ПРОЛОГ: ТРИ ЛИКА
1. Лик славы (Лос-Анджелес, пресс-конференция после «Сандэнса»)
Вспышки фотокамер били в лицо, как удары хлыста. Эви сидела за длинным столом, застеленным чёрной тканью, между улыбающимся Лиамом и серьёзным представителем студии. Она научилась улыбаться в ответ — лёгким, едва заметным движением губ, которое журналисты уже окрестили «улыбкой-тенью». Она научилась не моргать под слепящим светом.
— Мисс Роуз! Правда ли, что сцена в мотеле была основана на вашем личном опыте ночёвки в подобных местах?
— Мистер Торн, чувствуете ли вы ответственность за «открытие» Эви? Не боитесь ли, что большой Голливуд испортит её естественность?
Вопросы летели, как отравленные дротики. Эви ощущала, как под строгим, простым платьем от Клэр Монро (тёмно-синее, шерсть, никаких украшений) по спине бегут мурашки. Её руки лежали на коленях, сжатые в тугой узел. Она искала взглядом Лиама, но он говорил, глядя в пространство, отточенными, умными фразами, отгораживая их обоих.
«Естественность», — эхом отозвалось в ней. Какая естественность может остаться, когда твоё нутро вывернули наизнанку, сняли на плёнку и теперь продают как уникальный товар?
Она поймала свой взгляд в огромном зеркале напротив, вмонтированном в стену отеля. Увидела отражение: худую девушку с бледным, собранным лицом, вокруг которой кружилась стая хорошо одетых, голодных людей. Это отражение казалось ей чужим. Настоящая она была где-то там, далеко, за этим зеркалом — в темноте, одна, и дышала тихо-тихо, чтобы её не нашли.
2. Лик любви (Лофт в Сильвер-Лейке, та же ночь)
— Ты сегодня была великолепна, — сказал Лиам, наливая ей виски. Его голос звучал устало, но в глазах горел знакомый, творческий огонь. — Они хотят крови, сенсации. А ты дала им загадку. Идеально.
Он протянул бокал. Их пальцы встретились. С момента Парк-Сити между ними висело невысказанное, огромное «это». Ночь была вспышкой, искрой в пороховой бочке успеха. А потом — беготня, интервью, переговоры. Не было времени обсудить. Не было времени понять.
— Я не чувствую себя великолепной, — тихо призналась Эви, отводя взгляд. — Я чувствую себя... выставленной. Как тот самый ржавый холодильник на твоей свалке.
Лиам помолчал. Потом подошёл ближе, взял её лицо в свои ладони. Его прикосновение было твёрдым, режиссёрским, но в глубине его взгляда плескалась тревога.
— Ты не вещь, Эви. Ты — художник. Мы — художники. И мы только что выиграли битву за то, чтобы нас услышали. Теперь нужно выиграть войну за то, что мы будем говорить дальше. Вместе.
Он поцеловал её. Этот поцелуй был не таким, как в Юте. Тот был взрывом. Этот был... договором. Обещанием союза против всего мира. Эви хотелось в него верить. Она вцепилась в складки его рубашки, как тонущая, и ответила на поцелуй со всей страстью, на которую была способна, пытаясь заглушить маленький, холодный голосок внутри: «Он любит не тебя. Он любит своё открытие. Свою музу. Свой самый удачный проект».
3. Лик прошлого (Тёмная улица в Кореатaуне, рассвет)
Она вернулась к себе под утро, когда город только начинал шевелиться в серой предрассветной дымке. На пороге её квартиры, свернувшись калачиком, сидела Шейла. Самая младшая сестра. В легком ветхом плащике, дрожа от утреннего холода.
— Шейла? Боже! — Эви бросилась к ней, забыв про усталость. — Что случилось? Где Джейсон? Криста?
Шейла подняла на неё опухшие от слёз глаза. В них не было злобы, только животный, первобытный страх.
— Он... он сказал, что ты всё уладишь. Что у тебя теперь есть деньги и связи. Но... они что-то задумали, Эви. Что-то плохое. Против того человека, которому они должны. Я... я испугалась. Я сбежала.
Она схватила Эви за руку, её пальцы были ледяными и липкими.
— Они говорят... что если ты не дашь денег, то расскажут всем, что ты тоже воровала в детстве. Что ты... что ты подставляла соседей, чтобы тебя не тронули. Или что-то про маму... что ты знала, где она хранила дозу, и не сказала, и она чуть не умерла... Они выдумают что угодно! Ты же знаешь Джейсона!
Эви ощутила, как пол уходит из-под ног. Не страх. Хуже. Глухую, беспомощную ярость. Они не просто хотели денег. Они хотели разрушить тот хрупкий фундамент, на котором она с таким трудом начала строить новую жизнь. Они готовы были затоптать её обратно в грязь, из которой она выползла.
Она опустилась на корточки перед Шейлой, заглядывая ей в глаза.
— Слушай меня. Ты останешься здесь. Никуда не уйдешь. Я тебя не отдам. А с Джейсоном и Кристой... — она сделала глубокий вдох, и её голос обрёл ту самую сталь, которая рождалась только в крайности, — с ними я разберусь. Но тебе нужно выбрать, Шейла. Или ты с ними, в их болоте. Или ты со мной. Но если со мной — значит, навсегда порвать с их миром. Раз и навсегда. Сможешь?
Шейла, рыдая, кивнула, уткнувшись лицом в её плечо. Эви обняла сестру, эту хрупкую, сломанную девочку, которую система и семья не пощадили. И поняла, что битва только начинается. И фронтов теперь много. Фронт славы, где её хотят разобрать на сувениры. Фронт любви, где её боятся потерять в том образе, в котором полюбили. И самый страшный фронт — фронт крови, где её же родная кровь готова стать для неё ядом.
Она подняла голову и посмотрела на слабеющие звёзды над Лос-Анджелесом. Город грёз. Город-иллюзия. А её реальность была здесь, на этом холодном бетоне порога, с дрожащей сестрой на руках и с каменным комком ярости в груди.
«Цена света», — подумала она. — «Оказывается, он измеряется не в деньгах или славе. А в том, сколько тьмы ты готов уничтожить в себе и вокруг, чтобы он продолжал гореть».
Она помогла Шейле подняться и повела её в дом, в тепло, в свет лампы на кухне. За их спинами оставалась ночь, полная призраков. А впереди был день, полный битв.
ГЛАВА 1 (Книга 2): ОСКОЛКИ
Шейла заняла диван в гостиной Эви. Она была тихой, пугливой тенью, которая вздрагивала от звонка телефона и с жадностью поглощала еду, как будто боялась, что это последняя трапеза. Эви смотрела на неё и видела себя десять лет назад — ту самую, загнанную девочку из приюта. Только у Шейлы не было сестры Агаты. У неё была только Эви.
Они купили Шейле новую одежду, простую и удобную. Эви записала её на курсы GED (аттестат о среднем образовании). Клэр Монро, узнав о ситуации, через свои связи нашла хорошего психолога, специализирующегося на посттравматическом синдроме. Мир Эви, только-только начавший обретать контуры, снова заполнился проблемами, но на этот раз — не её собственными. И в этом была странная, болезненная правота.
Лиам отнёсся к появлению Шейлы настороженно.
— Ты уверена, что это не ловушка? — спросил он однажды вечером, когда Шейла уже спала. — Они могли подослать её, чтобы выведать что-то, ослабить тебя.
— Она не актриса, Лиам, — устало ответила Эви, готовя чай на крохотной кухне. — Ты бы видел её глаза. Это страх, которому не сыграть.