Из щелей между бревнами, точно черные иглы, просочились тонкие побеги. Они оживали на глазах, извиваясь по полу, оплетая ножки мебели и неотвратимо тянусь к Евгению. Один из ростков коснулся его ботинка. Тело парня вздрогнуло. Он поднял голову — и Александр в ужасе отпрянул. Глаза брата превратились в сплошные черные впадины, маслянистые и бездонные, лишенные белка и радужки. Из приоткрытого рта вырвался тихий, сосущий звук.
Он был голоден.
— Нет! — крикнул Александр и в слепом ужасе бросился вперед, сам не зная, что хочет сделать: схватить брата или напасть на колдуна…
Но не успел. Старик лишь выставил вперед ладонь.
Невидимая стена, плотная и упругая, остановила Александра. Он ударился об нее всем телом и отлетел назад, рухнув на пол.
— Не мешай ужинать, — прошипел колдун.
Его лицо исказила гримаса экстатического предвкушения.
— Твой брат теперь — врата. А лес — пища. Когда Новый Бог насытится, он станет силен. И тогда… обретет новое тело. Покрепче.
Взгляд старика впился в Александра. И в этом взгляде тот прочел свой приговор.
Он был не наградой. Он был десертом.
Живые черные корни уже опутали ноги Евгения. Они впивались в плоть, но не было ни крови, ни крика. Напротив, по мере того как корни прорастали в него, тело Евгения наполнялось странной темной силой. Плечи расправлялись, впалые щеки округлились. Черные вены под кожей пульсировали ярче. Он впитывал первобытную энергию проклятого леса.
Александр лежал, парализованный незримой силой, и смотрел, как его Женька превращается в чудовищное божество, в живой аватар древнего ужаса. Он слышал чавкающие, сосущие звуки и видел пляшущие тени на стенах. И видел хищную, торжествующую улыбку старика.
И он понял. Дядя Володя. Городок Арти. Рыбалка. Все это было так далеко — в другой, нормальной жизни. И дороги туда больше не существовало. Их путь оборвался здесь, в этой избе, бывшей одновременно и колыбелью, и могилой.
Отчаяние смыкалось вокруг, как тиски. Мозг лихорадочно искал выход, цепляясь за соломинку.
«Он найдет себе новое тело. Покрепче». Слова колдуна эхом бились в висках. Новое тело. Десерт. Это был он. Существо в Евгении было еще слабо, оно лишь набирало силу. И оно собиралось «переехать».
И вот, в самой глубине ужаса, родилась безумная, отчаянная мысль.
План, построенный на блефе и чистой психологии.
Если существо ищет лучший сосуд — нужно его предложить. Добровольно. Обмануть. И если заманить его в себя… появится единственный шанс.
Александр перестал сопротивляться давлению. Расслабил мышцы, заставил дыхание успокоиться. Поднял голову и посмотрел прямо в черные глаза колдуна. Но теперь в его взгляде не было страха. Лишь вызов и презрение.
— Слабак, — хрипло выдохнул он.
Колдун удивленно моргнул. Улыбка сползла с его лица.
— Что?
— Твой «Бог» — слабак, — отчетливо повторил Александр, вкладывая в голос всю надменность. — Он вцепился в испуганного мальчишку. Думаешь, он станет сильным, питаясь гнилыми корнями? Он так и останется паразитом в слабом теле.
Колдун нахмурился. Сделал шаг. Невидимое давление усилилось, заставляя кости трещать.
— Ты ничего не понимаешь, червяк…
— Это ты не понимаешь, старик, — перебил Александр, глядя на Евгения. — Я чувствую его голод. Его жажду. Он хочет власти. Какую власть он получит в этом? — он презрительно кивнул на брата. — Он навсегда останется твоей ручной зверушкой.
Александр сделал паузу для последнего броска.
— Он чует меня. Знает, что я сильнее. Во мне нет страха. Только ярость. Представь, какой силой он бы обладал во мне! Но он боится. Он трус. И ты, его нянька, это знаешь.
Это была игра на грани. Он обращался не к колдуну, а к первобытным инстинктам хищника внутри брата.
И это сработало.
Тело Евгения дрогнуло. Черные корни замерли. Голова медленно повернулась, и две бездонные дыры вперились в Александра. Он почувствовал, как его сканирует чужой, холодный разум. Оценивает.
Колдун это почувствовал. На его лице отразился страх.
— Нет! Не слушай его! Он лжет! — прошипел он, протягивая руку, словно пытаясь удержать невидимую сущность.
Но было поздно. Существо сделало выбор.
Тело Евгения содрогнулось в последней конвульсии. Корни с треском отпрянули. Из его рта, носа и глаз хлынул поток черного, бесформенного дыма, который живой, разумной змеей метнулся через комнату прямо к Александру.
— НЕТ! — взвыл колдун.
Невидимые путы исчезли. Черное облако окутало Александра, хлынуло в рот и нос. Он почувствовал ледяное прикосновение к самой душе. Это была агония и экстаз одновременно. Миллионы лет голода, злобы и одиночества вливались в него, пытаясь сожрать его волю.
Александр закричал.
Но пока существо было уязвимо, разрывая связь с одним носителем и устанавливая с другим, он действовал.
Собрав остатки воли, он рванулся не к двери — к столу. Его рука схватила единственный предмет, способный помочь. Оплывший горячий остаток свечи.
Колдун с яростным ревом бросился наперерез.
Но Александр был быстрее. Он развернулся и, пока ледяные щупальца еще не опутали разум полностью, сделал единственное, что мог.
Поднес пламя к руке. И сжал кулак.
Горячий воск и огонь обожгли кожу. Это была его боль. Человеческая. Он вцепился в это ощущение, как утопающий в спасательный круг. А затем закричал, вкладывая в крик всю свою волю, всю человеческую суть, и…
Ударил себя кулаком с зажатым огнем прямо в грудь. В ту точку, куда стремился ледяной центр инородной сущности.
Противоположности столкнулись. Жар и холод. Жизнь и пустота. Человеческая ярость и инопланетный голод.
Мир взорвался болью. Внутри что-то завизжало, забилось в агонии. Тело выгнулось дугой. Из его рта вырвался не его крик: высокий, тонкий, полный нечеловеческого страдания.
И черный дым, не успевший обрести полный контроль, хлынул из него обратно рваными, рассеянными клочьями. Он метался по избе, ударяясь о стены, истаивая и теряя силу.
Александр рухнул на колени, кашляя. Его разум был на грани, но он был — его. Он был свободен.
Он поднял глаза.
Колдун стоял над ним с выражением чистого ужаса и… уважения?
А за его спиной на пол медленно оседал Евгений. Его глаза были закрыты, но лицо стало его собственным: бледным, измученным, но человеческим.
В этот момент из расколотого камня на столе донесся тихий жалобный треск. Последний осколок второго яйца рассыпался в серую безжизненную пыль.
Гнездо было пусто.
В комнате повисла оглушительная тишина, нарушаемая лишь треском свечи и хриплым дыханием Александра. Он стоял на коленях, все тело горело агонией, но он был собой.
Он победил.
Колдун смотрел на него, и в его черных глазах не было ни угрозы, ни злобы. Лишь безграничная вековая усталость и опустошение.
— Ты все сломал, — тихо произнес старик. Голос его был глухим и пустым. — Все. Гнездо пусто. Навеки.
Он не выглядел рассерженным. Он выглядел проигравшим. Хранитель, который не уберег.
Александр, опираясь на стол, поднялся. Обожженная рука горела, но боль была ничтожной.
Он подошел к брату, проверил пульс. Ровный. Стабильный.
— Мы уходим, — сказал он, глядя на колдуна.
Старик медленно опустил голову.
— Уходите, если сможете. Воздух этого леса теперь яд для вас. Даже если выберетесь, он будет помнить.
Александр взвалил тело брата на плечо и вышел в предрассветный сумрак.
Лес был неподвижен и молчалив, но в этой тишине не было угрозы. Лишь скорбь.
Он дошел до машины, увязшей в грязи. Сил не было даже пытаться ее вытолкнуть.
И тогда он услышал за спиной шаги. Это был колдун. Он поднял костлявую руку — не для проклятия, для прощания.
— Мой лес отпускает вас. Он больше не хочет вас здесь. Вы — напоминание о пустоте. Уходите скорее. И никогда не возвращайтесь.
С этими словами он опустил руку.
И земля вокруг машины зашевелилась. Черные корни втянулись обратно. Грязь под колесами уплотнилась, превратившись в твердую почву. Дорога вперед разгладилась, очистилась от бурелома, словно невидимая рука проложила путь на волю.
Александр, не веря глазам, усадил брата, сел за руль. Двигатель завелся с первого раза.
Он не оглядывался. Он просто ехал вперед, прочь из леса, который хотел их убить, но отпустил.
Они выехали на трассу на рассвете. Обычный асфальт показался величайшим чудом.
А через полчаса на сиденье рядом раздался стон.
— Саня?.. — голос Евгения был слабым и растерянным. — Что случилось? Голова раскалывается… Мы что, заснули в машине? Последнее, что помню, мы вытащили тот дурацкий камень у реки…
Александр сглотнул ком в горле.
— Да, — солгал он, не моргнув глазом. — Заблудились. Машина застряла, еле выбрались.
Он не мог рассказать правду. Никогда. Этот груз он понесет один.
Дяде Володе они соврали про поломку и плутания. Тот лишь покачал головой, глядя на их изможденные лица и обожженную руку Александра.
Через два дня они уехали обратно.
Жизнь медленно возвращалась в привычное русло. Но лишь внешне.
Александр плохо спал, ему снились черные корни и пустые глаза колдуна. Ожог заживал, но шрам остался — уродливое клеймо-напоминание.
Евгений, казалось, полностью пришел в себя. Он был весел, много шутил. Он ничего не помнил. Совсем.
Прошла неделя. Они сидели на кухне у Александра. Евгений с аппетитом уплетал жареное мясо.
— Знаешь, странное дело, — сказал он, отправляя в рот очередной кусок. — Есть хочется постоянно. Просто волчий голод какой-то.
Александр замер с вилкой в руке. Он посмотрел на брата. На то, как тот ест: быстро, жадно, почти не жуя. На его глаза — ясные, живые…
Но если присмотреться, в самой их глубине таилась какая-то новая, странная, бездонная пустота.
И тут Александр все понял.
Существо было изгнано. Гнездо — пусто.
Но природа не терпит пустоты. Нечто огромное и древнее, пожив в брате и будучи вырвано с корнем, оставило после себя вакуум — черную дыру в самой душе.
Хотя, возможно, он и ошибался…