— Больше я сюда ни ногой. Ни я, ни моя дочь. Не хочу с тобой общаться и не буду. Поняла?
Дорога к матери всегда была для Игоря не поездкой, а испытанием на прочность. Каждый поворот, каждый знакомый покосившийся забор будили в памяти не теплые воспоминания, а, наоборот, заставляли его вновь погружаться в паутину кошмаров.
Да, он редко приезжал, и то не по велению сердца. Бесконечные звонки от матери заставляли хоть иногда исполнять свой долг. Ведь ей тяжело, она одна, надо помочь. Помогал, но нехотя, будто бы ставил галочку. Уж слишком крепко засела в его душе обида. Его отец, Алексей Степанович, был не человеком, а форменным садистом. Он пил горько, зло, с размахом. А потом приходил домой и искал, на ком сорвать злость. Чаще всего на сыне. Игорю попадало за все: за двойку, за замечание в дневнике, да и просто так.
Он помнил все. Помнил тяжелую, пахнущую махоркой и потом руку, которая хватала его за шкирку. Помнил ремень со звенящей пряжкой. Помнил, как забивался в угол, прикрывая голову руками, и ждал, когда это кончится. Но самое страшное — это была не отцовская пьяная жестокость. Самым страшным было поведение матери. Она никогда не вставала между ним и отцом. Никогда не кричала: «Оставь ребенка!». Она молчала, делая вид, что это в порядке вещей. Иногда даже поддакивала: «Да, Алёш, ты прав. Совсем от рук отбился, лоботряс».
Когда ему исполнилось 12 лет, отец умер. Это было неудивительно, ведь он пил как не в себя. На похоронах его мать рыдала навзрыд, обнимала гроб и кричала: «На кого ты меня покинул, кормилец!». Игорь стоял рядом, сжав кулаки, и думал только об одном: «Кормилец? Он же годами не работал».
Только вот поведение матери после смерти отца не изменилось. Нет, теперь он не боялся приходить домой, ведь никто не кричал на него, не избивал. Но вот только мать его совсем не замечала, относилась как к крепостному: подай, принеси, наколи, занеси. И от этого становилось еще больнее. Понемногу приходило сознание, что не только отец был причиной ее равнодушия. Она просто его не любила.
Время шло. Он уехал учиться в город, там познакомился с будущей женой. Первая же их совместная поездка к его матери закончилась скандалом. Ирина Семёновна стала расспрашивать Лену не о работе или увлечениях, а рассказывать, что та должна сделать прямо сейчас. Девушка, ошалело осмотрев чужой дом, поинтересовалась, правильно ли она поняла, что ей предстоит отмыть все окна и вычистить курятник. После положительного ответа будущей свекрови не сдержалась, объяснив, что приехала в гости, а не как бесплатная домработница.
— Лучше я один буду ездить, — сказал тогда Игорь Лене, когда они, вдоволь наоравшись, возвращались в город. — Ты все равно для нее не будешь хорошей, не трепи ты себе нервы.
Лена только вздохнула с облегчением. Она не понимала его отношений с матерью, но вмешиваться не собиралась. Будь бы ее воля, она бы на месте мужа к этой старой ведьме никогда в жизни бы не ездила. Он ей ничего не должен, учитывая его детство.
Только вот свекровь затаила обиду и отказалась ехать на свадьбу к сыну. Наверное, думала, что узнав об этом, тот станет ее умолять, приструнит жену. Только вот всем было все равно. Он продолжил приезжать к ней раз в пару месяцев, будто бы на отработку.
Все изменилось, когда у Игоря родилась дочка. Девочку назвали Миланой. Его мать приехала к ним в гости спустя месяц. И, увидев внучку, неожиданно расплакалась. Не театрально, как на похоронах, а тихо. Она целовала ее ручки, гладила ножки и светилась вся от радости.
— Привози ее, Игорек, привози хоть на все на выходные, — просила она каждый раз, приезжая в гости. — Воздух у меня хороший, деревенский. Молоко свое, да фрукты и овощи не химозные, как у вас.
Игорь, видя, как дочка тянется к бабушке, как та печет для нее особенные, маленькие ватрушки и поет старинные колыбельные, смягчался. В его детстве такого не было, но он не ревновал. Даже обида понемногу отступала, когда он видел, как счастлива его мать и Милана. Иногда он мог не привозить дочку к бабушке несколько месяцев, а иногда, когда и у него, и у жены были командировки, мог привезти и на пару недель.
К сожалению, все началось с клубники. Игорь осенью по просьбе матери привез сорок кустов дорогой, элитной рассады.
— Выращу, внученьке моей ягодка будет, — твердила мама, бережно осматривая каждый кустик. Игорь махал лопатой и думал о том, что к нему такого отношения никогда не было. Хорошо, хоть Милану любит, раз его так и не смогла полюбить.
Первая ягода поспела в конце июня. Крупная, алая, душистая. Игорь привез Милану в пятницу вечером. Девочке было три года, и она, едва выскочив из машины, помчалась в огород. По телефону бабушка все уши ей прожужжала про ягоду. Он поймал ее за руку:
— Иди с бабушкой поздоровайся сначала.
— Я ягодку хочу.
— Бабушка выберет и даст.
Его мама вышла на порог и, нахмурившись, слушала их беседу. Потом, вздохнув, обняла внучку и непререкаемым тоном произнесла:
— Иди руки мыть, ужинать будем.
Игорь попрощался и поехал в город. В воскресенье, приехав за дочкой, помог матери по хозяйству. Потом они сели ужинать и внезапно Милана, ковыряя ложкой в тарелке, жалобно сказала:
— Папа, бабушка не дает мне ягодку.
Игорь поднял взгляд на мать. Та, не отрывая взгляд от своей тарелки, буркнула:
— Чего баловать? Первая ягода — самая ценная. Продала соседям, у них в огороде голое поле. Что останется, отдам вам.
Он нахмурил брови, не понимая вообще, что происходит:
— Мам, ты о чем? Какие соседи? Ягоду я сажал для Миланы. Ты же сама твердила, что для нее.
— Не ори, — Ирина Семеновна, наконец, посмотрела на него. Игорь моментально почувствовал себя маленьким мальчиком, виноватым во всем. — Деньги-то не лишние. Продала и продала, еще поспеет. И вообще, она еще маленькая, нажрется, живот заболит.
— Ребенку в три года можно пару ягод! Мама, ты сдурела? Ты что, одну ягоду для внучки пожалела? На мои же деньги рассада куплена!
— Мои труды! — вдруг вспыхнула от злости его мама. Даже глаза потемнели, а руки задрожали. — Я поливала, полола, ухаживала. Мои труды, мне и решать, куда ягоду девать!
Игорь с силой отодвинул стул. Ему захотелось уехать отсюда и как можно быстрее. Он чувствовал, как в нем закипает гнев и сам боялся того, что может случиться.
— Я тебя услышал. Мы поедем.
Спорить с мамой было бесполезно, да он и не умел. Поэтому он быстро собрался и уехал. Только вот всю дорогу мысленно кипел от возмущения: «Мои труды! Моя земля! Моя ягода!» И даже любимая внучка, оказывается, быстро стала «чужой», когда дело коснулось первой, самой ценной ягоды. Что, его мать голодает? Нет, работает, еще и хозяйство держит.
Всю неделю он обдумывал эту ситуацию. Ближе к пятнице ему позвонила мать. Тон виноватый, жалостливый:
— Игорек, привези Милану на выходные, соскучилась.
— Спасибо, чтобы ты опять на нее кричала из-за клубники?
— Ой, ты что, не злись. Захотела немного заработать, так ты уже трагедию сделал. Ягоды уже много, вся ее, пусть кушает.
Игорь смягчился. Может быть, он неправ. В деревне всегда деньги нужны, может и правильно, что мать подзаработала. Конечно, можно было пару ягод оставить Милане, ну что тут уже копья ломать. Было и было. Он смягчился, да и Лену срочно вызвали в другой город по работе. Поэтому отвез дочку даже не на выходные, а на неделю.
Спустя неделю, приехав за Миланой, он обратил внимание, что девочка странно тихая. Села в машину, прижав к себе игрушечного мишку, и безучастно уставилась в окно. Только когда свернули на трассу, она тихо сказала:
— Папа, бабушка меня била.
У Игоря мороз побежал по коже.
— Что? Как била, солнышко? За что?
— Я тайно съела ягоды. С грядки. Бабушка увидела, взяла ремешок, — голосок Миланы дрогнул. — И била по ручкам. Говорила, что я воровка. Что ягоды нужно отдать какой-то тете, у нее дети приехали. А мне потом даст.
Игорь резко притормозил на обочине. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди.
— Покажи руки.
Милана моментально протянула свои маленькие ладошки. На внешней стороне обеих, ближе к запястьям, виднелись желто-синие, не свежие, но отчетливые синяки. В ушах зазвенело. Перед глазами поплыли картинки из прошлого: он стоит на коленях, выложив руки на диван. Отец, обвиняя его во всех смертных грехах, со всей силы стегает его ремнем. Стоящая в дверях мать с какой-то глумливой усмешкой. Раньше он считал, что это папа монстр, а она просто жертва. Только вот жертва ли она? Нет, теперь она сама монстр.
Он не помнил, как развернулся. Не помнил, как ехал назад. Не помнил, как выскочил из машины, бросив Милану в кресле с мультиками на планшете. Он шел через двор, не замечая ни мать, выскочившую на крыльцо с испуганным лицом, ни собаку, радостно бросающуюся к его ногам.
Он шел прямо к той самой грядке. Клубника краснела, будто бы дразня его, целыми семейками крупных, идеальных ягод. Только вот ему было все равно. Он стал топтать все с какой-то безудержной звериной яростью. Он давил ягоды, а потом, наклонившись, с остервенением стал вырывать клубнику с корнем, швыряя в сторону. За спиной раздавались крики:
— Что ты делаешь?! Игорь! Да как ты смеешь! Это же моя ягода! Мои труды!
Мать пыталась его остановить, оттянуть, но он, не глядя, с силой отшвырнул ее от себя. Рвал, топтал, и не останавливался, пока вся грядка не превратилась в бесформенную, грязную массу. Только потом посмотрел на мать.
Ирина Семёновна стояла, закрыв рот руками. Она вся тряслась, лицо было искажено гримасой такой беспомощной ярости, что ему стало страшно. В ее глазах горели те же самые чувства, что и у него: ненависть, обида, злость. Игорь подошел к матери вплотную. Она отшатнулась, видимо, на его лице было все написано:
— Твоя ягода? Твои труды? Ты била мою дочь ремнем. Мама, из-за чего? Из-за клубники? Из-за этих копеек, что тебе дадут дачники? Поздравляю, у тебя больше нет сына и внучки.
Ирина Семёновна побледнела, ее губы задрожали. Внезапно ярость в ее глазах сменилась страхом и осознанием:
— Я просто ее воспитывала. Она воровала!
— Она съела ягоды с грядки, которую посадил для нее отец, — зарычал Игорь. — Ты не воспитывала. Ты просто такая же, как и мой отец. Такой же монстр.
— Игорь, это же деньги. При чем здесь твой отец? Она обожрется ягодой, а потом что? Аллергия? Или живот будет болеть?
— Мама, не придумывай на ходу, хорошо? Я не хочу слушать этот бред.
Он отступил на шаг, переводя дух. Его еще мелко потряхивало, но то, что он сделал, было правильным. Наверное, впервые за тридцать лет он почувствовал себя свободным.
— Больше я сюда ни ногой. Ни я, ни моя дочь. Не хочу с тобой общаться и не буду. Поняла?
Он развернулся и, не оглядываясь, пошел к машине. Сзади на него сыпались проклятия, рыдания, причитания:
— Да как же так… Столько ягоды втоптал.. Столько денег… Все из-за Миланы… Ой, куда ты? Да и вали, неблагодарный…
Игорь сел за руль, закрыл дверь. Милана смотрела на него большими, серьезными глазами.
— Папа, бабушка плачет.
— Это взрослые дела, солнышко.
Он завел мотор и тронулся с места. Только вот в ту ночь он не смог уснуть. Лежал рядом с мирно сопящей Леной и смотрел в потолок. Перед глазами стояли то синяки на детских ручках, то искаженное яростью лицо матери, то бесформенная грязь на месте клубничной грядки. Он не жалел о содеянном. Он оборвал последнюю нить, которая его связывала с матерью. Милана быстро забудет про то, что у нее была бабушка. И слава богу. Что думала об этом его мать? Жалела ли о своем поступке, сидя одна в с своем доме? Ему уже было все равно..
Не забываем про подписку, которая нужна, чтобы не пропустить новые истории! Спасибо за ваши комментарии, лайки и репосты 💖
Еще интересные истории: