Глава двадцать восьмая
Новиков махнул рукой через окно Дмитрию, задёрнул штору и уже было собрался идти готовиться ко сну, чтобы хорошенько выспаться перед завтрашним днём, как вдруг мысль, давно сидевшая в голове неуловимой субстанцией, неожиданно обрела более-менее чёткие формы, заставив вернуться за стол. Его ничуть не беспокоили технические трудности, связанные с проходом во дворец культуры. Напротив, Александр Петрович чувствовал тот особенный прилив сил, который всегда испытывал в экстремальных обстоятельствах. Тревога была более высокого порядка, поскольку затрагивала самые сокровенные смыслы прожитой жизни. «Ну да. – С горечью размышлял Новиков. – Я ничуть не солгал мальчику насчёт партбилета. В партию по велению сердца вступал. Только умолчал, что мне пришлось отказаться от собственных родителей, потому что они не могли отказаться от веры в Христа. Сейчас можно сколько угодно ссылаться на те времена, но ведь я просто-напросто предал их. Разве нет? Предал. Себе лгать бесполезно. Сумел ли искупить? Не знаю. Не мне судить. Формально – да. Воевал, служил честно. Вот только кому? Ведь на выходе получается тем, кто, в конце концов, привёл страну к краху. Оставим войну. Война - тема отдельная. Хотя как сказать. Пока народ рвал жилы на фронте и в тылу, мерзавцы и стяжатели рвались во власть. В чём, собственно, и преуспели. Бабы в деревнях на своём горбу землю пахали, а в столице вовсю коммерческие рестораны наяривали. Вот уж воистину, каждому своё! Я слишком долго жил за границей, поэтому не представлял, как и, главное, чем живёт народ. Партия превратилась в кормушку для потомков тех «военных» мерзавцев и стяжателей, а я и миллионы таких, как я, остались у разбитого корыта. Обидно? Нет, брат! Обидно — это когда не на ту карту поставил. Больно мне. Ох, как больно! Да, не вовремя меня накрыло. Пожалуй, хватит на сегодня. Вот выполню последнюю просьбу Ивана, забьюсь в какой-нибудь медвежий угол на краю света, тогда вдоволь поразмышляю над смыслом жизни».
Александр Петрович подумал-подумал, потом подошёл к навесному кухонному шкафчику, достал початую бутылку, плеснул в стакан коньку на два пальца, выпил и отправился готовиться ко сну.
***
Дмитрий вышел от Новикова в состоянии душевного раздрая, хотя даже чересчур наблюдательный прохожий вряд ли бы заметил на его лице тень беспокойства. Он ничуть не сомневался в логике ветерана, однако его не покидала мысль, что зря советовался со старшим товарищем насчёт личного участия в завтрашнем митинге. «Допустим, что Бальтазара «примут» прямо на входе. Что тогда? – Размышлял он, спускаясь на эскалаторе в недра метро. – Об аресте я узнаю не раньше, чем через два дня. И другой вариант. Находясь неподалёку от Крючкова, я всегда смогу увидеть его реакцию на появление опального сотрудника. Хоть что-то для начала собственной комбинации. Может, рискнуть? Проявить «творческую» инициативу? С другой стороны, моё незапланированное появление действительно снимет все сомнения, на чьей я стороне, и тогда ни о какой собственной комбинации говорить не придётся. Пройдут те же два дня, и я сам окажусь на нарах в Матросской тишине. Перспектива, прямо сказать, малоприятная. Ладно. Подожду до утра. Не исключено, что генерал сам возьмёт меня с собой».
Дмитрий провёл беспокойную ночь, однако к удивлению проснулся с ощущением удачи. «Я слишком много беру на себя. - Думал он, собираясь на службу. – Это у меня от армии. Всё казалось, что взводные не справляются с задачами. Приглядывал, подсказывал, а иной раз вмешивался, да так, что тем оставалось в сторонке стоять. Только Бальтазар не молодой летёха. Его опыта на десяток таких, как я, хватит. Короче, будь как будет. Сам напрашиваться не стану, но если Титов позовёт, не откажусь».
Трунов вошёл в кабинет и только успел приступить к делам, как дверь без стука распахнулась, и на пороге появился Слюсарь.
- К переезду готовитесь? – Загадочно усмехнулся полковник. - Ну-ну. Только не забудьте расписать, кому какое дело вы намерены передать.
- Так это как бы вам решать, Сергей Александрович. – Пожал плечами Дмитрий. – Вы начальник, вам, стало быть, виднее.
- Разумеется, виднее. – С важным видом кивнул Слюсарь. – Только мне некогда. Я на совещание, а потом мы с начальником главка выезжаем на встречу с рабочими. Распоряжение председателя. Так что дерзайте, Игорь Дмитриевич. Завтра с утра жду вас у себя.
***
Александр Петрович всегда относился к подготовительным мероприятиям очень серьёзно, поэтому засветло направился на Восточную улицу, чтобы на месте изучить подъезды ко дворцу культуры автозавода, а заодно по возможности понаблюдать за работой сотрудников девятого управления. Новиков был уверен, что «девятка» начнёт суетиться засветло, и был немало удивлён, увидев абсолютно пустую площадь перед клубным корпусом. «Вот это номер! Неужели отменили? Зайду-ка поспрашиваю», - поднявшись по ступенькам полукруглого крыльца, он вошёл в вестибюль и, оглядевшись, походкой просителя направился к гардеробной.
- Простите, товарищ. – Обратился Новиков к стоящему за прилавком пожилому мужчине в стареньком, но опрятном пиджаке с орденскими планками. – Не подскажете, где у вас здесь кадры?
- А вы по какому вопросу, уважаемый? – Чуть свысока взглянул смотритель гардероба.
- Так я это … - затоптался на месте Александр Петрович, - по поводу работы.
- Сегодня не примут.
- Так я это … вроде как по объявлению.
- Ничем помочь не могу. – Окончательно вошёл в начальственную роль работник. – К нам сегодня сам товарищ Крючков приезжает. Слыхал про такого?
- Главный кагэбэшник, что ли? – Как бы наугад обронил Новиков. – С чего вдруг?
- Ясен перец, за советскую власть будет агитировать. Совсем оторвались верхи от народа. Нашли кого агитировать. Лучше бы порядок в стране навели, твою мать, чем с трепаться попусту. Мы за эту власть кровь проливали.
- А вы, извините, - незамедлительно воспользовался моментом Александр Петрович, - на каком фронте воевали, уважаемый? Планочки-то вижу наши, солдатские по большей части. Если не секрет, конечно.
- С осени сорок третьего на Белорусском, а уж потом его в первый Белорусский переименовали. – Расцвёл улыбкой гардеробщик. – Сам я двадцать третьего года рождения, меня Геннадием зовут. Войну здесь, на Зисе, у станка встретил. В ополчение в сорок первом не взяли. Только через полтора года добился, сняли бронь. А тебе где довелось? Гляжу, в наградах разбираешься, значит, из наших.
- С августа сорок первого в отряде особого назначения у Медведева. – Не стал придумывать Новиков. – Слыхал о таком?
- Партизанил, что ли?
- Вроде того. Слушай, Геннадий. Что-то я не пойму. Крючков вроде не последний человек в государстве, а у вас здесь насчёт охраны даже конь не валялся. Это как?
- Чай будешь? – Оглядевшись по сторонам, шёпотом поинтересовался смотритель. - Пошли ко мне в каморку. Есть что и покрепче. Посидим, поговорим.
- А пошли! – Бесшабашно встряхнул головой Александр Петрович. – Только мне на самом донышке. Сердечко, понимаешь, пошаливает.
Выведав у захмелевшего ветерана всё что ему нужно, Новиков вернулся домой в некотором смущении. Его сбило с толку не отсутствие подобающей охраны у председателя, а необходимость в корне пересмотреть заранее продуманную легенду. «Ну да. – С сожалением осматривал он длинное драповое пальто с каракулевым воротником. – Хотел за комитетского начальника сойти, а придётся пролетарием прикинуться. Так-то оно ничего, подходящая одежонка имеется, только есть риск, что Гена сразу узнает, а Владимиру Александровичу нужно будет постараться. Кто ж знал, что Крючков нынче с одним охранником по городу разъезжает? Никакой, понимаешь, субординации, вернее, дисциплины. Ведь наверняка собственноручно регламент подписывал. Ладно. Усядусь в первый ряд - узнает. А дальше буду действовать по обстоятельствам. Геннадий сообщил, что пресса тоже будет. Авось при журналистах «вязать» не станут. Недемократично по нынешним временам».
***
Новиков приехал на Восточную улицу за полчаса до начала мероприятия, поэтому смог занять место в первом ряду, прямо напротив стоящих на сцене столов. Постепенно зал наполнялся людьми, и вскоре Александр Петрович с удивлением обнаружил, что он забит до отказа. «Всё-таки надо было костюм надеть. – Огорчённо думал он, разглядывая публику. – Даром, что пролетариат. Мужики через одного в галстуках, один я как белая ворона в свитере». Между тем атмосфера накалялась, и напряжение в зале становилось почти осязаемым. Люди, ничуть не стесняясь присутствия журналистов и кинокамер, взахлёб спорили о судьбах Союза, нередко подкрепляя аргументы крепким словцом.
«Да. Тяжеловато придётся бедному Владимиру Александровичу. – Продолжал размышлять Новиков. – Того и гляди освищут. Эк как схлестнулись! Хорошо хоть милиция присутствует. Надо же? Я как будто всё предусмотрел, а одного не учёл. Дойдёт до рукопашной, Крючков вряд ли решится выйти в зал. Пиши, пропало дело. Зря он «девятку» не задействовал. Если так дальше пойдёт, то вполне могут морду набить. Сторонников Горбачёва в зале раз-два и обчёлся. Одному за всех придётся отвечать».
Александр Петрович настолько погрузился в мысли, что не сразу услышал тишину. Подняв глаза, он встретился взглядом со стоящим у края стола Крючковым, и в этот момент зал взорвался аплодисментами.
Предыдущая часть. https://dzen.ru/a/aS_bcLpJvkOxOFKV
Повести и рассказы «афганского» цикла Николая Шамрина, а также обе книги романа «Баловень» опубликованы на портале «Литрес.ру» https://www.litres.ru/