**Тайга, дед и пропавший вертолёт**
Осенний забайкальский лес молчал, раскинувшись от края до края. На опушке, у костра, сидел худощавый, обросший щетиной старик, дед Мехлей. Он подкидывал в огонь сухие ветки и «бленовые» дровишки. Пламя на мгновение угасало, а потом с новым жаром охватывало поленья, взвивалось вверх. Так было всегда.
Иван, его внук, сидел на пне, глубоко вдохнул прозрачный воздух и принялся нанизывать на прутики сардельки.
— Хорошо тут у тебя, дед. Спокойно. Сам бы к тебе жить пришёл.
Дед ухмыльнулся, вытащил из костра тлеющую щепку, прикурил самокрутку и затянулся.
— Дела никогда не кончатся, Вань. Жизнь из них и состоит. Думаешь, тут спокойно? Молчуном жить труднее, чем в городе. Рад, что хоть изредка навещаешь старика. Как родители-то?
Иван махнул рукой:
— Не поверишь — разводиться собрались. На старости лет.
За поворотом лиственниц пронеслись два рябчика, обломив сухую ветку. Дед посмотрел им вслед.
— Скоро холодать начнёт. Ничего, они прокормятся. Не лебеди, на юг лететь не станут.
— Лебеди-то не всегда улетают, — сказал Иван. — Если вода не замёрзла, могут и зимовать.
— Ну да, — согласился дед, затягиваясь. — Так что говоришь, развод?..
Иван кивнул:
— Да уж. Слово за слово, скандалы... Им по пятьдесят, а будто из воздуха эта идея взялась. Мне-то что — я отдельно живу, мне безразлично. Пусть уж лучше порознь, чем нервы друг другу мотать.
Дед швырнул в костёр окурок.
— Нажили... И не поумнели. Был бы помоложе — всыпал бы обоим, чтоб одумались. Ладно, пусть живут как знают.
— А тебе, дед, не сдаётся? Весну, лето и осень тут мокнешь, мёрзнешь, комаров кормишь...
— Не сдаётся. Как бабку схоронил, понял — в городе не протяну. Тянет сюда. Хочу перед смертью ещё раз на Байкал съездить, батюшке поклониться. А там уж и на погост...
— Ты уж, дед, постарайся до следующего лета протянуть, — с ухмылкой сказал Иван. — А то неохота мёрзлую землю на кладбище ломом долбить.
— Тьфу ты! — рассмеялся старик. — А я думал, серьёзное что! Дурак ты. А вот сосед мой, очкарик Бузда, на три года младше. Так моя задача — его перещеголять. Чтобы на его поминках баян порвать, а уж потом можно и самому. А он в молодости рыжий был — бороду прикурить можно!
Дед и внук смеялись вместе, глядя на костёр. В этом смехе, посреди бескрайнего леса, было их кровное родство и простая сердечная близость.
— Слышь, дед, — спросил Иван, переворачивая сардельки. — А ты в Бога веришь? В рай?
Старик задумался, почесал затылок под пожелтевшей от смолы шапкой.
— В рай... А кто его знает. Может, это людям так жизнь после смерти продлить хочется. Жалко её. Только вот бабка моя, если я там её встречу, опять покоя не даст... — Он хохотнул, но смех перешёл в кашель. — А крещёный ли я — сам не знаю. В сороковом родился, времена были не для того. Хотя многие втайне крестились. Бог-то, Вань, не в кресте и не в церкви. Он в людях. В добрых сердцах, в чистом разуме и в любви — к людям, зверью, каждой травинке. Ладно, пойдём в избушку, завтра на глухариную охоту со мной пойдёшь?
Пока Иван слушал, он снял с огня две подрумяненные сардельки — одну себе, вторую деду. Мехлей ловко скрутил новую цигарку. Фабричные сигареты он не признавал, сам выращивал табак. Год назад Иван подарил ему трубку и машинку для самокруток. Трубка, пенковая, приглянулась, а машинку дед забросил: «Мороки много».
— Расскажу-ка я тебе одну историю, — сказал дед, закуривая. — Случилась она тут, в конце семидесятых...
**История о «золотом» вертолёте**
В управлении читинского «Заготлеса» в радиоэфире, сквозь помехи, пробивался голос бригадира с верхнего Нарема:
— «Чита», приём! Вы там что, перепились? Отзовитесь!
Директор, Гаврилыч, сидел у печки в тёплом свитере. Со злостью потянул к себе микрофон:
— Слушаю! Что у вас?
— Здорово, Гаврилыч. Вчера через нас вертолёт пролетел — с зарплатой для бригад. Нашу отдал и дальше пошёл, на Красноярово... Он вчера вылетел?
— Да, вчера. А в чём дело?
— Помехи... — голос бригадира потонул в шипении, а затем прорезался вновь: — ...Вертолёт в сторону Алханая ушёл и пропал. В Красноярово не дошёл.
Гаврилыч вскинул брови, оттянул ворот свитера.
— Как не дошёл?!
— Не знаю, Гаврилыч...
Это было не просто происшествие, а ЧП. На борту того вертолёта, который в народе звали «Золотым», лежали тугие мешки с маркировкой Госбанка СССР — зарплата артельщиков за два месяца. Почти миллион советских рублей. Целое состояние.
Тем временем в посёлке Бальзино сорокалетний Егор Буров стоял у вертолётной площадки и от волнения потирал руки. Он ждал не денег — его молодая жена Катя была на сносях. Накануне ночью у неё начались схватки. Через участкового Егор связался с Читой, и на утро за беременной должна была прилететь «вертушка».
Когда врач помог Кате подняться в вертолёт, он грубо преградил дорогу Егору:
— У нас одно место. Ты с ней что, рожать собрался?
Пилот поддержал:
— Гражданин, с трапа долой!
Дверь захлопнулась. Егор видел, как Катя, бледная, стучала костяшками пальцев в иллюминатор. Он прижал ладонь к холодному стеклу — она сделала то же самое изнутри. Вертолёт, подняв снежную пургу, ушёл в небо.
Возвращаясь домой по пустому проулку, Егор встретил бабку Антонину.
— Ну что, папаша, успокоился? — спросила она.
— Душу в пятки, бабка. Врач сказал, полежит на сохранении... Только вот, слышал, вертолёт с зарплатой пропал. Ищут, не найдут.
Антонина махнула рукой:
— Ищи свищи. Деньжищи там были немалые... А ты, Егор, мужик удачливый, — добавила она загадочно и пошла своей дорогой.
Эта встреча запала Егору в душу. Решил: раз вертолёт ищут рядом — можно в тайгу сходить, промыслить соболей. Деньги на ребёнка лишними не будут. Собрал рюкзак, лыжи, ружьё и ушёл в знакомые места, к Медвежьим сопкам, где у него была землянка.
**Погоня в каменных гольцах**
Прошла неделя. Егор настрелял соболей, отдохнул душой и уже собирался назад, к людям. Как-то раз, возвращаясь по своей лыжне, он увидел, что её пересекает чужая. Любопытство взяло верх. Он пошёл по свежему следу и вскоре в низине, среди пихт, увидел то, чего не ожидал: разбитый вертолёт, лежащий на боку.
Внутри были тела — пилота, бухгалтера, милиционера... А белые холщовые мешки, в которых должны были быть деньги, лежали пустые, сморщенные. Кто-то его опередил.
Егор заметил на склоне высокую сосну, срубил её и привязал на вершину свой красный шарф — пусть будет маяк для поисковиков. И пошёл по колее, что вела от вертолёта. В голове зрела мысль: «Зачем вору идти сюда, а не наутёк?»
Тем временем вор, Сергей Мухортов, бывший спортсмен и заядлый охотник, действительно не ушёл далеко. Он перепрятал мешки с деньгами в ущелье, оставив себе лишь часть, и теперь возвращался к своей тайной заимке. Пересекая чужую лыжню, он понял — его нашли.
Сергей решил не убегать, а устранить свидетеля. Устроил засаду на каменистых гольцах. Выстрелил, когда Егор показался внизу, но лишь чиркнул по плечу. Началась погоня. Егор, зная местность лучше, зашёл с тыла и вскоре нашёл Сергея... в глубокой каменной котловине, куда тот свалился, спасаясь от погони.
Сергей лежал внизу и хрипел:
— Помоги, браток! Всё отдам, Богом клянусь!
И Егор, сам не понимая почему, спас подлеца. Вытащил его, поделился чаем. Сергей, раскачиваясь, оправдывался, говорил о несложившейся жизни, о мечтах. Егор слушал с отвращением. А когда отвернулся, чтобы убрать котелок, Сергей ударил его сзади по голове пистолетом (найденным в вертолёте), а затем столкнул тело в ближайшую расщелину.
«Умрёт сам», — решил мародёр, забрал оружие Егора и скрылся.
**Расщелина и спасение**
Очнулся Егор ночью. Всё тело ломило, в голове гудело, одна нога была сломана. Он оказался в ловушке. Злость на себя за глупую жалость и дикая ненависть к Сергею боролись в нём с отчаянным желанием выжить — ради жены, ради неродившегося ребёнка.
Он перевязал грудь лямками от рюкзака, пытался оценить повреждения. Силы таяли, сознание мутнело, и ему начали чудиться видения: Катя в чёрном платке кричала ему: «Не спи! Не смей!»
А утром он услышал — вдали загудел мотор. Это был поисковый вертолёт. Дрожащими руками Егор вытащил из рюкзака сигнальную ракетницу, вытянул руку в узкую полоску неба над расщелиной и выстрелил...
**Эпилог**
Егор выжил. Его доставили в читинскую больницу. Первым делом он спросил о жене. Капитан милиции, пришедший снять показания, улыбнулся:
— Спокойно, гражданин Буров. Ваша жена уже дома, в Бальзино. У вас сын родился. Поздравляю.
Слёзы выступили на глазах у Егора. Это она, её любовь, не дала ему уснуть в той каменной могиле.
— Я всё расскажу, — твёрдо сказал он. — Я знаю, где вертолёт. И знаю, кто взял деньги.
...А спустя много лет ту историю, случившуюся с его старым знакомым, дед Мехлей рассказывал своему внуку Ивану у костра, в осеннем безмолвии забайкальской тайги. Рассказывал и думал о своей заветной мечте: хоть раз перед смертью ещё поклониться батюшке Байкалу. А там уж — и на погост.