Началоhttps://dzen.ru/a/aQtSet6usUJOYpfW
Ты просто боишься любить, Алтея. И это тебя погубит. Как меня погубило, не к кому прижаться, нет никого, кто обо мне будет заботиться. А твой отец ... приезжай домой скорее, Алтея.
Аврора Лесик-Рин в письме своей дочери, через два дня после смерти лорда Рина.
***
Алтея
Слабость накатилась на меня неожиданно: как будто плечи были совсем непривычны к тому, чтобы нести бремя, которое было на них до этого годами. Я еще никому не рассказывала о смерти матери и об Игнатие. Но, откровенно говоря, никто и не спрашивал.
Только Фаин. Снова и снова пытался пробиться сквозь мои стены и для чего?
В столице он точно мог найти кого-то получше травницы без лицензии, без открытой силы, без рук, изуродованных постоянной работой. А он все равно бился и бился, по одному кирпичику разбирал кладку, которую я выстраивала вокруг себя целую жизнь.
Поэтому когда я потеряла сознание у него на руках, не удивилась. Я так долго стояла ровно, так долго сдерживала и магию, и ум, и сердце... что сил на это уже не оставалось.
Я чувствовала свое тело таким далеким, словно оно клонится, как верхушка лиственницы на ветру; словно кто-то его сжимает на удивление нежно, хоть и крепко. А потом меня уложили на постель, прижали ко лбу поцелуй.
В последний раз так делала мать, когда я была еще совсем, совсем маленькой. Казалось, едва я научилась формировать сложные предложения, она относиться ко мне, как ко взрослой. И больше не целовала.
Но когда я медленно проснулась и сжала пальцы, все еще обожженные полуденником, я была одна. Я медленно села, щурясь от внезапной головной боли, и вдруг дверь стремительно распахнулась.
- Ты уже проснулась, - Фаин говорил облегченно, и уже через мгновение он уселся рядом. Палка его ударилась о половицы под кроватью. - Не вставай. Ты побледнела, Алтея.
Сам он поднялся и, припадая на одну ногу, добрался до столика у кровати. Намешал там воды и снадобья в чашке с пастушкой и поднес мне к губам, придерживая ее и дальше, пока я пила маленькими, осторожными шагами. Как только чашка опустела, Фаин ее забрал, а я не могла оторвать взгляда от его лица – почему-то избитого.
И причем избитого значительно сильнее, чем когда я видела его в последний раз. На щеке набухал синяк, ссадина на челюсти покрылась красным, а под носом усохла тонкая струйка крови. Фаин как будто вернулся из какой-то бойни.
- Что случилось?
Зельевар обернулся ко мне со своей привычной озорной улыбкой.
- Я же уже говорил тебе, что всегда хотел подраться за девушку?
Я спокойно подняла бровь, но в сердце что-то на мгновение сжалось. Он не имел этого в виду. Не имел. Я была его ... подругой. Да и то-под большим вопросом. Фаин Дурман не мог в меня влюбиться, не мог драться за меня.
А потом смысл его слов наконец дошел до все еще немного затуманенного ума.
- Игнатий ... он вернулся?
Чего он еще хотел? Я знала, что на одном отказе все дело не завершится, и все же думала, что ему понадобится немного времени, чтобы придумать новый план. То что…
– Нет.
Фаин тем временем расправил одеяло у меня в ногах и подбил мне подушки. Обошел вокруг комнаты, распахнул окно, а потом снова присел на краешек кровати.
– Что значит - нет?
Улыбка на лице Фаина стала какой-то почти хищной.
- Это значит, что я его догнал. И мы поговорили.
- Вижу я, как вы говорили, – пальцами я осторожно коснулась ссадины на челюсти Фаина, но он даже не дрогнул. Он уставился на меня, и взгляд этот был странный, непонятный.
- Надеюсь, в ближайшее время он тебе не будет надоедать, – продолжил зельевар после паузы.
– Я с ним разберусь, если он вернется, - жестко отозвалась я. И знала, что “если” можно смело заменить на “когда”. - И мне не нужна помощь.
Я пыталась убедить саму себя. Фаина здесь в какой-то миг уже не будет, он вернется в гильдию да и думать обо мне забудет. А Игнатий останется; останется лавка, крестьяне, которые влюбились в Фаина и еле терпят меня, останется лес, останется проклятие, не дающее свободно вдохнуть.
Нельзя полагаться ни на кого. Только на себя.
Только на себя.
– Я знаю, - мягко ответил Фаин. От неожиданности я вздрогнула. - Ты можешь со всем справиться сама, в этом я и не сомневаюсь. Но я хочу помочь.
Я не знала, что на это сказать. Поэтому только сидела на пропахшей пылью и старыми травами перине и не могла оторвать взгляд от лица зельевара. У него всегда была эта родинка под бровью? Маленькая, едва заметная ... и веснушки, раскинувшиеся на носу и щеках полупрозрачными соцветиями, только началась весна – я на него смотрела днями и неделями, но вот только сейчас увидела.
– Я тебя не понимаю, - голос упал до хриплого шепота. - Действительно не понимаю. Зачем это тебе?
Фаин легко, мягко улыбнулся, казалось, одними глазами, теплыми, как майское небо.
- Потому что ты..., - он замер неуверенно. - Потому что мы же друзья, да?
Он сказал это после долгой паузы, растягивая губы так широко, что казалось, еще немного, и его бледное лицо треснет. Выглядела эта улыбка на удивление фальшиво, но точно лучше той, что смогла выжать из себя я.
Друзья.
- Позволь мне помочь, - Фаин опустил руку к моим ладоням и взял обе. Пальцы болели, я едва сняла бинты после волчьего укуса, который все еще заживал под тонкой пленкой кожи, как обожгла руки. Эта рана, казалось, не хотела проходить так легко.
Еще с предыдущего дня я избегала смотреть на свои руки. Раньше мне было безразлично как я выгляжу - на меня в лесах могли смотреть только какие-то олени и птицы. Но сейчас, когда рядом все время был Фаин... хотелось натянуть перчатки, прятать руки за спину – только не давать ему видеть отвратительные красные волдыри и содранную, омертвевшую кожу.
Я быстро выдернула пальцы. Фаин не держал сильно, вероятно, чтобы не причинить мне боль; но спрятать ладони не получилось. Он подхватил пальцы снова, но на этот раз смотрел не на них, а прямо мне в глаза.
А когда я прекратила дергаться, осторожно нанес мазь, что держал у кровати, и наложил на руки бинты, не касаясь пальцев. Знал, что они мне нужны для работы – пусть даже так рана будет заживать дольше.
Он поднял мою руку прямо к своему лицу. Посмотрел внимательно на ожоги.
- Не смотри, – смущенно выдавила я, снова пытаясь выдернуть ладонь, на этот раз безуспешно. Хватка Фаина была мягкая, но все же сильная.
- Почему?
Я отвернула голову. Конечно, ему это казалось странным, потому что он же даже не смотрел на меня так! Не думал, красивая я, или нет - для него же это, вероятно, не имело никакого значения!
В тот же миг, как эта мысль пролетела в голове, произошло нечто, чего я не ожидала. Совсем.
Фаин поднес мою ладонь даже выше – она начала немного дрожать в его бледной, сильной руке – и я и сама не знала, почему, а потом он прижался поцелуем к кончику моего указательного пальца.
Это был быстрый и легкий поцелуй – но он был. Я не могла даже сказать, что я его выдумала – потому что все это время я смотрела на него неотрывно.
- Что... , - я попыталась снова выдернуть руку. Почувствовала, как на щеках появляются красные пятна, а этого уже не случалось годами.
- Ты красивая, Алтея, – тихо сказал Фаин. Что-то было в его голосе восторженное, почти набожное, заставившее меня замереть, а не вырывать ладонь дальше. - Такая красивая, что я не могу оторвать от тебя глаз.
Почему он это говорил?.. Почему?
Глаза у меня странно защипало – еще одно событие, которого не случалось уже очень давно. Я покачала головой; не мог он говорить правду, не сейчас. Игнатий ... никогда не называл меня красивой. И я знала, почему.
Потому что я такой просто не была. Я была ... обычной. Ухоженной, в те редкие вечера, когда мать отправляла отряд модисток, парикмахеров и горничных, чтобы втиснуть меня в платье и отправить на бал, как кобылу в дорогой попоне. Но не красивая.
И раньше меня это не беспокоило.
А теперь приходит этот Фаин Дурман, разрушает все, что я строила в течение своей жизни, ломает стены, и говорит, что я красивая.
Второй ладонью Фаин коснулся моей щеки. Он уже сидел совсем рядом – в каких-то сантиметрах от меня.
- Сметвик - полнейший дурак, - сказал он с каким-то облегчением. - Ты была лучшим, что было во всей его демоновой жизни.
Я хмыкнула, думала, что с сарказмом, но в голос почему-то пробилась настоящая веселость.
- Конечно, - сказала. - Кроме состояния, поместья, любящей семьи и статуса наследника рода.
Фаин улыбнулся. Его улыбка была совершенно отличной от всех остальных, что я видела раньше. Почему-то в голове промелькнула на миг мысль, что это была особая улыбка, моя, что ее не видел до того никто другой.
В ней было меньше насмешки – но так много тепла, что можно утонуть.
- И, опять же, если он не был готов променять все это на возможность быть с тобой – он полный дурак.
Я рассмеялась, слова Фаина были абсурдом. Вот только он моего смеха не поддержал. Вместо этого поцеловал легко кончик среднего пальца. Я замерла, и дыхание у меня сбилось. Тогда, не отрывая от меня взгляда, поцеловал указательный и, наконец, мизинец.
- Ты красивая, Алтея, – повторил он. Сердце у меня в груди ухнуло, и начало биться так быстро, что я едва слышала Фаина. - И умная. Честная. И добрая, пусть ты и пытаешься это скрыть.
Я совсем чуть склонила голову.
- Это ты мне как друг сейчас говоришь?
Улыбка на лице Фаина дрогнула на мгновение, но не исчезла.
– Нет. Ничуть не бывало.
Он наклонился к моему лицу медленно, давая мне десяток возможностей возразить, но я не использовала ни одной. Вместо этого прислонилась к нему сама, сжимая его ладонь и плечо.
Наши губы остановились за несколько травинок друг от друга – но ни один из нас не решался преодолеть остатки расстояния. Кожа Фаина дыхала теплом, да и я горела; но мы замерли, тяжело дыша.
А потом Фаин сжал мои пальцы сильнее и наконец поцеловал меня.
Продолжение следует...