Завтра она даст отпор Джейсону. Завтра она встретится с юристом Клэр. Завтра она будет на съёмочной площадке и проживёт боль Мэйси так, чтобы никто не усомнился в её праве на эту историю.
Но сегодня... сегодня ей было позволительно посидеть в темноте, прислушиваясь к тихому дыханию Шейлы за стеной, и чувствовать, как одиночество, старое, знакомое, снова обволакивает её плечи, как поношенный, но верный плащ.
Битва за свет продолжалась. И цена каждый день росла.
ГЛАВА 2 (Книга 2): ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Она не стала ждать адвокатов Клэр. Не стала продумывать пиар-стратегию. Внутри неё что-то щёлкнуло — та самая каменная горошина из детства, которая за годы закалилась в алмаз. Страх сменился холодной, ясной решимостью. Она не будет убегать. Не будет отбиваться. Она пойдёт навстречу.
Она знала, где его искать. Тот самый бар на окраине Лонг-Бич, куда он водил её однажды, когда ей было четырнадцать, чтобы «присмотреть за ней», пока он «решал дела». Заведение называлось «Якорь». Оно не изменилось: тёмное, пропахшее пивом и отчаянием.
Она приехала одна. На такси. В простых джинсах, кожаной куртке и с сумкой, в которой лежал только телефон и диктофон (её адвокат, хоть и не одобрял эту затею, настаивал на доказательствах). Она не предупредила Лиама. Он бы не понял. Он бы остановил.
Джейсон сидел за дальним столиком с двумя типами, которые кричали «опасность» даже за версту. Увидев её, он на секунду остолбенел. Потом медленно, преувеличенно-небрежно откинулся на спинку стула, широко улыбнулся.
— Ну кто идёт! Сестрёнка-знаменитость почтила убогих своим присутствием! — его голос был громким, нарочито весёлым, чтобы скрыть напряжение. Его спутники оценивающе оглядели Эви.
Она подошла к столику, не дожидаясь приглашения. Взгляд её был прямым, не моргающим.
— Нам нужно поговорить. Наедине.
— О чём это? О семейных делах? Да мы тут все свои, — парировал Джейсон, но его глаза сузились.
— О том, что ты прекратишь. Сейчас. Или я не просто пойду в полицию. Я пойду к твоим «друзьям» и расскажу, что ты шантажируешь свою сестру, которая может привлечь к этой истории ненужное внимание федералов. Как думаешь, им понравится, когда на их тихий бизнес направят прожекторы?
Один из спутников Джейсона тихо засмеялся. Джейсон побагровел.
— Ты гонишь, малышка. Ты не смеешь.
— Проверим? — Эви вынула телефон. — У меня набрана тройка самых громких журналистов, которые мечтают сделать из тебя антигероя моей сказки. И номер детектива из отдела по организованной преступности, которого Клэр Монро представила мне вчера. Он очень ждёт моего звонка.
Она не блефовала. Детектив был реальным. Клэр подготовила её, как к бою.
Джейсон смерил её взглядом. В его глазах мелькнуло не только злость, но и что-то новое — удивление, смешанное с почти уважением. Его маленькая, тихая сестрёнка исчезла. Перед ним стояла женщина с ледяными глазами и стальной волей.
— Отвали, ребята, — буркнул он своим приятелям. Те нехотя отодвинулись к барной стойке.
Эви села напротив него.
— Шейла остаётся со мной. Ты и Криста больше не приближаетесь к ней. И не пытаетесь связаться с матерью. Вы для неё — яд.
— Мамаша сама была не сахар, — огрызнулся Джейсон.
— Не смей, — прошипела Эви, и в её голосе зазвучала такая ненависть, что он отпрянул. — Ты пользуешься её слабостью до сих пор. Это кончено. Слышишь? Кончено.
Он помолчал, закуривая.
— И что ты предложишь взамен? Мои «друзья» не любят, когда им должны.
— Сколько? — спросила она, как тогда в кафе.
— Сто пятьдесят штук, — выдохнул он дымом. — И это только часть.
— У меня есть двадцать пять, — сказала Эви. — Не от меня. Это деньги, которые я заработала, играя девушку, чью жизнь ты и помог испортить. Ирония, да? Это всё, что ты получишь. И за эти деньги ты исчезаешь. Уезжаешь. В другой штат. Берёшь Кристу. Начинаешь с нуля. Больше никаких связей с этим миром. Я через своих людей найду тебе легальную работу. Дальнобойщиком, разнорабочим, не важно. Но ты уходишь.
Джейсон смотрел на неё, будто видел впервые.
— Ты серьёзно думаешь, что я смогу... стать буржуем?
— Я серьёзно думаю, что у тебя есть выбор. Либо ты берёшь эти деньги и шанс, пусть и крошечный. Либо я разрушу тебя. Полностью. И знаешь что, Джей? — её голос дрогнул, но не из-за слабости. — Мне будет чертовски больно это делать. Потому что где-то там, под всей этой грязью, живёт мальчик, который делился со мной хлебом, когда мама не приходила три дня. Но я это сделаю. Ради той девочки, которую он когда-то защищал. Ради женщины, которой она стала.
В баре играла громкая музыка, но между ними стояла тишина, натянутая, как струна. Джейсон смотрел на пепел своей сигареты. Его напускная бравада исчезла. Остался усталый, разбитый мужчина, загнанный в угол собственной жизнью.
— Двадцать пять... это даже на откуп не хватит, — пробормотал он.
— Это не откуп. Это инвестиция в то, чтобы больше никогда не бояться. Подумай. Можешь не решать сейчас. У тебя есть 12 часов. — Она встала, оставив на столе визитку адвоката с написанным на обороте номером счёта. — Если к полуночи денег не будет — считай, что война объявлена. И поверь, Джейсон, — она наклонилась к нему, — я научилась воевать в таких условиях, по сравнению с которыми твои улочки — детский сад. И я не проигрываю.
Она вышла из бара, не оглядываясь. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Но руки не дрожали. Впервые за много лет она чувствовала не жертву обстоятельств, а силу, способную эти обстоятельства менять. Даже ценой разрыва последних родственных связей.
Вернувшись домой, она застала Шейлу, читающую книгу. Та подняла на неё испуганный взгляд.
— Всё в порядке, — тихо сказала Эви. — Больше он тебя не тронет. Я обещаю.
Она обняла сестру, и та прижалась к ней, как к скале.
Поздно вечером пришло смс от неизвестного номера: «Счёт. Завтра утром. Мы уезжаем. Не ищи. И... береги себя, сестрёнка».
Эви закрыла глаза. Не было чувства победы. Была глубокая, бездонная печаль. Печаль по тому мальчику, которого поглотила тьма. По той семье, которой у них никогда не было. Она заплатила двадцатью пятью тысячами долларов и куском своей души за перемирие. Но по крайней мере, это была её цена. Её выбор.
Она посмотрела на телефон. Ни одного звонка от Лиама. Он дал ей пространство, как и просил. Но это пространство теперь казалось бесконечной, ледяной пустотой.
Она включила телевизор. На одном из развлекательных каналов шёл сюжет о ней. Показывали кадры с «Сандэнса», улыбающиеся фото. Диктор с придыханием говорил о «метеоритном взлёте». Они не знали ничего. Ни о тёмном баре, ни о слёзах Шейлы, ни о пустоте внутри неё.
Она выключила звук. Завтра снова съёмки. Завтра ей предстоит прожить на камеру самую трудную сцену — сцену срыва Мэйси. Она знала, что у неё получится. Потому что прямо сейчас её собственная жизнь была идеальной репетицией.
Она была одна. Но она была целой. И в этой цельности, купленной дорогой ценой, была её единственная, нерушимая крепость.