Надежда Михайловна пересчитывала деньги на кухонном столе. Пенсию принесли вчера, двадцать восемь тысяч четыреста рублей. Она работала учительницей математики сорок два года, имела звание «Заслуженный учитель», выслугу и северные надбавки — пенсия получилась хорошая, выше средней. Надежда Михайловна этим гордилась. Заработала честным трудом, своим умом и силами.
Разложила по конвертикам: на квартплату, на лекарства, на продукты, на непредвиденное. Оставшееся — в жестяную коробку из-под печенья, которую прятала в шкафу за полотенцами. Копила на новые очки — старые уже не подходили, в глазах двоилось.
В дверь позвонили. Надежда Михайловна глянула на часы — половина десятого утра. Рано для гостей. Посмотрела в глазок и удивилась: сын Игорь. Он заходил редко, обычно по праздникам, и всегда предупреждал заранее.
Она открыла дверь. Игорь стоял на пороге — помятый какой-то, невыспавшийся. Пахло от него табаком, хотя он вроде бросил курить.
— Сынок? Что случилось?
— Привет, мам. Поговорить надо.
Он прошёл на кухню, сел на табуретку. Надежда Михайловна засуетилась — чайник, чашки, печенье. Игорь отмахнулся.
— Не надо, мам. Сядь, поговорим.
Она села напротив, сложила руки на коленях. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Сорок лет растила сына, знала каждую его интонацию. Сейчас он был напряжён, как перед экзаменом.
— Мам, у меня проблемы.
— Какие проблемы?
— С деньгами. Бизнес не идёт, кредит висит, Ленка пилит каждый день.
Надежда Михайловна кивнула. Невестку Лену она не любила — та была из тех женщин, которые всегда недовольны. Дом не такой, машина не такая, муж зарабатывает мало. Игорь ради неё ушёл с хорошей работы в завод, открыл какой-то магазин автозапчастей. Надежда Михайловна тогда отговаривала, но он не послушал.
— И что ты хочешь?
Игорь помялся. Потёр шею, посмотрел в окно.
— Пенсия у тебя хорошая, зачем тебе столько? — сказал сын и попросил отдавать ему половину. — Ну, пока не встану на ноги. Временно.
Надежда Михайловна не сразу поняла. Переспросила:
— Половину пенсии?
— Ну да. Четырнадцать тысяч. Тебе одной много не надо, а мне бы очень помогло. Хотя бы полгода.
Она молчала. В голове крутились цифры — те самые конвертики. Квартплата — шесть тысяч. Лекарства от давления и от суставов — три с половиной. Продукты — хотя бы восемь, если экономить. Это уже семнадцать с половиной. А ещё телефон, свет, интернет, который внучка Полина настояла подключить, чтобы звонить по видеосвязи.
— Сынок, у меня не останется на жизнь.
— Да ладно, мам. Ты же почти не ешь. И лекарства эти — половина не нужны, врачи специально выписывают, чтобы аптеки наживались.
— Игорь, я без этих лекарств в больницу попаду.
— Не попадёшь. Бабушка до девяноста лет дожила без всяких таблеток.
Надежда Михайловна смотрела на сына и не узнавала его. Когда он успел стать таким? Тем мальчиком, которого она водила за руку в школу, которому читала сказки на ночь, которому отдавала последний кусок мяса, а сама ела хлеб с чаем?
— Я не могу отдать тебе половину пенсии, — сказала она. — Мне самой не хватит.
— Мам, ну пойми. Мне реально плохо. Лена грозится уйти, если я не разберусь с долгами. Полинку заберёт.
Полинка. Внучка. Двенадцать лет, глаза как у Игоря в детстве — большие, карие. Надежда Михайловна её обожала, хотя виделись редко — Лена не любила возить дочь к свекрови.
— Сколько у тебя долг?
— Триста тысяч. По кредиту.
— Триста?
— Ну да. Брал на развитие бизнеса, а он не пошёл.
Надежда Михайловна прикинула в уме. Четырнадцать тысяч в месяц — это за полгода восемьдесят четыре тысячи. Капля в море. Долг не закроет, а её оставит без средств.
— Сынок, даже если я буду отдавать тебе половину, это не решит проблему.
— Но хоть что-то! Хоть проценты платить!
— А дальше? Через полгода что?
— Там разберёмся. Может, бизнес пойдёт.
— А если не пойдёт?
Игорь вскочил, прошёлся по кухне.
— Мам, ты что, жалеешь для родного сына? Я твоя кровь! Ты обязана помочь!
— Обязана?
— Ну а как? Родители должны помогать детям.
Надежда Михайловна почувствовала, как внутри поднимается что-то давно забытое. Не обида даже — усталость. Тяжёлая, многолетняя.
— Я помогала тебе всю жизнь, Игорь. Растила одна, после того как отец ушёл. Работала на двух работах, чтобы ты в институт поступил. Квартиру тебе купить помогла, когда вы с Леной поженились. Машину первую оплатила. А теперь ты хочешь забрать мою пенсию?
— Не забрать, а занять!
— Ты ни разу не вернул то, что занимал.
Игорь замолчал. Это была правда, и оба это знали. За последние десять лет Надежда Михайловна дала ему в общей сложности больше двухсот тысяч — на ремонт, на отпуск, на всякие «срочные нужды». Ни копейки не вернулось.
— Это другое было, — буркнул он.
— Чем другое?
— Там суммы маленькие.
— Для меня — большие. Я на эти деньги могла бы дачу отремонтировать. Или съездить куда-нибудь. Я за всю жизнь дальше Сочи не выбиралась.
— Ну и съезди. Кто тебе мешает?
— Денег нет. Потому что я их тебе отдавала.
Они сидели молча. За окном шумел город — машины, голоса, лай собаки. Обычное утро обычного дня. А у Надежды Михайловны рушился мир.
— Значит, не дашь? — спросил Игорь.
— Не дам половину пенсии. Это невозможно.
— А сколько дашь?
Надежда Михайловна задумалась. Хотела сказать «нисколько» — и не смогла. Всё-таки сын. Всё-таки кровь.
— Три тысячи в месяц. Больше не могу.
— Три тысячи? Это же копейки!
— Это то, что я могу отложить, если буду экономить на всём.
Игорь поднялся, надел куртку.
— Знаешь, мам, я думал, ты меня любишь. А ты, оказывается, деньги любишь больше.
— Игорь...
— Не надо. Всё понятно. Пойду.
Он ушёл, хлопнув дверью. Надежда Михайловна осталась сидеть на кухне, глядя на остывший чайник. Руки дрожали.
Позвонила подруге Тамаре — они дружили ещё со школы, всю жизнь делились радостями и горестями. Рассказала всё.
— Надя, ты правильно сделала, — сказала Тамара. — Нельзя отдавать пенсию. Это твои деньги, ты их заработала.
— Но он мой сын.
— И что? Сын — взрослый мужик, сорок два года. Пусть сам решает свои проблемы. А ты что, на хлебе и воде сидеть будешь?
— Он обиделся.
— Переживёт. Знаешь, сколько таких историй? У Клавдии дочка всю пенсию забирает, старуха в долг у соседей продукты берёт. Это нормально, по-твоему?
— Нет, конечно.
— Вот и не давай. И вообще, это он тебе должен помогать, а не наоборот.
Надежда Михайловна повесила трубку и долго сидела в тишине. Тамара была права, но легче от этого не становилось.
Игорь не звонил две недели. Надежда Михайловна сама не звонила — гордость не позволяла. Или страх услышать снова эти слова про деньги и нелюбовь.
Позвонила Полинка — внучка.
— Бабуль, привет! Как ты?
— Хорошо, солнышко. Ты как?
— Нормально. Бабуль, а правда, что папа у тебя деньги просил, а ты не дала?
Надежда Михайловна замерла.
— Кто тебе сказал?
— Мама с папой ругались, я слышала. Мама говорила, что ты жадная и эгоистка.
Голос внучки был растерянным. Двенадцать лет — возраст, когда начинаешь понимать, что взрослые не всегда правы, но ещё не знаешь, кому верить.
— Полина, это сложная история. Папа попросил у меня половину пенсии, но мне самой не хватает на жизнь.
— Половину? Это много?
— Это четырнадцать тысяч рублей каждый месяц. А у меня на лекарства уходит три с половиной.
— Ого. Я не знала, что лекарства такие дорогие.
— Дорогие, солнышко. И квартплата, и продукты. Бабушка не богатая, просто пенсия чуть выше средней.
Полинка помолчала.
— Бабуль, а можно я к тебе приеду? На выходных?
— Конечно, можно. Я пирожков напеку.
— Ура! Только маме не говори пока, ладно?
— Хорошо.
Полина приехала в субботу — сама, на автобусе. Двенадцать лет, а уже самостоятельная. Надежда Михайловна накормила её пирожками, напоила чаем с вареньем. Они сидели на кухне и разговаривали — о школе, о подружках, о мальчике Серёже из параллельного класса.
— Бабуль, а почему взрослые так много ругаются из-за денег? — спросила вдруг Полина.
— Потому что деньги — это возможности. Кто-то хочет больше, чем имеет.
— А папа много хочет?
Надежда Михайловна вздохнула.
— Папа запутался, солнышко. Он думал, что бизнес будет приносить деньги, а не получилось. Теперь не знает, как выбраться.
— А ты могла бы помочь?
— Я предложила три тысячи в месяц. Это всё, что могу.
— А он отказался?
— Обиделся.
Полина задумалась, накручивая на палец прядь волос.
— Бабуль, а я когда вырасту, не буду просить у тебя деньги. Я сама заработаю.
— Умница моя.
Игорь позвонил через месяц. Голос был другой — тихий, виноватый.
— Мам, привет.
— Привет, сынок.
— Я хотел извиниться. За тот разговор. Я был неправ.
Надежда Михайловна молчала, ждала продолжения.
— Полинка приезжала к тебе, да? Она мне потом такое выдала... Сказала, что я веду себя как маленький. Что ты всю жизнь на меня работала, а я у тебя последнее отнять хочу.
— Умная у тебя дочь.
— В тебя пошла. Мам, прости. Я правда не думал, что тебе так тяжело. Думал — пенсия большая, живёшь одна, куда тебе столько?
— Теперь понимаешь?
— Понимаю. Лена тоже... Она извиниться хочет. За то, что наговорила.
— Пусть приезжает.
— Правда?
— Правда. Вы моя семья. Я обижаюсь, но не отрекаюсь.
Они приехали в следующие выходные — все втроём. Лена держалась скованно, но принесла торт и цветы. Игорь возился с краном на кухне, который давно подтекал. Полинка показывала бабушке фотографии в телефоне.
За обедом Игорь сказал:
— Мам, я магазин закрываю. Нашёл работу на заводе, как раньше. Зарплата нормальная, стабильная. Кредит буду выплачивать сам, без твоих денег.
— Это правильное решение.
— И ещё. Те деньги, что ты мне давала раньше — я посчитал. Двести тысяч с лишним. Буду возвращать. Понемногу, но буду.
— Не надо, Игорь. Забудь.
— Нет, мам. Надо. Полинка права — я вёл себя как маленький. Пора взрослеть.
Надежда Михайловна смотрела на сына и видела в нём того мальчика, которого водила за руку в школу. Он всё ещё был там, внутри. Просто заблудился на время.
— Хорошо, — сказала она. — Но не торопись. Сначала разберись с кредитом.
После обеда они гуляли во дворе. Полинка качалась на качелях, Лена разговаривала с соседкой. Игорь шёл рядом с матерью, подстраиваясь под её медленный шаг.
— Мам, прости меня ещё раз.
— Уже простила.
— Ты лучшая мать на свете. Я это забыл, но теперь вспомнил.
Надежда Михайловна улыбнулась. На душе было легко — впервые за этот долгий месяц.
Вечером, когда гости уехали, она достала жестяную коробку из-под печенья. Пересчитала деньги — на очки почти накопила. Ещё месяц-другой, и можно будет пойти в оптику.
А пока — жизнь продолжалась. Со своими радостями и горестями, с детьми, которые иногда забывают о благодарности, и внуками, которые напоминают им об этом.
И это было хорошо.
🔔 Чтобы не пропустить новые рассказы, просто подпишитесь на канал 💖
Самые обсуждаемые рассказы: