Арсений сверялся с распечаткой в дрожащей руке. Адрес был точен: дом 7, квартира 16. Шестой этаж. Он поднял глаза по серой стене, утыканной балконами с развешенным бельем, и почувствовал, как подкатывает тошнота. Где-то там, за одним из этих окон, жила его жена.
Дорога в плацкарте была кошмаром. Он не спал всю ночь, прислушиваясь к храпу соседей, глядя в темное окно, в котором отражалось его изможденное лицо. Он репетировал речь. Что скажет? Как посмотрит? Он представлял себе миллион вариантов: она бросится ему в ноги, она будет плакать, она объяснит, что все это страшная ошибка, что ее загипнотизировали, похитили.
Нижний встретил его хмурым утром и пронизывающим ветром с Волги. Он нашел этот дом на окраине, утопающий в грязи и сугробах. Двор был пуст. Дети в школу, взрослые на работу. Он подошел к подъезду. На двери — домофон с кодовым замком. Он тупо смотрел на панель с кнопками. Его план, если он вообще был, не предусматривал этой преграды. Он мог позвонить в любую квартиру, попросить открыть, соврав что-то… но его язык немел.
Он уже решил, что будет ждать, пока кто-то выйдет или войдет. К подъезду, шаркая ногами, подошла пожилая женщина с тяжелой сумкой на колесиках. Она с трудом рылась в кармане, ища ключ. Арсений, движимый желанием поскорее попасть в подъезд, сделал шаг вперед.
— Разрешите, я вам помогу, — его голос прозвучал сипло.
Старушка взглянула на него усталыми глазами, кивнула. Он взял ее сумку, пока она доставала ключ-таблетку. Щелчок, дверь открылась.
— Спасибо, милок, — буркнула она и, пропустив его вперед с сумкой, пошла за ним внутрь.
Он оказался в подъезде, пахнущем сыростью, старой краской и еще чем-то кислым — то ли мусоропровод, то ли безнадежность. Лифт, если он и был, не работал или выглядел настолько зловеще, что старушка, забрав сумку, просто махнула рукой и поплелась к лестнице. Арсений пошел за ней.
На площадке шестого этажа было три квартиры. Вот и квартира 16.
Он замер перед дверью. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Он поднял руку, сжал ее в кулак, но так и не смог постучать. Вместо этого он прижал ухо к холодной деревянной поверхности. Тишина. Абсолютная. Ни голосов, ни шагов, ни звука телевизора. Он всё таки постучал, ответа нет.
— Нет никого, — прошептал он сам себе. Подожду
Он спустился во двор, нашел скамейку с видом на подъезд, закурил. Сигареты он бросил пять лет назад, когда родился Леша. Сегодня утром купил первую пачку. Дым щипал горло, но давал иллюзию занятости, хоть какого-то действия. Он сидел так час. Два. Прошел какой-то мужик с собакой. Потом девушка с коляской. Потом старушка с сеткой-авоськой. Никакой Тамары. Никакого высокого мужчины в кожаной куртке с фотографии.
Мысли крутились, как бешеные хомяки в колесе. А что, если детектив ошибся? Что если это не та квартира? Что если она уже ушла от этого Дмитрия и сейчас где-то одна, ждет, что он ее найдет? Но тут же всплывало другое, более страшное предположение. А что, если она счастлива? Что если она прямо сейчас смеется, с ним живет той самой жизнью «для себя», о которой говорила? Эта мысль жгла изнутри, как кислота.
К обеду он продрог насквозь. Он пошел в ближайший магазин у дома, купил стакан чая и снова вернулся на свою скамейку. Он стал замечать детали. На балконе квартиры 16 висела куртка синего цвета. Такая же была у Тамары. Он узнал ее. Значит, здесь. Значит, правда. Это осознание ударило с новой силой.
И вот, когда солнце уже начало клониться к горизонту, окрашивая панельные стены в грязно-розовый цвет, появились они.
Дмитрий. Высокий, в той самой кожаной куртке с фотографии, в модных джинсах. Он что-то говорил идущей рядом Тамаре. Она была не такой, как дома. Дома она носила растянутые свитера и удобные джинсы. Здесь на ней была короткая юбка, сапоги на каблуке, яркая шляпка. Волосы, которые она обычно собирала в хвост, были распущены и лежали на плечах волнами. Она смеялась звонко, беззаботно, запрокинув голову. Такой смех Арсений не слышал от нее годами.
Дмитрий обнял ее за плечи, притянул к себе. Она прильнула к нему легко, естественно. Они шли через двор, обнявшись, слившись в один силуэт, веселые, красивые, счастливые.
Арсений встал со скамейки. Ноги стали ватными. Весь мир — грязный двор, площадка, качели, панельные коробки — поплыл перед глазами, потеряв краски и смысл. Остались только они двое. И этот смех. Этот ужасающе счастливый смех.
Он не помнил, как пошел к ним на встречу. Он просто двигался на автомате. И тут Тамара, поправляя шарф, взглядом скользнула по нему. Её взгляд прошел мимо него, и тут же, с испуганной быстротой, вернулся. Улыбка с ее лица исчезла, как будто ее сдуло тем самым ледяным ветром. Глаза округлились. Губы беззвучно сложились в слово «Арсений?».
Она остановилась, вырвавшись из объятий Дмитрия. Тот тоже обернулся, нахмурившись.
— Тамара, — сказал Арсений. Его голос прозвучал хрипло, глухо, будто доносился из глубокой ямы.
— Что ты здесь делаешь? — выпалила она. В ее голосе не было радости. Был испуг, раздражение, досада.
— Я здесь делаю? А ты что здесь делаешь, Тома? И кто этот… мужчина? — Арсений кивнул в сторону Дмитрия, который оценивающе его разглядывал.
Дмитрий выпрямился, засунул руки в карманы куртки.
— Том, все в порядке? Кто это?
— Я — муж, — жестко сказал Арсений, не отрывая взгляда от Тамары. — Арсений. А ты, видимо, тот самый Дмитрий.
Наступила тяжелая пауза. Дмитрий презрительно фыркнул.
— О, вот как. Ну, здравствуй, муж. Тома, я подожду тебя у аптеки. Разберись со своим… прошлым.
Он бросил на Арсения уничижительный взгляд, развернулся и отошел в сторону, доставая сигареты.
Тамара потянула Арсения за рукав в сторону, к подъезду.
— Ты как меня нашел? Ты следил за мной? — зашипела она.
— Нашел. Да. Ты же просто «ушла подумать». Я думал, ты на скамейке в парке сидишь и о вечном размышляешь. А ты, я смотрю, в другом городе новую жизнь строишь. Уже и внешность сменила. Стильная.
— Не начинай! — ее глаза вспыхнули. — Я имею право на счастье!
— А я? А Леша? Мы что, помеха твоему счастью были? Десять лет, Тома! Ребенок! И ты просто берешь и сбегаешь с первым встречным?
— Он не первый встречный! — выкрикнула она, и в ее голосе зазвенели истеричные нотки. — Это Дмитрий! Митя! Мы… мы учились вместе. Это была огромная любовь, ты ничего не понимаешь! Я увидела его фото в интернете. И мы стали переписываться. И я все поняла. Я все эти годы жила не своей жизнью! А он… он сказал, что всегда думал обо мне. Он разведен, у него никого нет. Он предложил начать все с чистого листа. Уехать.
— Не ври, Тома. Ты познакомилась с ним на сайте знакомств — холодно, сквозь зубы, проговорил Арсений.
Тамара замолчала, словно ее хлопнули по лицу. Еще секунду назад пылавшие праведным гневом глаза вдруг запаниковали, заметались.
— Откуда ты… — начала она, но тут же передумала, и ее тон сменился на оправдательно-жалобный.
— Ладно… да. Но это не просто сайт! Это все равно была судьба! Лена, моя одноклассница, с которой я иногда переписываюсь в соцсетях, написала мне: «Представляешь, наш Дима Иванов развелся, я его фото на сайте знакомств видела!». Она знала, что у нас с ним в школе… что мы были близки. Я зашла, посмотрела на его анкету… и все, Арсений, просто накрыло! Воспоминания, чувства… Я зарегистрировалась там только для того, чтобы написать ему. Только для этого! Это был он. Тот самый человек. И мы начали общаться… и поняли, что все эти годы думали друг о друге. Что между нами — не просто юношеский роман, а нечто настоящее, нерастраченное. И вот теперь мы вместе. Это судьба!
Арсений слушал этот витиеватый, пафосный вздор, и ему хотелось расхохотаться или разбить головой стену. «Судьба». «Нерастраченное». «Накрыло». Романтика для дешевого сериала, купленная ценой лжи, предательства и слез пятилетнего ребенка.
— Судьба, — повторил он с горькой, уничтожающей издевкой. — Судьба, которая свелась к тому, что ты, замужняя женщина, мать, тайком завела анкету на сайте для одиноких и стала флиртовать с бывшим одноклассником. И это та самая «огромная любовь»? По переписке, Тома? Ты даже не знала, каким он стал человеком за эти годы! Ты променяла реальную семью на виртуальную сказку, которую сама себе сочинила!
— И Лёшу? О Лёше ты подумала в своем порыве к «чистому листу»?
Ее лицо исказилось. Она отвела взгляд, стала теребить перчатку.
— Дмитрий… он пока не хочет детей. Ни своих, ни чужих. Ему нужно время. А Лёша… он же уже большой. Он с тобой. Ты прекрасный отец. Вы справитесь.
— Как справимся? — закричал Арсений, теряя последние остатки самообладания. — Он плачет по тебе каждую ночь! Он спрашивает, почему мама его не любит! Ты променяла сына на этого… этого проходимца из прошлого, которого ты не видела сто лет! Ты вообще в своем уме? Наша семья, наш дом, наши общие годы — это все ничего не стоило?
— Не кричи на меня! — огрызнулась она. — Я имею право на свою жизнь! Я столько лет жила для вас, для дома! Хватит! Я тоже хочу любить и быть любимой!
— Так люби! Но зачем было ломать все? Зачем было врать и убегать, как последняя трусиха? Ты могла все сказать мне в лицо!
— Сказать? А что бы ты сделал? Уговаривал бы, умолял, давил бы чувством долга! Я не хотела сцен! Я хотела просто уйти!
В этот момент к ним подошел Дмитрий, докурив сигарету.
— Все, Том, заканчивай этот цирк. Идем. — Он взял ее за локоть.
— Не трогай ее, — рыкнул Арсений, шагнув вперед.
— Ой, отстань, дружок, — Дмитрий презрительно усмехнулся. — Дело сделано. Женщина выбрала. Уезжай-ка ты отсюда, пока цел. Не порть нам настроение.
Что-то в Арсении оборвалось. Все накопленные за месяц боль, унижение, ярость вырвались наружу. Он рванулся к Дмитрию, толкнул его в грудь.
— Ты молчи! Ты семью разбил, гад!
Дмитрий, не ожидавший такого, отшатнулся, но тут же выпрямился. Его лицо перекосила злоба.
— Ах ты….! — Он коротко, точно, ударил Арсения кулаком в солнечное сплетение.
Воздух с хрипом вырвался из легких. Арсений согнулся, охватив живот. Мир потемнел. Он услышал визг Тамары: «Митя, перестань!» Но Дмитрий уже замахивался для второго удара. Инстинкт самосохранения и ясная, как удар колокола, мысль — «Леша» — заставили Арсения отскочить. Он отпрянул, поднял руки в защищающем жесте.
— Всё, я понял, — с трудом выдохнул он, выпрямляясь. Боль разливалась по всему телу. Но боль в душе была сильнее. Он посмотрел на Тамару. Она стояла, прижав руки ко рту, глаза полные не страха за него, а страха перед скандалом, перед тем, что ее новая, красивая жизнь дает трещину.
— Ты выбрала, — тихо сказал Арсений. — Живи с этим. Но знай, обратной дороги к нам не будет. Никогда.
Он развернулся и пошел прочь, не оглядываясь. Сзади донесся голос Дмитрия: «И чтобы я тебя больше не видел!» и сдавленные всхлипы Тамары. Он не обернулся. Он шел по незнакомому городу, и каждый шаг отдавался болью в животе и оглушительной, всесокрушающей болью в сердце. Последние иллюзии развеялись, как дым. Она не жертва. Она не заблудшая овечка. Она — эгоистичная, жестокая дура, променявшая реального сына и живого мужа на картинку из прошлого. И она была счастлива. Пока он бился в агонии, она смеялась.
Дорога домой в пустом ночном плацкарте была похожа на возвращение с войны, где он потерпел сокрушительное поражение. Он смотрел в черное окно, но видел не свое отражение, а лицо Леши. Его маленького, доверчивого сына, который ждал маму. И четкая, холодная мысль, выкристаллизовавшаяся из душевного урагана, встала в голове, как стальной стержень: «Теперь всё только на мне. Я его не подведу. Никогда».
Финал истории уже здесь
Эта встреча была такой, как вы ожидали? Чьи чувства вам ближе — ярость Арсения или оправдания Тамары? Поделитесь своим мнением в комментариях.
Если история берет за душу, поставьте лайк. Сделайте репост, это помогает каналу развиваться. Подписывайтесь — в финальной части ждет трудное возрождение и горькие уроки прошлого.
Вот ещё история, которая может вам быть интересна