-Ты зачем пришла? - потирая глаза, сказала Аня.
-Ань, нам надо поговорить.
-Да наговорились уже, вдоволь. Что нужно?
-Я хочу объясниться. Впустишь?
Аня зевнула, а затем сказала:
-Честно? Мне не нужны твои объяснения. Я вообще тебя видеть не хочу.
-Ань, дай мне все объяснить, пожалуйста. - еле слышно прошептала я. - Хотя бы просто выслушай.
Аня все-таки отступила в сторону, чтобы я могла пройти, но сделала это так, как будто ей было максимально все равно на происходящее. Я вошла, и первым делом увидела собранные чемоданы посреди квартиры.
— Ты куда-то уезжаешь? — спросила я.
— Не твоё дело. — отрезала она и с демонстративной медлительностью поставила чашку с чаем на стол. — У тебя ровно полчаса на все про все, а потом уходи и больше не появляйся в моей жизни никогда.
Она указала подбородком в сторону выхода, будто я была курьером, который задержался на пороге.
Я сглотнула.
— Я… я вчера была у матери. Твоей бабушки, выходит...
Аня ухмыльнулась, но глаза оставались стеклянными, уставшими, будто ночь она вообще не спала.
— И что? Ты ждёшь, что я обрадуюсь этой новости? Орден тебе выдать?
— Аня, послушай… — я шагнула ближе, но она спряталась за спинку кресла, как за щит.
— Не подходи ко мне. Говори оттуда.
Я вздохнула, пытаясь собрать мысли, которые разрывали меня изнутри.
— Мама… она мне всё рассказала. То, что скрывала много лет. Про тебя. Про то, что произошло в тот день…
— Замолчи. — резко сказала Аня, и на секунду мне показалось, что она бросит в меня чашку. — Ты хоть понимаешь, насколько это противно — слышать твои попытки оправдаться? Ты пришла, включила драму и решила сделать из меня идиотку?
— Нет! — я почти выкрикнула. — Я не оправдываюсь! Я… я действительно не знала, что ты жива. Мне сказали, что ты умерла. Мне показали документы!
— Документы, ага. — Аня засмеялась глухо, сухо, так, будто смеялась не она, а кто-то за её спиной. — И ты такая бедная, несчастная, поверила?
— Тогда — да! — Я сжала руки так сильно, что ногти впились в ладони. — Мне было всего восемнадцать. Ты не понимаешь…
— Я понимаю одно, — её голос стал тверже. — ты меня бросила. А теперь пришла чтобы обвинить во всем бабку, а себя выставить жертвой.
У меня защипало глаза, но я заставила себя не отводить взгляд.
— Я знаю правду. Мама не хотела говорить, но Регина Павловна…домработница... если бы не она...я бы никогда не узнала правду.
Аня дернулась, как будто слово «правда» ударило и ее.
— И что же это за “всё”? Ну давай, удиви меня. Мне интересно, какие сказки я сегодня услышу.
Я сделала вдох.
— Они… они забрали тебя у меня. Насильно. Я была в больнице, еле живая, и… мама решила, что так будет лучше. Она оформила документы и… и сказала мне, что ты родилась мертвой. Я даже не знаю, что я там подписывала.
-Ты не помнишь, как подписала отказ от ребенка?
-Не помню.
-Печалька.
-Аня...
Аня стояла, как камень. Смотрела на меня, но не проявляла никаких эмоций.
— Это всё? — тихо спросила она. — Это то, ради чего ты пришла?
— Нет… — я выдохнула. — Я сделала тест ДНК с твоими волосами. Он подтвердил…
— Что ты моя мать? — перебила она. — Поздравляю. Может, медаль себе купишь?
— Аня…
Она провела руками по лицу.
— Ты хоть понимаешь, что уже слишком поздно? Я двадцать лет жила с мыслью, что меня выбросили. Что я никому не нужна. И ты думаешь, что я сейчас просто… обниму тебя? Или что?
— Нет. — прошептала я. — Я просто хочу, чтобы ты услышала меня. Хоть раз.
— Я услышала. — она сжала губы, подошла к чемоданам и застегнула один из них до конца.
— И?
— И через двадцать минут ты выйдешь из этой квартиры и закроешь дверь. Неважно куда. Главное — подальше от меня.
Я почувствовала, как мир под ногами начал проваливаться.
— Аня, пожалуйста...я двадцать лет оплакивала живого человека... я ночами не спала...я...
Она подняла глаза — впервые за всё время.
И в её взгляде было слишком много: злость, боль, страх, растерянность… и отчаянное желание не верить ни одному моему слову.
— У тебя осталось еще пятнадцать минут. — тихо сказала она.
Она стояла напротив меня, облокотившись на чемодан, будто тот был единственной опорой, которая ещё держит её в этой комнате. Глаза у неё были красные, но не от слёз — от бессонных ночей, от боли, которую она привыкла прятать.
-Ты несправедлива. Так нельзя, Аня.
— Ладно. — сказала она хрипло. — Удиви. Или разочаруй окончательно.
Я сделала шаг вперёд, но она подняла ладонь, остановив меня.
— Стой. Ответь на один вопрос.
Аня смотрела на меня так, словно вколачивала гвоздь в мое израненное сердце.
— Кто мой отец? Я так ничего и не нашла на него. Не вышла на его след, однако.
Я судорожно вдохнула — горло перехватило.
— Аня…
— Не “Аня”. Имя. Фамилия. Где он. Жив ли. И почему он меня бросил.
Я закрыла глаза на секунду, чувствуя, как внутри что-то болезненно дернулось — воспоминание, которое я столько лет пыталась держать закрытым, снова прорвалось.
— Его звали Вадим… — тихо произнесла я.
— Громче. — резко оборвала она.
— Вадим Романов. — выдохнула я. — Мы… мы знали друг друга еще со школы. Он был моей первой и единственной любовью.
Аня скрестила руки, но глаза её потеплели — будто что-то в моём голосе зацепило её вопреки желанию.
— Мы… — я усмехнулась сама себе, будто увидела нас снова вместе.— мы были такими… живыми. Много мечтали и так искренне любили друг друга. У нас не было ничего, кроме веры и надежды, что всё получится.
Я почувствовала, как горло сжалось.
— Мы хотели уехать в Сочи. Он нашёл там какую-то работу, временную. "Снимем жильё у моря" - говорил он мне… Я планировала поступать там. Он же, жертвовал своей карьерой ради меня, ради нас...мы так много мечтали...Мои родители были против Вадика. Мама считала его бесперспективным, нищим, убогим. Она не разрешала мне с ним встречаться. Поэтому мы и решили сбежать.
Аня слушала меня внимательно.
— Продолжай.
— Когда я забеременела… — я сглотнула. — он был счастлив. По-настоящему. Не испугался, не растерялся. Мы были счастливы, как дети. Он каждую ночь разговаривал с тобой… — я чуть улыбнулась, — гладил живот и говорил, что ты будешь самой любимой девочкой на свете. Я ушла из дома и мы жили вместе. Вместе с его мамой, в их старенькой квартире.
Аня резко отвернулась, будто это вызывало болезненные ощущения в ее душе.
— Хватит…
— Нет, ты спросила — я скажу, — я уже не могла остановиться. Слова сами вырывались наружу. — Ты была желанной. Самым желанным ребёнком на свете. Мы считали дни до переезда. Он даже договорился о квартире — крошечной, в старом доме, но с видом на море.
Я шагнула ближе, тихо, осторожно.
— Твоё имя… мы придумали его вместе - Анастасия. Он так хотел. Он говорил, что так звали его покойную бабушку.
Аня выдохнула, но не повернулась.
— И где он? — спросила она после длинной паузы. — Где этот сказочный папа?
Я замолчала. Это был самый тяжёлый момент — тяжелее, чем признать свою вину.
— Он погиб. — прошептала я. — Попал в аварию. Жуткое ДТП. Это произошло в день твоего рождения. Мне мама сказала. Я даже не знаю, где он похоронен, хотя столько лет занималась поисками. Я несколько раз пыталась поговорить с Еленой Алексеевной, матерью Вадика, но она и слышать меня не хотела. Все время говорила, что это я виновата в том, что случилось с ее сыном. А затем она продала квартиру и уехала. Там живут теперь чужие люди.
— Погиб… — повторила она глухо. — Конечно. Все умирают. Прямо вовремя.
— Я не знала, как жить без него, без тебя. В один день я потеряла весь смысл своей жизни. — я заплакала тихо, бессильно. — Я была в таком состоянии, что не знала, как я выживу и выживу ли вообще.
Аня повернулась ко мне, и на её лице было что-то новое — не злость, не холод… скорее всего отпечаток моей боли.
— И ты просто… — она прикусила губу. — просто сдалась.
— Аня, я действительно подписывала документы, но я даже не знала и не понимала, что я подписываю. Мама всегда была со мной. Она была рядом. Разве я могла подумать, что своими руками я подписываю приговор самой себе же?
— Как удобно… — прошептала она, но голос дрогнул. — Всё время кто-то решал за тебя, да?
— Да… — я честно кивнула. — И я позволяла. Это моя вина. Только моя.
Аня смотрела на меня внимательно, так болезненно, будто пыталась увидеть не слова, а правду между ними.
— И ты хочешь, чтобы я тебе поверила? — спросила она почти шёпотом.
— Я хочу… чтобы ты хотя бы попыталась понять меня. Я не снимаю с себя вину, но и виноватой себя не считаю. Выслушай меня до конца.
Аня была на грани: сломаться или убежать.
— У тебя… осталось пять минут. — сказала она тихо.
И впервые это прозвучало не как угроза. А как просьба.
Я стояла перед ней, совершенно опустошённая.
Аня молчала. Она смотрела куда-то вдаль, бесцельно и безмолвно.
— Аня… — я сделала шаг ближе. — Я прошу у тебя прощения. За всё. За то, что не защитила. За то, что позволила… позволила им разлучить нас. За то, поверила собственной матери... за все...
Она тихо, почти незаметно усмехнулась.
— Я давно всех простила. И тебя. И тех, кто был рядом с тобой. — она вздохнула, сжала пальцы в кулак. - Я всех простила. И отпустила.
Я подняла на неё глаза, не веря услышанному.
— Но… тогда почему…?
— Простить — не значит хотеть общаться. — сказала она спокойно. — Я не готова.
Она на мгновение отвела взгляд, будто боялась, что я увижу что-то.
— Я слишком многому научилась за двадцать лет. Слишком рано поняла, что в этом мире… — она пожала плечами с горькой улыбкой.— я сама себе семья. И пусть так и будет. Мне никто не нужен.
Меня словно ударило током.
— Нет, Аня… ты не одна.
— Я была одна двадцать лет. — перебила она. — И знаешь… я привыкла. Это мой способ не развалиться. Не просить. Не ждать. У меня была условная семья, но я все равно была им чужая. Я это чувствовала и не могла понять почему, пока не нашла документы.
Она выдохнула так, будто стала старше на целую жизнь.
— И я не хочу снова учиться жить иначе.
Она стояла передо мной — моя дочь, моя кровь, мой ребёнок, которого я не никогда не знала. Не защитила. Не вернула.
И я вдруг поняла: сейчас я должна дать ей то, чего не дала тогда.
Право на собственный выбор.
Я кивнула.
— Если когда-нибудь… — голос дрогнул, но я продолжала. — если ты… хотя бы на секунду решишь, что хочешь поговорить… я буду рядом. Неважно где. Неважно когда. Я всегда буду ждать.
Аня закрыла глаза, будто эти слова ранили сильнее, чем всё остальное.
И тихо сказала:
— Спасибо. Но сейчас… просто уйди.
Я хотела что-то добавить. Хотела обнять её. Хотела… всего. Но вместо этого просто прошептала:
— Хорошо.
Она не смотрела, как я одеваюсь. Не смотрела, как я беру сумку. Не смотрела, как открываю дверь.
Но когда я вышла на лестничную площадку, уже захлопнув за собой дверь, я услышала тихий, едва уловимый звук — будто кто-то рухнул на пол, наконец позволив себе расплакаться.
Я стояла снаружи, держась за холодные перила, и понимала:
мы попрощались не на день и не на месяц.
Мы попрощались на время, которое измеряется не часами, а внутренними ранами.
Но где-то глубоко внутри теплилась слабая, тонкая надежда:
иногда даже те, кто выбирают одиночество, однажды возвращаются к истокам.
Новый канал в ТГ ( без цензуры, там все)
Продолжение следует.
Начало тут: