Я стоял у окна материнской квартиры и смотрел на город внизу, когда услышал эти слова. Кофе в руке застыл на полпути к губам.
— Сынок, не расстраивайся, квартиру я переписала на твою сестру! У тебя итак денег куры не клюют! — голос матери звучал так буднично, будто она сообщала о смене погоды или о том, что закончился сахар.
Я обернулся. Мама сидела на диване, скрестив ноги, в своём новом бежевом свитере, который Марина привезла ей из Турции. На журнальном столике лежала папка с документами — та самая, с нотариальной печатью, которую я заметил ещё при входе, но не придал значения.
— Что? — я не узнал собственный голос. Хриплый, чужой.
— Ну что ты так смотришь, — она поправила волосы, недавно окрашенные в модный холодный блонд. — Марине тридцать восемь, она одна, с ребёнком. А ты... ты же в IT, у тебя зарплата космическая. Сам говорил, что премию получил в прошлом месяце.
Премию. Да, получил. Сто пятьдесят тысяч рублей за завершение проекта, над которым горбатился полгода без выходных. И что с того?
— Мам, — я поставил чашку на подоконник, потому что руки начали дрожать. — Ты серь... это правда? Ты переписала квартиру на Марину?
— Вчера у нотариуса были. Все оформили как положено. — Она улыбнулась, и в этой улыбке было что-то детское, наивное. — Маринка так обрадовалась! Плакала даже. Говорит, теперь у Димки будет своя комната, не придётся в съёмной ютиться.
У меня в голове всё перемешалось. Эта квартира — двушка в пяти минутах от метро, в хорошем районе, где я вырос, где до сих пор хранились мои школьные грамоты в шкафу, мои книги на полках. Квартира, которую отец получил от завода ещё в девяностых, за которую он отдал двадцать лет жизни на том проклятом производстве, где и помер в итоге от инфаркта в пятьдесят четыре.
— Мама, погоди, — я подошёл ближе, присел на корточки перед ней. — Ты понимаешь, что сделала? Это папина квартира. Он хотел, чтобы она осталась нам обоим. Помнишь, как он говорил?
Её лицо дёрнулось.
— Не надо про отца. Что он хотел, что не хотел... Его уже шесть лет нет, а я живу и принимаю решения сама. — Она встала, отошла к окну. — К тому же, Марине нужнее. У неё ребёнок растёт, ей помогать надо.
— А мне не надо? — вырвалось у меня.
— Тебе-то зачем? — она обернулась, и я увидел в её глазах искреннее недоумение. — Ты молодой, успешный. Снимаешь однушку за тридцать пять тысяч в месяц, на машине ездишь. Марина же еле-еле концы с концами сводит после развода. Ей алименты копеечные платят.
Я поднялся с колен. В висках застучало.
— Мам, я снимаю однушку за тридцать пять, потому что не могу накопить на первоначальный взнос по ипотеке. Потому что половину зарплаты отдаю на съём, треть — на налоги и обязательные платежи, остальное — на жизнь. На машине езжу? Да, на кредитной Весте, которую буду выплачивать ещё три года!
— Ну вот видишь, — она развела руками, — у тебя всё есть. А Марина...
— Марина развелась с алкоголиком год назад, это её выбор был, — я сжал кулаки. — И между прочим, я тогда предлагал ей помощь! Говорил — сними нормальную квартиру, я помогу с оплатой первое время. Она отказалась!
— Да как ты смеешь! — мама развернулась ко мне, и впервые за весь разговор в её голосе появились эмоции. — Марина твоя старшая сестра! Она всегда о тебе заботилась, когда вы маленькие были. Помнишь, как она тебе уроки делать помогала?
Помню. Как же не помнить. Помню, как она "помогала" мне с математикой в седьмом классе, пока сама зависала в телефоне. Помню, как она "заботилась", когда одалживала у меня деньги и забывала вернуть.
— Мама, ты хоть спросила моё мнение? — я старался говорить спокойно, но голос срывался. — Хоть раз подумала, что я тоже твой ребёнок? Что мне тоже хотелось бы иметь эту квартиру, хотя бы в перспективе?
— А что тут думать? — она взяла папку со стола, прижала к груди. — Марина в ней нуждается больше. Всё логично.
Логично. Значит, всё логично.
Я стоял посреди комнаты, где прошло моё детство, где отец учил меня играть в шахматы по вечерам, где мы с мамой пекли пироги на мой день рождения, и не узнавал эту женщину. Передо мной стояла незнакомка с холодным взглядом, которая только что перечеркнула последнюю связь с прошлым.
— Мам, — я сделал глубокий вдох, — ты понимаешь, что эта квартира — единственное, что у меня осталось от отца? Что я рассчитывал... я думал, что когда-нибудь...
— Когда-нибудь ты купишь себе свою, — она махнула рукой. — С твоей-то зарплатой! Вон Сергей, сын Тамары из соседнего подъезда, тоже в айти работает — уже третью квартиру купил, в новостройке!
Сергей, сын Тамары, наследовал от бабушки двушку в центре, продал её за двенадцать миллионов и вложил в бизнес, который развалился за полгода. Потом занял у родителей ещё пять миллионов на "перспективный стартап". Но об этом мама, конечно, не знает.
— Понятно, — я взял куртку с кресла. — Значит, решение принято, документы подписаны. Марина уже знает?
— Конечно! Мы же вместе у нотариуса были. Она так счастлива, Паша! Говорит, теперь Димке будет где уроки делать, свой письменный стол поставят...
Димке. Восьмилетнему племяннику, которого я вижу раз в полгода, потому что Марина предпочитает общаться со мной только когда нужны деньги в долг. Димке будет письменный стол. Замечательно.
— Ладно, — я застегнул молнию на куртке. — Мне пора.
— Ты чего сразу уходишь? — в голосе матери проскользнуло лёгкое раздражение. — Может, чаю попьёшь? Я пирог купила...
— Не хочу чая.
— Паш, ну не дуйся ты! — она подошла, попыталась взять меня за руку, но я отстранился. — Ну что ты как маленький? Я же не со зла! Просто Марине нужнее, вот и всё. Ты же умный, должен понимать.
Умный. Да, я умный. Достаточно умный, чтобы понять, что только что потерял не квартиру. Я потерял что-то большее — иллюзию того, что для матери мы с сестрой равны.
— Я понимаю, — я открыл дверь. — Всё понимаю, мам.
— Ты не обижайся! — крикнула она мне вслед. — Приезжай на следующей неделе, я блинов напеку!
Я не ответил. Спускался по лестнице, мимо облезлых стен и граффити на втором этаже, и пытался сообразить, что чувствую. Злость? Обиду? Предательство?
А может, просто пустоту.
На улице было темно, фонари уже зажглись. Я сел в машину, положил руки на руль и просто сидел. Телефон завибрировал — сообщение от Марины.
"Мам сказала, что ты заходил. Не переживай, братишка, это всё равно семейное! Будет нужно что — обращайся"
Семейное. Конечно.
Я завёл двигатель и поехал к себе, в съёмную однушку на окраине, где меня ждал пустой холодильник и очередная бессонная ночь.
Через три дня Марина сама позвонила. Я как раз сидел на совещании, когда телефон загудел. Имя сестры на экране. Сбросил вызов — перезвонила через минуту. Потом ещё раз.
— Алло, — ответил я, выйдя в коридор.
— Пашка! Наконец-то! — голос у неё был приторно-сладкий, какой бывает у неё только когда что-то нужно. — Слушай, я тут подумала... может, встретимся? Поговорить надо.
— О чём?
— Ну как о чём! О квартире, конечно. Давай сегодня вечером, в том кафе возле твоего дома? Я угощаю!
Угощает. Квартиру получила, теперь угощать вызвалась.
— Хорошо, — сказал я. — В семь.
Она опоздала на двадцать минут. Приехала не одна — с каким-то типом лет сорока, в дорогой кожаной куртке и с золотой цепью на шее. Волосы зачёсаны назад, от него пахло резким парфюмом.
— Паш, знакомься! — Марина сияла. — Это Виктор. Мой... ну, мы вместе.
— Очень приятно, — Виктор протянул руку, пожал мою так, что хрустнули суставы. — Много о тебе слышал. Маринка говорит, ты в компьютерах спец.
— Программист, — уточнил я.
— Да-да, программист, — он сел, развалился на стуле. — Денежная тема сейчас, да? IT и всё такое.
Марина заказала латте и чизкейк, Виктор — виски с колой. Я — просто воду.
— Так вот, братишка, — Марина придвинулась ближе, положила руку мне на плечо. — Я хотела с тобой по-семейному поговорить. Ты ведь не в обиде на маму, правда?
— А должен быть?
— Ну не злись ты, — она скорчила жалостливую мину. — Мама правильно сделала, честно. Мне реально нужнее. У меня Димка растёт, мне надо стабильность обеспечить. А ты молодой, свободный, можешь ещё всего добиться!
— Марин, зачем ты меня позвала?
Она переглянулась с Виктором. Тот кивнул.
— Короче так, — она выдохнула. — Нам нужны деньги. Срочно.
— Что?
— Ну вот квартира теперь моя, да? Но там ремонт нужен капитальный. Обои отваливаются, сантехника старая. Мы с Витей хотим всё обновить, чтобы сдавать потом подороже. Или продать выгоднее.
У меня внутри всё похолодело.
— Продать? Мама в курсе?
— Мама? — Марина махнула рукой. — Мама переедет к нам, мы ей комнату снимем поближе. Нормально всё. Главное, Паш, нам сейчас нужно тысяч четыреста на ремонт. Я подумала, ты мог бы помочь.
Я посмотрел на неё. На её накрашенные губы, на новый айфон на столе, на этого Виктора с его наглой ухмылкой.
— Ты хочешь, чтобы я дал тебе четыреста тысяч на ремонт квартиры, которую мама тебе отдала вместо меня?
— Ну ты же не жадный! — она рассмеялась. — Это ж семья, Паша! Помог бы сестре. Мы потом вернём, когда продадим. С процентами даже.
Виктор наклонился вперёд.
— Слушай, Павел, — он говорил медленно, веско. — Давай по-мужски. Квартира теперь Маринкина, это юридический факт. Мы можем с ней делать что хотим. Но мы идём к тебе навстречу — предлагаем долю от продажи отстегнуть. Процентов десять. Это нормальная сумма будет, миллиона полтора выйдет. За просто так!
— За четыреста тысяч моих денег, — уточнил я.
— Ну это инвестиция, брат! — он хлопнул меня по плечу. — В семейный бизнес. Мы квартиру продадим миллионов за пятнадцать, может, за шестнадцать, если повезёт. Ты получишь свою долю, все довольны.
— А если не продадите?
Марина нахмурилась.
— Да что ты вредничаешь-то! Конечно, продадим! Виктор риелтор, он в теме. У него связи, клиенты. Быстро всё сделаем.
Риелтор. Значит, этот тип уже всё просчитал. Втёрся в доверие к Марине, а та, дура, повелась. Или не дура? Может, они вместе это придумали?
— Нет, — сказал я.
— Что — нет? — Марина вытаращила глаза.
— Нет денег. Нет четыреста тысяч. И не будет.
— Паш, ты чего! — она повысила голос. — Я же сестра твоя! Мы же родные!
— Родные, — повторил я. — Настолько родные, что ты с мамой втихаря квартиру переоформила, даже не предупредив. Настолько родные, что теперь хочешь продать отцовское жильё и забрать все деньги себе.
Виктор откинулся на спинку стула, лицо у него стало жёстким.
— Смотри, парень, — он ткнул пальцем в мою сторону. — Марина по-хорошему с тобой разговаривает. Но квартира — это её собственность. Законная. Захочет — продаст и без твоего мнения. Хочешь остаться вообще ни с чем — твоё дело.
— Виктор, — я встал, — иди куда подальше. И Марину с собой забери.
Сестра вскочила, схватила сумку.
— Ты пожалеешь, Павел! — она была красная от злости. — Думаешь, один такой умный? Мама на моей стороне, все на моей стороне! А ты останешься один!
Они ушли, громко хлопнув дверью. Официантка принесла счёт — четыре тысячи рублей. Виктор со своим виски забыл про обещание "угостить".
Я расплатился и вышел на улицу. Телефон снова завибрировал — мама.
"Пашенька, Марина сказала, ты отказался помочь с ремонтом. Как ты мог? Это же твоя сестра! Она так расстроилась!"
Значит, началось. Теперь мама будет давить, стыдить, обвинять. А Марина с этим Виктором будут выжимать из квартиры всё, что можно.
И я понял: это только начало. Война за отцовское наследство только разгорается.
Следующие две недели мама звонила каждый день. Сначала просила, потом требовала, потом переходила на крик. Марина писала сообщения — то с угрозами, то со слезливыми жалобами на тяжёлую жизнь. Виктор добавил меня в друзья во всех соцсетях и присылал фотографии дизайн-проектов ремонта. Видимо, рассчитывал, что я сдамся.
Но я не сдавался. Вместо этого записался на консультацию к юристу.
— Значит, так, — сказал мне пожилой адвокат Семён Борисович, листая бумаги. — Квартира переоформлена законно, дарственная оформлена правильно. Оспорить можно, но это долго и дорого. Нужно доказывать, что мать была недееспособна или под давлением действовала.
— А она не была, — я откинулся на спинку стула. — Она сама всё решила.
— Тогда шансов мало, — он снял очки, потер переносицу. — Но есть один момент. Если они попытаются продать квартиру быстро, в течение трёх лет после оформления — придётся платить налог. Большой налог. А ещё... если ваша мать там прописана и проживает, выселить её без её согласия они не смогут. Это может осложнить продажу.
Я задумался. Значит, есть варианты.
Через неделю я приехал к маме. Без звонка, просто взял и приехал. Открыла Марина — в домашнем халате, с бигуди на голове.
— Ты зачем приехал? — она загородила проход.
— Я к маме. Пусти.
— Мама не хочет тебя видеть! Ты её расстроил!
— Марин, отойди, — я был спокоен. Странно спокоен. — Или мне участкового вызвать? Это всё-таки квартира, где я прописан. Пока прописан.
Она скрипнула зубами, но отошла.
Мама сидела на кухне, пила чай. Похудела, осунулась. Увидела меня — отвернулась.
— Мам, — я сел напротив. — Мне юрист всё объяснил. Марина хочет продать квартиру и выселить тебя.
— Неправда! — заорала Марина из коридора. — Мы ей жильё снимем!
— Однушку на окраине за пятнадцать тысяч, — продолжил я, глядя маме в глаза. — Юрист говорит, без твоего согласия они не смогут квартиру продать выгодно. Покупатели испугаются проблем. А если ты откажешься выписываться — сделка вообще сорвётся.
Мама молчала. Пальцы её дрожали на ручке чашки.
— Она же моя дочь, — прошептала она. — Марина не предаст.
— Мам, она уже привела риелтора. Они уже считают деньги. Виктор этот — проходимец, он её использует. Проверь сама, если не веришь.
— Паша, хватит! — Марина влетела на кухню. — Мам, не слушай его! Он просто завидует, что я тебе дороже!
— Завидую? — я рассмеялся. — Квартире? Мне не квартира нужна была, Марин. Мне нужно было понимать, что я для матери не пустое место. Что моё мнение хоть что-то значит.
Мама подняла глаза. В них было что-то новое — сомнение.
— Паш, а ты правда... — она запнулась. — Ты правда не можешь им помочь с деньгами?
— Могу, — честно ответил я. — Но не буду. Потому что это не помощь, мам. Это вымогательство. Они получили квартиру — и сразу пришли за деньгами. За моими деньгами, на квартиру, которую ты мне не оставила.
Повисла тишина. Марина стояла у двери, красная, злая. Мама смотрела в чашку.
— Мне пора, — я встал. — Мам, подумай. Пока не поздно.
Прошёл месяц
Я не звонил, не писал. Работал, жил своей жизнью. Снял новую квартиру — получше, в нормальном районе. Дороже, но мне уже было всё равно. Копить на первоначальный взнос больше не было смысла — зачем, если семья всё равно не поддержит?
А потом, поздно вечером, позвонила мама.
— Паша, — голос дрожал. — Я всё поняла. Марина... она договор на продажу подписала. Без моего ведома. Говорит, что я дала согласие, а я не помню. Я... я не знаю, что делать.
Я закрыл глаза. Вот оно.
— Мама, завтра утром поедешь к моему юристу. Я всё оплачу. Он поможет.
— Пашенька, я... прости меня, — она заплакала. — Я так ошибалась. Так ошибалась насчёт Марины. Насчёт тебя. Я думала...
— Не надо, — перебил я. — Не сейчас. Просто приезжай завтра к юристу. Семён Борисович умный, что-нибудь придумаем.
Она всхлипнула и положила трубку.
Я вышел на балкон, закурил — хотя бросил полгода назад. Город внизу светился огнями. Где-то там, в пяти километрах, в квартире, где прошло моё детство, Марина с Виктором праздновали победу. Считали будущую прибыль. Радовались, что обманули старуху.
Но победа их была временной. Я знал: когда юристы вступят в дело, когда мама опомнится и начнёт действовать — всё изменится. Не факт, что квартира вернётся. Но и им не достанется так просто.
А я... я уже не хотел этой квартиры. Серьёзно. Мне не нужна была жилплощадь, пропитанная ложью и предательством. Мне нужно было другое — начать строить свою жизнь. Без оглядки на маму, без надежд на наследство, без иллюзий про семейные ценности.
Телефон завибрировал. Сообщение от начальника: "Павел, есть предложение. Новый проект, повышение, зарплата плюс сорок процентов. Обсудим в понедельник?"
Я усмехнулся. Вот это поворот.
Допил остывший кофе, затушил сигарету и вернулся в квартиру. Маленькую, съёмную, но свою. Где никто не мог сказать мне, что я недостаточно хорош. Где никто не делил наследство и не считал чужие деньги.
И знаете что? Впервые за последний месяц мне стало легко дышать.