Глава 13. Лёд плавится. Круг замкнулся
МОСКВА. ЛЕДОВЫЙ ДВОРЕЦ. НАШИ ДНИ.
Свет в огромном зале был приглушён, создавая иллюзию храма, где вместо икон — олимпийские стяги под сводами. Тренировки закончились. Гул детских голосов, звон коньков, тренерские окрики — всё стихло. Осталось лишь мерное, низкое гудение холодильных установок.
Для кого-то этот звук — просто шум техники. Для неё он был роднее, чем стук собственного сердца.
Ирина Константиновна Роднина сидела на трибуне, зябко кутаясь в кашемировое пальто. Уходить не хотелось. Совсем. Сегодняшний день выдался не просто тяжёлым — изматывающим.
Государственная Дума, бесконечные комитеты, шелест сухих бумаг, ожесточённые споры о бюджете, где за цифрами часто не видели людей... Там, в душных кабинетах с ковровыми дорожками, она была обязана быть «Железной леди».
СТРОГОЙ. РЕЗКОЙ. НЕУДОБНОЙ.
Там она носила броню, непробиваемую для критики и зависти. А здесь, вдыхая знакомый до головокружения запах перемороженной воды и металлической стружки, броня спадала. Осыпалась невидимой шелухой.
Взгляд скользил по пустой арене. Лёд был идеальным. Гладким, как зеркало, в котором дробились отблески дежурных прожекторов. Сколько раз она выходила на такой лёд? Тысячу? Десять тысяч?
Каждый шрам на теле помнил этот пронизывающий холод. Каждая морщинка у глаз была прочерчена не возрастом, а ветром запредельных скоростей.
Вдруг тяжёлая тишина взорвалась тихим скрипом. Боковая дверь приоткрылась.
На лёд, неуверенно, словно ступая по минному полю, выбралась крохотная фигурка. Совсем кнопка, года четыре, не больше. В смешном, пухлом розовом комбинезоне и шапке с огромным бантом, который сползал на глаза. Видимо, сбежала тайком, пока мама заболталась с подругами в раздевалке.
Малышка сделала шаг. Разъехавшиеся ноги предательски дрогнули. Шлёп! Она приземлилась на мягкое место, но — удивительно! — ни писка, ни слезинки.
Встала, пыхтя от усердия. Снова шаг. Снова падение. Она барахталась, как маленький упорный жучок, пытаясь укротить эту вероломную, скользкую поверхность.
Ирина подалась вперёд, вцепившись пальцами в ледяной пластик кресла. Сердце пропустило удар и сжалось от внезапной острой жалости.
Она увидела не чужого ребёнка.
Перед глазами поплыл туман. 1954 год. Парк имени Прямикова. Девочка в валенках, закутанная в колючие платки так, что видны только глаза. Задыхающаяся от одиннадцати перенесённых пневмоний. Отец выносил её на мороз не ради медалей — ради жизни. Чтобы выжила. Чтобы дышала.
Великая чемпионка встала и, гулко стуча каблуками по бетонным ступеням, спустилась к бортику.
— Эй, кнопка! — голос, привыкший командовать с трибуны, прозвучал неожиданно мягко.
Малышка замерла, испуганно глядя снизу вверх на строгую тётю в дорогом пальто.
— Не бойся, — Роднина улыбнулась. Той самой улыбкой, сияющей и открытой, которую когда-то знал и обожал весь мир. — Иди сюда.
Кроха неуклюже подковыляла к борту, держась за воздух.
— Больно падать? — спросила Ирина Константиновна.
— Не-а, — шмыгнул носом розовый комбинезон. — Обидно. Лёд... он злой.
Женщина рассмеялась. Смех был тихим, грудным, с лёгкой хрипотцой прожитых лет.
— Нет, милая. Лёд не злой. Он просто честный. Он терпеть не может ленивых. Он не прощает трусости. Но если ты будешь трудиться, если перестанешь его бояться... он станет твоим лучшим другом. Вернее любого человека.
Она на секунду замолчала, глядя в чёрные детские глазёнки.
— Он подарит тебе крылья.
Девочка смотрела на неё, приоткрыв рот:
— А вы... вы умеете летать?
Ирина опустила взгляд на свои сапоги. На свои руки, которые когда-то поднимали флаг страны, но теперь уже не могли поднять партнёршу.
— Когда-то умела, — тихо произнесла легенда. — Я летала выше всех.
— А сейчас?
— А сейчас я учу летать других. Помогаю им не разбиться.
— Покажите! — требовательно заявила малышка. — Ну, пожалуйста!
Роднина оглянулась. Никого. Ни души. Только она, этот ребёнок и Вечный Лёд. Свидетель её триумфов и её слёз.
Щелчок замка прозвучал как выстрел. Она открыла калитку борта. Ступила на лёд прямо в сапогах. Опасно? Глупо? Плевать.
Конечно, тело уже не скрутит тройной тулуп. Суставы ноют на погоду. Но мышечная память — вещь страшная и прекрасная. Она выпрямила спину — ту самую спину, которую не смогли сломать ни предательства, ни травмы. Подняла подбородок.
Вскинула руки — резкий, отточенный жест из «Калинки». Тот самый, от которого когда-то взрывались стадионы от Нью-Йорка до Токио.
И она поехала.
Просто заскользила по кругу, плавно переступая ногами, ловя равновесие там, где другие падали. В этом простом движении было столько царственной грации, столько скрытой мощи и стати, что маленькая девочка в розовом комбинезоне перестала дышать.
Перед ней была не просто тётя-депутат. ПЕРЕД НЕЙ БЫЛА КОРОЛЕВА.
Ирина остановилась. Дыхание оставалось ровным. Лишь щёки слегка порозовели. Она подъехала к девочке, присела на корточки, не боясь испачкать подол, и взяла маленькие, холодные ладошки в свои тёплые руки.
— Запомни, девочка, — сказала она серьёзно, глядя прямо в душу. — Тебя будут толкать. Тебе будут завидовать. Тебя будут предавать партнёры, которым ты верила больше, чем себе. Тебе будет больно. Адски больно. Ты будешь выть в подушку от несправедливости.
Голос Родниной дрогнул, но лишь на мгновение. Она обвела рукой пустой сумрачный зал, который в её воображении сейчас был залит ослепительным светом и ревел тысячами глоток.
— Но когда ты выйдешь сюда... Когда заиграет музыка... Ты забудешь обо всём. Не будет боли, не будет предательства. Останется только полёт. И ради этого мига стоит жить. Ты поняла меня?
Девочка серьёзно кивнула, хотя вряд ли поняла смысл этих взрослых, горьких слов. Но интонацию она запомнила навсегда.
— А как вас зовут? — спросила малышка.
— Ирина.
— А меня Катя.
— Очень приятно, Катя. А теперь беги к маме. Тебя, наверное, уже с полицией ищут.
Девочка побежала к выходу, смешно перебирая ножками. У двери обернулась и помахала варежкой. Ирина помахала в ответ.
Она осталась одна. Но впервые за много лет в этой звенящей тишине не было одиночества.
Роднина закрыла глаза. И образы пронеслись перед ней, как кадры чёрно-белой, а затем цветной кинохроники.
Вот отец, её главный герой, туго затягивает шнурки на первых коньках, приговаривая: «Терпи, казак, атаманом будешь».
Вот Станислав Жук, гений и деспот, кричит в лицо: «Ты должна быть злой! Добрых в спорте съедают!».
Вот глаза Уланова... Сначала родные, а потом — холодные, чужие, смотрящие сквозь неё. Предательство, которое резало острее конька.
Вот тёплая, надёжная рука Саши Зайцева. Тишина на арене в Братиславе, когда вырубилась музыка. И только стук их сердец да скрежет лезвий в пугающей тишине. Они докатали. Они победили.
Вот Татьяна Тарасова в своей знаменитой шубе, рыдающая от счастья у бортика, готовая расцеловать лёд.
И Америка. Чужая страна, попытка начать с нуля. Маленькая дочка Алёнка, прижимающаяся к ноге в аэропорту: «Мама, не уезжай». Боль разлуки, которую не заглушить ничем. Звонок из Москвы, возвращение, факел Олимпиады в Сочи, дрожащий в руке вместе со слезами гордости.
Все они были здесь. Все они жили в её сердце, переплетённые в тугой узел судьбы.
Она простила Уланова. Он искал своё счастье, как умел, пусть и ценой чужой боли. Она простила Жука. Он был жесток, порой невыносим, но он выковал из неё сталь. Без его муштры не было бы легенды. Она простила Зайцева. Он просто не выдержал груза славы, он был обычным человеком рядом с женщиной, которая не умела быть слабой. Она простила даже ту Америку, которая пыталась её сломать, выжать соки, но в итоге лишь закалила характер.
— Спасибо, — прошептала Ирина в гулкую пустоту арены. — Спасибо вам всем. За боль. За любовь. За каждую подножку и за каждую протянутую руку. Я прожила три жизни. И я ни о чём не жалею.
***
На улице шёл снег. Мягкий, пушистый, настоящий московский снег. Крупные хлопья падали на плечи, таяли на ресницах, смешиваясь с непролитыми слезами.
Ирина Константиновна Роднина — трёхкратная олимпийская чемпионка, десятикратная чемпионка мира, депутат Государственной Думы и просто бабушка — шла по вечерней Москве.
Она шла домой. Там её ждал тёплый ужин, который нужно разогреть. Там ждал звонок от дочери из-за океана. Там, может быть, заедет сын. Простые человеческие радости.
Лёд остался позади, за толстыми стенами дворца. Но на самом деле он навсегда остался внутри неё. Не как холод, сковывающий душу, а как стержень, на котором держится вся жизнь.
Лёд не прощает слабых. Но сильным он дарит то, что дороже золота, — бессмертие.
ЭПИЛОГ. Белый ботинок
Где-то в старом дубовом шкафу, в квартире на Фрунзенской набережной, на самой верхней полке, лежит коробка. Обычная, картонная, потёртая по углам.
В ней нет медалей. Медали — это холодный металл для музеев, для витрин, для страниц истории. Их трогают чужие руки, стирая память.
В этой коробке лежит старый, потрескавшийся от времени фигурный ботинок.
Когда-то он был чёрным. Мальчишеским. Грубым. В послевоенной Москве достать белые коньки было невозможной роскошью, мечтой. Но маленькая упрямая рука, дрожа от усердия и высунув кончик языка, слой за слоем красила его белой масляной краской.
Один слой. Второй. Третий.
Чтобы он стал красивым. Чтобы он стал таким, как у принцесс на открытках. Чтобы он стал волшебным.
Краска давно облупилась, обнажив чёрную кожу. Кожа высохла и задубела . Но если приложить этот ботинок к уху, как морскую раковину, можно услышать удивительные вещи .
Можно услышать свист ледяного ветра в ушах . Рёв переполненных трибун «Лужников» . Торжественные аккорды гимна Советского Союза, от которых мурашки бегут по коже .
И тихий, едва различимый шёпот маленькой больной девочки, которая шепчет в морозную ночь, глотая слёзы: «Я не упаду. Я встану. Я буду первой. Я обещаю, папа».
Она сдержала слово. Она встала. И она осталась первой. Навсегда
От автора:
Дорогие мои читатели! Вот и перевёрнута последняя страница истории о Великой Женщине. Мы вместе с вами прошли этот путь — от замерзающей девочки в московском парке до легенды мирового спорта. Мы падали и поднимались, плакали от боли и рыдали от счастья на пьедестале.
Спасибо вам за ваши искренние комментарии, за ваши сердца и за то, что прожили эту судьбу вместе с нами.
Если эта история тронула вашу душу, если вы верите, что характер сильнее обстоятельств — подписывайтесь на канал. Впереди нас ждут новые герои, новые судьбы и истории, от которых захватывает дух. Не пропустите!
Начало новой книги: