— Заезжай за мной в семь, я буду ждать на площади, — сказала Елена, глядя в окно такси на проплывающие мимо унылые осенние дачи. — Да, я всё помню, спасибо, что не бросила. Доеду, распакуюсь и сразу к тебе.
Она положила телефон на колени и прикрыла глаза. В горле першило, а в висках пульсировала знакомая боль, предвещающая полноценную мигрень. Поездка с коллегами на выходные, которая должна была стать отдыхом, превратилась в сущий ад. Сначала отравился шашлыком кто-то из бухгалтерии, потом пошёл бесконечный дождь, а к утру воскресенья у неё самой раскалывалась голова, и всё тело ломило, будто её переехал асфальтовый каток. Коллеги уговаривали остаться, но Елену неудержимо тянуло домой, в свою чистую, просторную спальню, под бок к тёплому и, как она думала, скучающему без неё мужу.
— Может, всё-таки останешься? — настойчиво предлагала Ольга, начальник отдела кадров, провожая её до такси. — Завтра вместе и поедем.
— Нет, я не могу. У меня голова... Мне нужно домой, — упрямо качала головой Елена. Дом был её лекарством, единственным местом, где боль отступала.
Она представила, как удивится Максим, увидев её на пороге на сутки раньше. Может, даже испугается, подумает, что что-то случилось. Эта мысль заставила её слабо улыбнуться. Она пришлёт ему смс, когда будет подъезжать к дому. Нет, лучше не будет. Сделает сюрприз. Войдёт тихонько, а он будет смотреть футбол или работать за компьютером в гостиной. Обнимет сзади, почувствует его знакомый, родной запах.
Таксист уточнил адрес:
— На Ласточкина, 42, вы сказали?
— Да, — кивнула Елена, снова глядя в окно. — Прямо к подъезду, пожалуйста.
Город встретил её серым, промозглым вечером. Фонари зажигали мутные жёлтые круги в поднимающемся с асфальта тумане. «Район спит», — подумала Елена. Её район, её улица, её дом. Место, где она была в полной безопасности. Она сняла здесь квартиру ещё до замужества, а потом они с Максимом вместе делали в ней ремонт, выбирали обои, спорили о цвете кухни. Каждый уголок здесь был наполнен их общими воспоминаниями.
Она расплатилась с таксистом, взяла свою дорожную сумку на колёсиках и задержалась на секунду у подъезда, глядя на тёмные окна своей квартиры на третьем этаже. «Спит, наверное», — с нежностью подумала она о муже. Или смотрит кино. В гостиной у них был огромный диван, на котором Максим обожал растянуться с ноутбуком. Она представила, как заварю им обоим чаю с мёдом, лягут рядышком, и он будет рассказывать, как провёл эти два дня без неё.
Дверь подъезда с лёгким щелчком захлопнулась за ней, и её охватила знакомая, уютная тишина. Она медленно поднялась на третий этаж, стараясь не греметь колёсиками сумки. У двери квартиры она на мгновение замерла, прислушиваясь. Ничего. Тишина.
Ключ бесшумно вошёл в замочную скважину. Елена повернула его, стараясь не щёлкнуть. Дверь открылась. В прихожей горел свет. Видимо, Максим оставил для неё, хоть она и не должна была вернуться. Мило.
Она поставила сумку, сняла пальто и промокшие сапоги. На вешалке висела знакомая куртка Максима, а рядом… Елена нахмурилась. Рядом висело лососёвое пальто Светланы. Её подруги. Странно. Муж Светы, Игорь, должен был вернуться из командировки только завтра. Наверное, заскочила посидеть, поболтать с Максимом, пока её нет. Хотя… в воскресенье вечером? Света обычно в это время готовилась к неделе, разбирала вещи Игоря. Может, поссорились? Но тогда бы Света позвонила ей, Елене, а не пошла к её мужу.
Елена на цыпочках прошла в гостиную. Телевизор был выключен. На диване лежала женская сумочка — та самая, кожаная, которую они с Светой выбирали вместе в прошлом месяце. Елена почувствовала лёгкий укол беспокойства, но тут же отогнала его. Максим и Света — друзья. Они всегда хорошо ладили. Он даже называл её «своей второй жёной» в шутку, конечно. Она вспомнила, как пару недель назад они все вместе ужинали, и Светлана, уже изрядно выпив, положила руку Максиму на плечо и сказала:
— Какой же ты у нас молодец, Макс! Настоящий мужчина! — Елена тогда лишь улыбнулась, списав всё на алкоголь и раскрепощенность подруги.
Она хотела было позвать, но остановилась. В квартире стояла та самая, особая, приглушённая тишина, которая бывает только ночью, когда все спят. Её ноги сами понесли её дальше, по коридору, в сторону спальни. Дверь была приоткрыта. Из щели пробивалась тонкая полоска света. Значит, не спят?
Она толкнула её, и её обдало тёплым, спёртым воздухом, пахнущим дорогими духами Светланы, которые та носила годами, и знакомым мужским одеколоном Максима. Запахи смешались в один, тяжёлый и густой.
И тогда она их увидела.
В их кровати. В их большой, супружеской кровати, которую они выбирали вместе, с таким трудом затаскивая на третий этаж, под тёмно-синим бархатным покрывалом, которое так любила Елена, спали двое.
Максим лежал на спине, одна рука закинута за голову, другая покоилась на голом плече Светланы. А Светлана… её подруга, которую она знала со студенческих лет, с которой они делили и радости, и горести, которая была крёстной матерью их старшей дочери… Светлана спала, прижавшись щекой к его плечу, с выражением безмятежного, почти детского счастья на лице. Её распущенные каштановые волосы раскидались по подушке Елены. На прикроватной тумбочке с её стороны стояла её любимая кружка с кофе, которую Елена считала безвозвратно утерянной.
У Елены перехватило дыхание. Сердце не заколотилось, не выпрыгнуло из груди — оно, казалось, просто остановилось, замерло куском льда где-то в горле. В ушах зазвенела абсолютная, оглушительная тишина. Она не почувствовала ни гнева, ни боли. Только всепоглощающий, парализующий шок. Её мир, состоящий из прочного, проверенного годами фундамента — семьи, дружбы, доверия — рухнул беззвучно, в одно мгновение, оставив после себя лишь пустоту и этот густой, сладковатый запах предательства.
Она заметила детали, которые врезались в память, как острые осколки: брошенный на стуле чёрный кружевной бюстгальтер Светланы, её туфли, небрежно скинутые у кровати, пустую бутылку дорогого красного вина на туалетном столике — того самого, что Максим припас на её, Еленино, день рождения. Каждая деталь была ножом, но боль ещё не пришла. Её отключило.
Она не помнила, как вышла из спальни. Её ноги сами понесли её обратно, в прихожую. Действуя с автоматической, отточенной точностью робота, она надела сапоги, пальто, взяла сумку. Взгляд упал на связку ключей, лежавшую на тумбочке. Ключи от машины Максима. От почтового ящика. И один — маленький, серебристый, от квартиры Светланы, который та дала ей год назад на случай, если забудет свой, когда Игорь будет в отъезде.
Елена взяла свои ключи, оставив связку мужа на месте. Её пальцы не дрожали. Внутри была лишь ледяная пустота.
Она снова вышла в подъезд, снова спустилась по лестнице. Холодный ночной воздух обжёг лёгкие. Она прошла два квартала, не видя и не слыша ничего вокруг, и остановилась у первой попавшейся гостиницы с неоновой вывеской «Суточная».
— Вам номер? — безразлично спросил дежурный, молодой парень с наушником в ухе.
Елена кивнула. Она достала деньги из кошелька, протянула их. Её голос прозвучал ровно и спокойно.
— На одну ночь.
Ей дали ключ-карту от номера на втором этаже. Комната была маленькой, безоконной, заставленной дешёвой мебелью и пахла хлоркой и старыми коврами. Елена бросила сумку на пол, села на край кровати и уставилась в стену. Мигрень, мучившая её весь день, куда-то испарилась. Её тело онемело, разум был чист и пуст, как вымороженная степь.
И тут шок начал медленно отступать, как морозные узоры на стекле, уступающие место теплу. И из-под него стала проступать картина. Не та, что была в спальне, а другая — картина их жизни. Последних лет.
Вспомнилось, как Светлана всё чаще жаловалась на Игоря, на его вечные командировки, на охлаждение между ними.
— Вам с Максимом повезло, — говорила она, задумчиво крутя в пальцах бокал с вином. — Он такой внимательный, такой надёжный. Настоящая опора. Мой только деньги приносит, а душа у него там, в его бесконечных бизнес-проектах.
Вспомнилось, как Максим всё чаще «задерживался на работе» или ездил в «внезапные командировки», которые всегда совпадали с отъездами Игоря. Как он стал больше внимания уделять своей внешности, купил новые дорогие часы, стал чаще ходить в спортзал.
— Хочу быть в форме для тебя, дорогая, — говорил он тогда, а она, дура, умилялась.
Вспомнилось, как именно Света неделю назад уговаривала её поехать на эти выходные с коллегами.
— Тебе нужен отдых, Лена! Развейся! Ты вся в работе и доме замылилась. Максим взрослый мужчина, сам справится. А я зайду, проверю его, накормлю, если что. Не волнуйся!, трогательная такая забота подруги о её муже..
И она, дура, благодарила. Теперь эти слова звучали цинично и отвратительно.
Они не просто изменяли. Они жили этой двойной жизнью, вероятно, годами.
Боль пришла позже. Острая, рвущая изнутри. Она сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. По щекам текли слёзы, но она даже не замечала их. В горле встал ком, мешающий дышать. Она вспомнила их общую дочь, Катю, которую Светлана нянчила, которую называла «моя крестница». Вспомнила, как они все вместе отмечали праздники, как Светлана помогала ей выбирать Максиму подарки. Вся их общая жизнь, вся дружба оказалась грандиозной, продуманной ложью.
И тогда боль сменилась чем-то другим. Чем-то холодным, твёрдым и безжалостным. Чувством, которого она никогда раньше в себе не знала. Не яростью. Не отчаянием. А ледяной, безразличной решимостью. Это была не эмоция, а состояние. Состояние хищника, загнанного в угол и готовящегося к смертельному прыжку.
Она подошла к зеркалу в номере, посмотрела на своё бледное, искажённое гримасой страдания лицо, на заплаканные глаза. И прошептала сама себе, тихо, но очень чётко, сжимая подлокотник кресла до побеления костяшек:
— Всё. Кончено.
Она не будет рыдать, унижаться, выгонять их из дома. Она не даст им удовольствия видеть её сломленной. Они посмели разрушить её мир? Прекрасно. Теперь она разрушит их. Методично. Хладнокровно. По всем правилам. Они думали, что имеют дело с доброй, доверчивой женщиной? Они ошибались. Теперь они имеют дело с её тенью. С холодной, расчётливой мстительницей, у которой не осталось ничего, кроме жажды справедливости.
Елена достала телефон. Набрала номер Максима. Он ответил почти сразу, голос сонный, сладкий, довольный.
— Леночка? Ты где? Всё в порядке?
— Всё нормально, — её собственный голос звучал удивительно спокойно, почти обыденно. Она даже сумела вложить в него лёгкую, уставшую нотку. — Я останусь тут ещё на день. У Насти мигрень, не может ехать, не бросить же её одну. Вернусь завтра к вечеру.
— А, ясно… — в его голосе послышалось облегчение. Он даже не попытался настоять, чтобы она вернулась. — Не переживай, я тут сам управлюсь. Выздоравливай. Целую.
Он повесил трубку. Елена стояла посреди убогого номера, с телефоном в руке, и её губы медленно растянулись в безрадостной, холодной улыбке. Максим купился. Он там, в их тёплой постели, с её лучшей подругой, радуется дополнительной ночи, подаренной им судьбой.
Елена подошла к столу, достала из сумки блокнот и ручку. На чистой странице она вывела крупными, чёткими буквами:
«ПЛАН». Первым пунктом стояло: «Собрать доказательства. Финансы. Переписки. Фото.» Вторым: «Выяснить, как давно это длится.» Третьим: «Вовлечь Игоря.»
Она откинулась на стуле, глядя на свой план. Боль отступила окончательно. Её глаза были сухими и ясными. Впереди была война. И Елена была готова к ней.
Спасибо. что дочитали эту часть истории до конца.
Продолжение уже здесь
А как бы вы поступили на месте Елены? Немедленное жгучее разоблачение или холодный расчёт? Может, у вас есть свой опыт преодоления подобного шока? Поделитесь своим мнением в комментариях.
Загляните в мой Телеграм-канал — там мы говорим о сложных эмоциях и чувствах простыми словами. Подарок за подписку — книга "Сам себе психолог"
Вот ещё история, которая, возможно, будет вам интересна: