, с которым вы жили — профессиональный мошенник, — объяснил Белозеров. - И не Михаил Берестов, а Игорь Ларионов, который числится в розыске по нескольким статьям.
Женщина опустилась на диван, закрыв лицо руками. Слезы текли сквозь пальцы. Слезы обманутой надежды, растоптанной любви, украденного счастья.
Процедура затянулась на месяц.
Адвокат Семенов, молодой самоуверенный юрист из дорогой конторы, пытался дискредитировать доказательства.
- В 2018 году уже существуют программы, способные создать правдоподобную подделку, — заявлял он на каждом заседании. - Технологии позволяют смонтировать любое видео. Требуем дополнительной экспертизы в независимой лаборатории.
Экспертиза в ней заняла три недели. Учёные изучали каждый пиксель, анализировали световые рефлексы, проверяли синхронизацию звука с движениями губ. Заключение было категоричным — видео подлинное, следов цифрового монтажа нет.
- Технологии пока не достигли такого уровня совершенства, — пояснил эксперт. - Подделка такого качества потребовала бы ресурсов голливудской студии.
15 октября назначили очную ставку. Следственный кабинет был тесным и душным, пахло застоявшимся воздухом. Игорь сидел за металлическим столом в сопровождении адвоката. Увидев Елену, он побледнел и отвёл глаза, словно увидел привидение.
- Узнаёте этого человека? — спросил Белозёров.
— Да, — ответила Елена, преодолевая волнение. - Это Игорь Степанович Ларионов, мой бывший муж, который взял мою фамилию после свадьбы и стал Игорем Берестовым.
- Подзащитный не обязан отвечать, — вмешался адвокат.
- Пусть отвечает, — неожиданно сказал Игорь, — хватит молчать.
Он поднял голову, посмотрел Елене в глаза. В его взгляде читались усталость и какая-то безнадежность. Человек, дошедший до предела и готовый сложить оружие.
- Да, это я. Игорь Степанович Ларионов. Инсценировал собственную смерть в 2011 году.
- Зачем вы это сделали?
Игорь молчал, подбирая слова. Потом заговорил быстро, словно прорвало плотину.
- Вы не поймёте, вы же из тех, кто родился с серебряной ложкой во рту. Особняк в центре Москвы, коллекция антиквариата, образование в МГУ. А я — вырос в коммуналке, мать-уборщица, отца не знаю.
Голос его становился всё громче, в интонациях появились давно сдерживаемые обиды и злость.
- В школе надо мной смеялись, ботинки дешёвые, куртка с чужого плеча. А ваши одноклассники в брендовой одежде ходили. В институт не поступил, платить было нечем. Пошел работать на завод, потом торговать на рынке начал.
- Но это не оправдание для преступления, — возразила Елена.
— Думаете, легко было терпеть ваше интеллигентское высокомерие?
Игорь наклонился вперед.
— Миша, это пятнадцатый век, осторожнее! Миша, это музейная ценность! Все время чувствовал себя дикарем в вашем доме.
- Я никогда не относилась к вам свысока.
— Не относились, — он горько засмеялся. — А как насчет того вечера, когда ваши подруги приехали? Помните, как представили меня? Мой муж торгует на рынке, но он очень умный. Как собачку ученую показали.
Елена вспомнила тот давний эпизод. Действительно, было что-то подобное. Но тогда, казалось, она защищает мужа от возможных насмешек.
— Но зачем было подставлять меня? — спросила она. - Ведь можно было просто развестись.
- А что я еще мог сделать? Просто развестись и остаться ни с чем? Я пять лет на тебя работал, изображал любящего мужа. Считай, отработал свое. Пять лет.
Елена подсчитала. Да, примерно столько прошло от свадьбы до его первых измен. Выходит, даже любовь была спектаклем с самого начала.
- А другие женщины? Алла Серебрянская, все остальные…
- А что остальные? — пожал плечами Игорь. - Каждая получила то, за что платила. Иллюзию любви, заботы, внимания. Я хороший актер, что поделаешь.
В кабинет привели пожилую женщину, Нину Сергеевну Ларионову, мать Игоря.
Маленькая сгорбленная старушка в выцветшем пальто. Увидев сына, она заплакала.
- Мишенька, сыночек, что же ты наделал? Я же для тебя старалась, хотела, чтобы ты жил как человек.
— Знали ли вы, что ваш сын инсценировал собственную смерть? — спросил Белозеров.
— Нет, — испуганно замотала главой старушка.
- Он сказал, что жена его обижает, хочет выгнать из дома. Я подумала, в наше время разводы сложные, имущество делить надо. Договорилась с Зуевым, чтобы помог сыну.
— Что именно должен был сделать следователь Зуев?
— Не знаю. Мишенька сказал оформить всё правильно, чтобы дом за ним остался. Я думала, это законно.
Нина Сергеевна посмотрела на Елену испуганными глазами.
- Простите меня, девочка, я не хотела зла.
Думала, Мишенька прав, что его обижают.
Елена смотрела на эту старую женщину, сгорбленную от тяжелой работы, одетую в потертое пальто, которое помнила еще советские времена, и чувствовала не гнев, а острую жалость. Материнская любовь — святое чувство, но оно может стать орудием разрушения, когда направлено неправильно.
— Сколько вы заплатили Зуеву, — уточнил Белозеров.
— Тридцать тысяч.
Все мои сбережения. Пенсию копила два года.
Игорь сидел, опустив голову. Впервые за все время Елена увидела в нем не хищника, а сломанного человека. Продукт системы, которая делила людей на своих и чужих, на богатых и бедных, на успешных и неудачников. Но понимание не означало прощения. За его комплексами стояли разрушенные жизни. Её собственная, Аллы Серебрянской, других женщин, поверивших в позднюю любовь.
- У вас есть, что добавить? — спросил Белозеров.
Игорь поднял голову, посмотрел на Елену.
- Я не просил прощения у других, не буду просить и у тебя. Просто скажу. Не из ненависти это было. Из зависти. Хотелось того, что у тебя было с рождения - дом, положение, уверенность в завтрашнем дне.
- А любовь, — спросила Елена, — хоть что-то было настоящим?
Игорь помолчал, потом честно ответил.
- Не знаю, может, в самом начале и было, но потом всё смешалось. Расчёт, привычка, игра. Уже не разберёшь, где правда, а где ложь.
Очная ставка закончилась. Игорь встал и конвоир надел на него наручники. Проходя мимо Елены, он остановился.
- Кстати, платки действительно красивые, жалко было продавать.
Это были его последние слова, обращенные к ней. Даже в самом конце он остался верен себе.
Циничный, расчетливый, неспособный на искреннее раскаяние.
Елена смотрела, как его уводят и чувствовала опустошение.
17 лет жизни, 7 лет тюрьмы. Все ради коллекции старинных платков и особняка в центре Москвы. Какая нелепая, страшная цена за иллюзию любви.
заключительная часть