Анна Ивановна Гайворонская, главный бухгалтер строительной фирмы «Профит-Строй», с видом заправского следователя изучала содержимое банки из-под печенья. Увы, вещественное доказательство ее ночного преступления было налицо. На дне лежали лишь крошки да легкое чувство вины, растянувшееся, как дебиторская задолженность.
«Ну вот, опять сорвалась, — мысленно вздохнула она. — Диета «Мисс Огурчик» провалена с треском, как и ее предшественница, диета «Летящая ласточка». И кто это придумал сажать женщин после пятидесяти на столь суровые пищевые испытания? Видимо, тот, кто никогда не знал сладости «курабье» из отдела снабжения и нежности «дамских пальчиков» от командировочных!»
Анна Ивановна была дамой в теле, что называется, «солидной комплекции». Фигура ее напоминала не то добротный комод, не то устойчивый сейф — в общем, нечто надежное и основательное. Коллеги постоянно подтрунивали над ее «пышными формами», и Анна Ивановна всегда отшучивалась в ответ, но в душе каждый такой комментарий отзывался тонким уколом. Она тут же мысленно давала себе слово начать новую жизнь с понедельника, но то подруга звала в гости на пироги, то дочь из Москвы сообщала радостную новость, которую просто необходимо было отметить кусочком торта, то любимый сериал так затягивал, что рука сама тянулась к чему-нибудь вкусненькому.
Ее верный компаньон, кот Тришка, рыже-белый хулиган с глазами-маслинами, в данный момент сладко почивал на кухонном стуле, свернувшись калачиком. Он-то как раз был строен, словно манекенщик с кошачьего подиума. Видимо, все непосильным трудом нажранные калории вечно голодного существа, выпрашивающего очередной кусочек через пять минут после ужина, уходили в его гиперактивность.
«Вот бы и мне так, — с завистью подумала Анна Ивановна, глядя на спящего питомца. — Никаких диет, носится по квартире, как угорелый, и стройнее всех стройных».
Она собралась было начать утро с полезной овсянки на воде, как вдруг ее планам воспротивился собственный организм. Сначала в животе возникло легкое неудобство, будто кто-то неуклюже переставил мебель в ее внутренностях. Потом неудобство переросло в настойчивую боль, которая быстро набрала обороты.
«Ой, — тихо сказала Анна Ивановна и опустилась на стул. — Что это такое?»
Боль не утихала, а, наоборот, крепла. Она растекалась по всему телу горячими волнами, заставляя покрыться липким потом. Сознание затуманилось. Анна Ивановна с трудом доползла до дивана в гостиной и рухнула на него, чувствуя себя абсолютно беспомощной.
Тришка, разбуженный странными звуками, мгновенно оценил ситуацию. Его внутренний сигнал тревоги сработал на все сто. Он вскочил, взъерошил шерсть и запустил протокол «Котопаника». С громким воплем «Мяу!!!» он помчался по квартире, огибая углы на немыслимой скорости, подпрыгивая на кресла и сметая на своем пути все, что плохо лежало.
— Тришка, помолчи, дорогой, — слабо позвала его Анна Ивановна. — Хозяйке плохо.
Но Тришка не умолкал. Он несся, как ураган, явно полагая, что его дикие крики и беготня немедленно исправят ситуацию.
«Нет, так дело не пойдет, — с трудом соображала Анна Ивановна. — Нужна «скорая». А кто же Тришкой займется? Оставить одного орущего кота — и он, и соседи замучаются».
Мысль работала с трудом, сквозь пелену боли и паники. Рука потянулась к мобильному телефону, лежавшему на тумбочке. Пальцы — как ватные. Она с трудом разблокировала экран, нашла иконку чата подъезда и, почти не видя букв, начала печатать, исправляя ошибки:
«Всем добрый вечер. Это Гайворонская из 45. Мне очень плохо, нужна помощь. Не мог бы кто-нибудь вызвать скорую? И, возможно, присмотреть за моим котом на время моей госпитализации. Он очень громко переживает».
Она отправила сообщение и откинулась на подушки, закрыв глаза. Тришка, обежав все комнаты, запрыгнул на диван и тыкался мокрым носом в ее щеку, словно пытаясь привести в чувство.
— Вот, Триш, — прошептала она. — Теперь ждем. Надеюсь, помощь придет быстрее, чем ты испортишь мне весь ремонт.
* * *
Первой на сигнал бедствия в подъездном чате отреагировала Наталья Павловна Дюрдина, проживающая этажом выше. Соседка была полной противоположностью Анны Ивановны. Подтянутая, стремительная, в спортивном костюме, она напоминала не даму бальзаковского возраста, а тренера из элитного фитнес-клуба. Рядом, вышагивая на коротких лапках, семенил ее корги по кличке Дюшес, чье серьезное выражение морды наводило на мысль, что он мысленно составляет протокол о нарушении общественного спокойствия.
Через семь минут, зафиксированных на часах Анны Ивановны, Наталья Павловна уже стояла на пороге, без лишних эмоций оценивая ситуацию.
— Дюши, место! — скомандовала она, и корги, вздохнув, улегся в коридоре, приняв вид плюшевой игрушки.
— Анна Ивановна, я вызвала скорую, диспетчер сообщил, что машина уже в пути.
Анна Ивановна, с трудом двигая языком, прошептала:
— Запасные ключи в сумке на кухне.
— Отлично. А кот? Нападает? Прячется? Дает себя осмотреть?
— Тришка только орет, не кусается, — выдохнула Анна Ивановна.
Наталья Павловна кивнула, нашла ключи и распахнула входную дверь настежь. В этот момент Тришка, совершавший очередной забег, затормозил, увидел корги и замер в позе охотника. Дюшес лишь брезгливо поднял бровь.
— Вот и прекрасно, — констатировала Наталья Павловна. — Знакомы. В прошлом месяце они общались на нейтральной территории, в подъезде, помните? Дюши проявлял терпение, ваш Тришка — любопытство. Договор такой: я буду приходить два раза в день — утром и вечером. Кормление, вычесывание при необходимости, уборка лотка. Отчет пришлю в мессенджер.
Анна Ивановна могла только кивнуть. Ей казалось, что если бы Наталья Павловна возглавила их бухгалтерию, квартальный отчет был бы сдан за два дня до начала квартала.
Вскоре приехала скорая. Мужчины в форме действовали так же четко и без суеты, как и Наталья Павловна.
— Ну что ж, гражданка, собирайтесь, — сказал один из них, помогая Анне Ивановне подняться. — Поедем, разберемся.
Пока ее укладывали на каталку, Анна Ивановна успела заметить, как Тришка, наконец, слез с антресолей и с достоинством подошел к Дюшесу. Они обменялись долгими взглядами. Казалось, между ними состоялся безмолвный диалог.
Дверь закрылась. Наталья Павловна, оставшись в квартире, провела быстрый тактический осмотр.
— Порядок почти идеальный, — отметила она про себя. — За исключением следов недавней паники. Кот получает консервы премиум-класса. Задача ясна. Дюши, пошли домой.
* * *
Три дня в больнице пролетели для Анны Ивановны в тумане из капельниц, уколов и невнятных снов, в которых она пыталась убежать от гигантского «курабье», а Тришка, сидя у него на макушке, командовал: «Беги быстрее, хозяйка, а то догонит и съест!»
Когда сознание окончательно прояснилось, к ее кровати подошел лечащий врач, мужчина с усталым, но внимательным лицом.
— Анна Ивановна, — начал он без предисловий, — острый панкреатит. Не шуточки. Десять дней у нас минимум. Потом — строжайшая диета, так называемый «стол номер пять». Ничего жирного, острого, сладкого, мучного. Алкоголь исключен. Кофе — под забвением на ближайшие полгода. Вы восстановитесь, но образ жизни, прошу прощения за каламбур, придется перестраивать с фундамента.
Приговор был озвучен. Врач ушел, а Анна Ивановна осталась лежать, глядя в белый потолок, и чувствовала себя не просто больной. Она чувствовала себя изгоем. Целый ее мир, такой уютный и привычный, выстроенный на десятилетиях ритуалов с чаем, печеньем и задушевными разговорами с коллегами, рухнул в одночасье.
«Теперь они будут собираться на кухне без меня, — думала она. — Потому что мое присутствие будет неудобным. Принесут торт, а мне и кусочка нельзя. Все сплетни мимо, а их объектом теперь буду я. И навестить некому: дочь далеко, друзей, кроме коллег, почти не осталось».
Одиночество сдавило горло. Даже мысли о Тришке, оставшемся на попечении суровой соседки и ее воспитанного корги, не радовали. Ей казалось, что жизнь, такая вкусная и разнообразная, для нее закончилась.
* * *
Три дня одиночества и тоски в больничной палате оказались, по большому счету, следствием врачебной предосторожности, а не вселенского безразличия. Как только доктор, изучив свежие анализы, произнес «состояние стабилизировалось, можно посетителей», палату Анны Ивановны превратили в проходной двор, сравнимый разве что с центральным офисом «Профит-Строя» в день выдачи аванса.
Первым, словно десантник, ворвался директор, Игорь Станиславович, мужчина с видом полковника и золотыми руками.
— Гайворонская! Жива-здорова, слава Богу! — прогремел он, заставляя вздрогнуть не только Анну Ивановну, но и, кажется, капельницу у соседней койки. — О работе не волнуйтесь, все под колпаком! Ваша заместительница Леночка справляется. Но, конечно, без вас там бардак, бумаги по углам летают!
Он критически осмотрел стандартную палату на три человека.
— Не дело это. Места для гостей нет. Сейчас все устроим.
Игорь Станиславович вышел в коридор, и через пятнадцать минут за ним последовал перевод Анны Ивановны в VIP-палату. Она оказалась просторной, светлой, с собственным санузлом, телевизором и даже небольшим диванчиком для посетителей.
— Вот теперь цивилизация, — с удовлетворением констатировал директор. — Выздоравливайте, Анна Ивановна. Фирма ждет!
Едва он удалился, как в палату, запыхавшаяся, с чемоданом, ворвалась дочь Катя. Она выглядела так, будто мчалась из Москвы не на самолете, а на запряженной тройке лихих коней.
— Мама! Не двигайся! Не разговаривай! Никаких волнений! — скомандовала Катя, сгребая ее в объятия. — Я все знаю. Весь интернет перерыла. «Стол номер пять», — она с решительным видом достала из сумки планшет. — У меня тут уже видеоконференция с нашим московским диетологом была и консультация у шеф-повара ресторана, где я работаю. Ты не представляешь, какие чудеса творятся с паровыми тефтельками и протертыми супами, если добавить зелень и правильно приготовить! Мы из этой диеты сделаем кулинарный бестселлер!
Анна Ивановна смотрела на дочь и медленно оттаивала. Ледяная глыба одиночества, сковавшая ее сердце, дала первую трещину.
А потом пошел поток. Коллеги несли цветы, отчеты, свежие сплетни и самое ценное — поддержку. Бухгалтер Марина Ивановна, дама с фигурой гимнастки и взглядом, способным остановить скачущего коня, притащила папку с документами.
— Анюш, проверь, пожалуйста, тут один акт сверки с ООО «Ромашка». У меня сомнения, — сказала она, подмигивая. — Знаю, что тебе нельзя, но без твоего взгляда, как без рук!
Молодой экономист Сережа принес ноутбук и показал свежий мем, где Тришка подписывал гигантскую смету лапой.
— Это вам от Тришки передача, Анна Ивановна!
Но настоящий сюрприз преподнесла секретарша Людочка с энергией атомного реактора. Влетев в палату, она присела на край кровати.
— Анна Ивановна,у нас в отделе прошло собрание. И мы постановили сплетничать исключительно за чаем без допинга.
— За чаем? — удивилась Анна Ивановна. — Без печенья?
— Именно что без! — торжествующе воскликнула Людочка. — Вам же нельзя.
Анна Ивановна с опаской посмотрела на нее.
— Мы решили всем отделом с вами на диету сесть! И похудеем, и вместе веселее! Маркетологи, правда, сначала зароптали, но мы их уговорили. Уже заказали на кухню две пароварки. Шеф одобрил. Нацпроекты, внимание к здоровью, все дела. Да и своих мы не бросаем.
Анна Ивановна не нашла слов. Она смотрела на сияющее лицо Людочки и понимала: ее мир не рухнул. Его просто перестроили. Снесли старые, шаткие конструкции в виде плюшек и пирожков и заложили новый, более прочный и здоровый фундамент. Она прослезилась от умиления.
* * *
Выход на работу после больничного был для Анны Ивановны сопряжен с большим волнением, чем отправка годового баланса в налоговую. Она стояла у входа в офисное здание «Профит-Строя», словно новичок в первый рабочий день.
Сердце колотилось где-то в районе горла. Вместо сумки с привычными пакетиками печенья «на перекус» она сжимала в руке стильный термос с разрешенным травяным чаем и ланч-бокс, в котором дочь Катя с любовью упаковала паровые котлетки из индейки, овощи на пару и печеные яблоки.
— Ну, собралась, Гайворонская, — прошептала она сама себе, проводя ладонью по бедру. — Новый человек — новые правила.
Дверь в отдел бухгалтерии она открыла с ощущением, что все обернутся и уставятся на нее, как на пришельца. Так отчасти и вышло. Первой ее заметила Людочка, чей зоркий глаз, выверенный на опознании курьеров и посетителей начальства, сработал мгновенно.
— Анна Ивановна! — ее визг мог бы посоперничать с пожарной сиреной. — Это вы?! Вы выглядите потрясающе! Моложе на десять лет, честное слово!
Коллеги подняли головы от мониторов, и по отделу пронесся одобрительный гул. Подошла Марина Ивановна, ее неизменная оппонентка в бытовых спорах и соратница в битвах с налоговой.
— Ну, Анюш, фигура — просто песня. Прямо завидовать начинаю.
Но самый неожиданный комплимент ждал ее от начальника отдела снабжения, Владимира Петровича, известного остряка и ценителя женской красоты.
— Ба! Кого я вижу! — раскатисто произнес он, останавливаясь у ее кабинета. — Анна Ивановна, это вы или ваша младшая сестра? Я бы не узнал. Прямо кинозвезда. Теперь нам без вашего «курабье» придется туговато, но, глядя на вас, понимаю — игра стоила свеч. Глаз радуется.
Анна Ивановна, краснея и смущенно отмахиваясь, наконец, добралась до своего кабинета. Она замерла на пороге. На ее идеально убранном столе, рядом с монитором, стоял новый, блестящий электрический чайник и целая коллекция жестяных банок с самыми разными сортами чая. От классического «Эрл Грея» до экзотического молочного улуна и целебного «Ройбуша». Рядом лежала яркая открытка, подписанная всем коллективом. Крупными буквами было выведено: «Анне Ивановне — нашему вдохновителю и законодателю чайной моды!»
Анна Ивановна подошла к столу и взяла в руки банку с нежным жасминовым чаем. Она провела пальцем по прохладной глади жести и почувствовала себя не изгоем, нарушившим пищевые традиции, а настоящей революционеркой, законодательницей моды. Старый, сладкий и такой уютный ритуал не исчез. Он просто эволюционировал, сменил форму на более изящную, сложную и, что уж там, гораздо более полезную.
Она обернулась к Людочке, к коллегам, которые с улыбками заглядывали в ее кабинет, и ее лицо озарила спокойная, счастливая улыбка.
Автор: Арина Демидова
---
---
Оля вьёт гнездо
Оля боялась маму. Ей казалось, что родители больше любят старшую сестренку Настю, фото которой стояло на телевизоре. С карточки смотрела черноглазая девочка в платье с кружевным воротничком. Около портрета лежали дефицитные шоколадные конфеты, пупсики, и еще куча самых лучших на свете мелочей. Брать их строго воспрещалось. Однажды Оля свистнула пару конфет и поиграла с удивительными, мягкими пупсиками. Она никогда не ела таких замечательных конфет и никогда не играла с такими пупсами. Для Оли тоже покупали конфеты, но те были с белой начинкой, хоть и шоколадные сверху, а Олины пупсы – пластмассовые и некрасивые.
Если бы Оля спрятала фантики куда подальше – ничего бы не случилось. Настя, девочка с фотографии, не наябедничала. Но фантики мама сразу заметила.
- Ты воруешь у Насти конфеты? Как тебе не стыдно, гадина ты такая! – кричала и кричала мама.
Она хлестала Олю по щекам, лупила ремнем, и глаза ее под линзами очков казались ужасно большими. В этих глазах не было ни злости, ни ярости, однако руки мамы и слова ее были злыми, каменными, тяжелыми.
Потом Олю не выпускали из комнату неделю. Пожаловаться некому – ни бабушки, ни дедушки у Оли не было. Даже папа не хотел ее защитить. Папа вел себя так, будто Оля стеклянная – просто не замечал. За всю жизнь он с ней перебросился, наверное, только парой фраз. Оля искренне считала, что это нормально: все папы заняты важными делами. Детей воспитывают мамы. И не обижалась. Пока не пошла в первый класс, где увидела, как много девочек из ее класса пришли на день знаний не только с мамами и бабушками, но и с папами.
Папы держали девочек и мальчиков за руку, и нежно с ними беседовали. Оле это показалось странным и даже ненормальным – разве так бывает? Может быть, Олю просто не любят? Ведь Олин папа не был глухонемым – он нежно разговаривал с черноглазой Настей с портрета, дарил ей сладости и фрукты, и не позволял приближаться к телевизору даже на метр.
Девочка Настя не сразу стала жить в портрете, три года назад она была вполне живой девочкой, и тоже пошла в первый класс. Однажды, по дороге из школы, она переходила дорогу, не посмотрела по сторонам и была сбита грузовиком. Потому и переселилась в этот проклятый портрет. Оля ее не помнит. Наверное, маленькая была.
Она вообще плохо помнила то время. Иногда ей снились странные, пугающие сны. Будто Олю обнимает и целует мама, но НЕ ЭТА. Другая. Но почему-то Оля была уверена, что ЭТА – ее настоящая мама. С ней спокойно. Хотя Оля не видела лица настоящей матери, но знала – она красивая, красивее всех.
Снилось, как они стояли на крыше. Небо возвышалось над ними фиолетовым куполом с багровыми ободками вечерней зари. Мамины волосы развевал легкий ветер. Она ничего не говорила, крепко сжимая Олину ладошку в своей руке. Мир вокруг был сказочно прекрасен, и видно было, как где-то вдалеке, за городом, зеркальной ленточкой поблескивала река, а солнце, красное и раскаленное, как спиральки домашнего электрического обогревателя, погружалось за край огромной земли…
Странные сны, странные. После них Оля горько плакала. Но спросить у мамы, что это такое, Оля не могла решиться.
То, что она – чужая девочка, Оля узнала совершенно случайно. . .
. . . дочитать >>