Дарья Десса. Авторские рассказы
Что наша жизнь?
Виталий закурил. Огонек зажигалки вспыхнул в полумраке, осветив на мгновение его усталое, но проницательное лицо – человека, уставшего от чужих и собственных ролей. Свет утонул в облаке едкого дыма. Он сидел, откинувшись на спинку старого, скрипучего стула, в кухне, где царил вечный полумрак и пахло вчерашним кофе, переполненной пепельницей и невысказанными мыслями, как пыль на книгах, которые никто уже не откроет.
Напротив хозяина квартиры за столом сидел Андрей – молодой, еще полный романтических иллюзий, с глазами, в которых читался немой вопрос о смысле всего этого. Он смотрел на Виталия как на штурмана, который уже проплыл коварные воды и вернулся с грузом карт, испещренных пометками о кораблекрушениях.
Виталий выпустил кольцо дыма, которое медленно, словно раздумывая, поднялось к потолку, и заговорил. Его голос был низким, хриплым, как старая кинопленка, звук которой скрипит по бобине, перематываясь к началу несуществующей ленты.
– Отношения между мужчиной и женщиной, Андрюха, – начал он, растягивая слова, будто пробираясь через знакомые руины, – не просто жизненный путь. Это полнометражное кино, иногда снятое на последние деньги, иногда с бюджетом голливудского блокбастера. Оно проходит четыре этапа. Каждый из них – это, черт возьми, кинематографический шедевр. Или, по крайней мере, его неудачная, но душераздирающе честная пародия. Самое страшное, что ты не зритель, а режиссер, сценарист, главный актер и самый суровый критик одновременно. Билетов обратно нет.
Он сделал глубокую затяжку, и тлеющий кончик сигареты вспыхнул ярче, на секунду осветив морщины у глаз – трещины, похожие на следы от слез или слишком горького смеха.
– Первый этап: «Анонс и Предвкушение». Это – сценарий мечты. Представь себе, – Виталий сделал паузу, словно давая Андрею время настроиться на нужную, ностальгическую волну, – ты живешь своей обычной, серой, предсказуемой жизнью. День сурка на минималках. И вдруг, как гром среди ясного неба, приходит известие: в обозримом будущем стартует съемка того самого, шикарного фантастического фильма. Того, о котором ты грезил с детства, который должен стать квинтэссенцией твоих самых тайных, стыдных и прекрасных желаний. Мало того, в главной роли будет вон та очаровательная актриса. – Он кивнул в пустоту, в ту сторону, где на холодильнике под магнитом висел обтрепанный рекламный листок, словно там, в дымке, висел портрет идеальной женщины. – Она просто безумно тебе нравится. Не просто, а является воплощением всех твоих эстетических, интеллектуальных и эмоциональных идеалов. Недостижимая, сияющая, сотканная из света и идеального сценария. Ты начинаешь следить за «производством» – случайные встречи, общие друзья, переписка в соцсетях. Каждый ее пост, каждое случайно брошенное слово – это откровение, намек на грядущий шедевр. Это этап чистой, незамутненной надежды. Ты еще не видел ни одного кадра, но уже любишь этот фильм всей душой, потому что он обещает тебе чудо. Ты с упоением читаешь «интервью с режиссером» – то есть придумываешь в голове диалоги, где она говорит о «глубине чувств» и «невероятной химии». Ты живешь в мире, где все возможно, где финал всегда счастливый, а твоя собственная, скучная жизнь вот-вот превратится в эпическую космическую сагу. Это время, когда ночью, перед сном, ты уже видишь титры со своим именем в категории «Благодарности».
Виталий снова глубоко затянулся и выпустил дым.
– Второй этап: «Трейлеры и Гипербола». Это – монтаж совершенства. Потом, – продолжил он, прищурившись, – начинается рекламная кампания. Сначала выходит тизер. Он короткий, загадочный, интригующий. Не показывает почти ничего, но раскрывает название фильма. Оно звучит заманчиво, как мелодия, которую ты не можешь выбросить из головы: «Вечная любовь», «Союз двух галактик», «Радиус участия» – что-то в этом роде, бьющее прямо в твоё сердце. Тебе он очень нравится, потому что оставляет простор для фантазии. А потом выходят трейлеры. Один, второй, третий… Всё длиннее и насыщеннее. Каждый из них – это гениальный монтаж совершенства. В них собраны самые лучшие, яркие, залихватские моменты будущего фильма. Взрывы страсти в дождь на пустой улице. Крупные планы нежности – её рука, поправляющая тебе воротник. Диалоги, полные остроумия и глубокого, только вам двоим понятного смысла, сказанные за столиком в уютном кафе. Ты видишь, как она смеется, запрокинув голову, как смотрит на тебя через плечо, и это идеальный кадр, снятый лучшим оператором мира на золотой час. Тебе показывают только кульминации, фейерверки и ту музыку, что накатывает мурашками. Главное – ни одного провального дубля, ни одной оговорки, ни скучной паузы. Это этап свиданий, Андрюха. Когда вы оба – лучшие актеры в мире, играющие идеальных, специально написанных для вас персонажей. Когда каждое свидание – это отрепетированная и блестяще сыгранная сцена из этого трейлера. Ты покупаешь билет в первый ряд за любые деньги, игнорируя мелкий шрифт в договоре, потому что свято веришь: вот оно, премьера твоей новой, невероятной жизни не за горами. И ты даже не подозреваешь, что самое интересное (и самое страшное) начинается после того, как в зале гаснет свет.
– Третий этап: «Премьера и арт-хаус». Это – раскрытие обмана, – голос Виталия стал суше, металлическим, будто он перебирал старые, тусклые пленки на полке. – Ты идешь в кино. Занимаешь свое место в бархатном кресле, в руках – стакан с колой, которая кажется слаще обычного. Гаснет свет, сердце колотится, как барабанная дробь перед самым кульминационным боем. И первые десять, пятнадцать, двадцать минут – это действительно то, ради чего ты пришел. Тот самый монтаж из трейлеров. Залихватские фрагменты, головокружительный экшн первых признаний, искрящийся смех, поцелуи под искусственным дождем на пустой ночной набережной. Ты думаешь, чувствуя прилив тепла в груди: «Да! Я знал! Это шедевр! Я был прав!» А затем... – он сделал глубокую, театральную затяжку, и дым, выдыхаемый им, казался гуще и тяжелее. – А затем, где-то с середины и до самых финальных титров, будет идти утомительный, скучный, растянутый и местами совершенно невразумительный арт-хаус.
Виталий усмехнулся, и эта усмешка была полна цинизма, осевшей на дне пепельницы золы.
– Арт-хаус, снятый на черно-белую, поцарапанную пленку, с бесконечными, длящимися по пять минут статичными планами грязной посуды в раковине, заляпанного соусом холодильника и немытого пола в прихожей. С диалогами, которые крутятся вокруг трёх тем: кто сегодня должен вынести мусор, почему опять не хватает денег до зарплаты и чьи родственники приедут на выходные. Такой, что зевать хочется уже на первой минуте этого «творческого поиска режиссера». Еще местами он становится мрачным, почти готическим, когда герои молча сидят по разные стороны комнаты, смотря в одну точку, а в воздухе висит невысказанный упрек, тяжелый, как свинцовое облако. А местами авторы, чувствуя, что зритель засыпает, отчаянно пытаются вставить «веселую сценку» – но шутки выходят плоскими, как старая доска, а попытки романтики – нелепо и натянуто, как дешевый парик. Ты сидишь, смотришь на экран, и внутри тебя медленно, но верно кристаллизуется понимание: обманули. Продали билет на эпическую космическую сагу с бюджетом в миллиард, а подсунули черно-белую драму о бытовом выживании, где главная героиня, та самая сияющая актриса с постеров, теперь ходит в растянутом домашнем халате, без макияжа, и ее самый страстный монолог – о том, почему нельзя бросать носки рядом с корзиной для белья. Ты ждешь развязки, ждешь, что вот-вот, сейчас, начнется обещанный экшн, финальная битва за любовь, но его нет и не будет. Есть только тягучее, вязкое, липкое время, которое медленно, мучительно ползет к титрам, а ты уже даже не уверен, дождешься ли их, не уснешь ли раньше.
– Четвертый этап: «Сериал без начала». Это – твой новый мир, – Виталий с силой, с каким-то странным ожесточением, потушил сигарету о ребро пепельницы. Раздался короткий, шипящий звук, будто он раздавил последнюю искру иллюзии. – И вот ты выходишь из кинотеатра. Уныло, опустив голову, смотришь по сторонам. Свет реального дня кажется тебе неестественно ярким, грубым и жестоким после уютной, обманчивой темноты зала. Ты чувствуешь себя не просто разочарованным – ты опустошен. Обманутым в самых лучших, самых чистых ожиданиях. Словно из тебя высосали не просто деньги за билет, а всю веру в волшебство, всю энергию, что копилась годами в ожидании этого «фильма». И тут, прямо на этом тротуаре, к тебе подходит некий невидимый продюсер. Или, может быть, это сама Судьба в дешевом костюме и с сигарой в зубах. Он хлопает тебя по плечу с равнодушной, профессиональной улыбкой и говорит голосом, в котором нет ни капли сочувствия: «Ты разве не знал? Теперь ты будешь смотреть исключительно такие фильмы. Потому как отныне это – не кино. Это сериал. Причем без веселого и яркого начала, оно давно прошло, оставшись там, в тех первых двадцати минутах, которые ты уже посмотрел, и они никогда не повторятся».
Виталий откинулся назад, его стул жалобно скрипнул. Его глаза, уставшие и мудрые, смотрели сквозь Андрея, сквозь грязное окно кухни, куда-то в бесконечную, безрадостную даль прожитых лет.
– Этот сериал, Андрюха, имеет рабочее название «Семейная жизнь». И у него, понимаешь, нет ни конца, ни перерывов на рекламу, ни бюджета на спецэффекты. Только бесконечные, монотонные сезоны, где каждый новый эпизод до боли похож на предыдущий, а заветные титры, означающие «Конец», не появляются никогда. Ты, сам того не осознавая до конца, подписал контракт на пожизненный просмотр этого арт-хауса, который тебе не нравится. Он вызывает тоску и раздражение, но ты не можешь оторваться. Потому что где-то в самом глубоком, самом потаенном уголке души все еще теплится, как тлеющий уголек, безумная, детская надежда на то, что в следующей серии, – вот обязательно в следующей! –все-таки покажут тот самый, обещанный самыми первыми трейлерами, ослепительный взрыв страсти, нежности, понимания. Но его не будет, парень. Не-а. Будет только новая, снятая тем же унылым планом, серия про протекающий кран, невыплаченный ипотечный платеж и молчаливый ужин перед телевизором.
В кухне повисла тишина, нарушаемая лишь аритмичным, старческим гудением компрессора холодильника и тиканьем часов на стене. Андрей молчал. Тот юношеский, задорный огонек, что светился в его глазах, когда он вошел, померк, сменившись холодной, тяжелой тенью глубокого, внезапного и пугающего понимания. Он смотрел на Виталия не как на циничного старшего товарища, а как на пророка, который только что рассказал ему не забавную притчу, а строгую, неумолимую хронику падения с сияющих небес мечты на твердую, беспощадную почву реальности.
– И что же? – тихо, почти шепотом, спросил Андрей, и в его голосе звучала не просто жажда ответа, а отчаянная потребность в спасительной лазейке. – Неужели… неужели совсем нет happy end'а? Никакого? Даже в самом конце всех сезонов?
Виталий медленно повернул к нему лицо. На его губах дрогнула улыбка, но не веселая и ободряющая, – эмоция человека, знающего цену всем ярлыкам.
– Happy end, Андрюха, – прошептал он так тихо, что слова почти тонули в гуле холодильника, – это не взрыв на последнем кадре под победную музыку. Это когда ты, спустя много-много серий, наконец, перестаешь жадно вглядываться в экран в ожидании фейерверков. Выключаешь звук и понимаешь, что ценишь уже не диалог, а ту самую тишину между словами. Не взрыв смеха, а спокойную улыбку. Не поцелуй под дождем, а тепло ее руки на твоем плече, когда везешь тележку в супермаркете. Но вот в чем парадокс, – он снова закурил, движение было медленным, усталым. – Этот самый «хэппи энд», этот жанр тихого, мирного принятия… Его, как правило, смотрят в одиночку. Потому что к тому моменту, когда ты начинаешь его ценить, твоя партнерша по сериалу чаще всего уже либо меняет канал, либо давно уснула.