- Пошла вон из моего дома. Иди обратно в свою коммуналку, неудачница, - бросил Игнат.
Он говорил это с таким видом, будто выносил мусор, а не человека, с которым прожил годы. Чемодан Надежды полетел на лестничную площадку следом за ней, ударился о перила и раскрылся. Вещи рассыпались, как доказательства чужой подлости.
- Суд принял мою сторону. Ты ни на что не имеешь прав, - добавил он уже спокойнее, смакуя каждое слово.
- Но это же несправедливо! Ты подставил меня! Подделал документы! - Надежда сорвалась на крик. - Ты украл у меня жизнь!
- Потому что таких, как ты, надо наказывать, - Игнат расхохотался. - Я корпоративный юрист с безупречной репутацией, а ты теперь проворовавшаяся медсестричка. Давай, иди отсюда. Не морочь мне голову.
- Это вы вдвоем все придумали, да? Ты и твоя Ася! - Надежда всхлипнула, пытаясь перекричать собственную боль. - Она специально пришла работать в больницу, чтобы меня утопить!
- А если и так - ты ничего не докажешь, - Игнат был доволен собой, как мальчишка, которому сошло с рук преступление. - Ты мизинца ее не стоишь. Ползи отсюда, дети окраины. И запомни: кто рожден ползать, летать не может.
Надежда молча наклонилась за разбросанными вещами. Она собирала их в старый потрепанный чемодан, тот самый, с которым когда-то, совсем девчонкой, приехала в эту квартиру. Тогда она была медсестрой в неврологии, подрабатывала сиделкой, хваталась за любые смены и халтуры. Игнат доучивался на юридическом, жил ее надеждой и ее зарплатой, а потом они вместе копили, вместе мечтали, вместе обживали эти стены.
И вот теперь он вышвыривал ее из дома, потому что почувствовал вкус успеха. Потому что захотел богатой жизни. Потому что завел любовницу и решил, что Надежда - лишняя, как старая мебель.
Утром состоялся суд по разводу. И он прошел именно так, как Игнат и планировал. А накануне Надежду с позором уволили из больницы по ложному обвинению в хищении какого-то дорогущего препарата. Она даже не понимала, куда он мог исчезнуть. Главврач замял историю, чтобы не поднимать скандал, уговорил родственников пациента и, по сути, спас ее от статьи - уволил так, чтобы у нее оставался шанс устроиться хоть куда-то.
Но медицинский мир - маленький. Слухи там разносятся быстрее санитарной обработки.
Тем же утром, сразу после суда, Надежда обошла больницы города. Ее нигде не взяли. Кто-то говорил прямо, кто-то прятал глаза и ссылался на отсутствие ставок. К вечеру она дотащила чемодан до комнаты в коммуналке на Липовой. На кухне снова шумели вечно пьяные соседи, чей смех всегда заканчивался руганью. В ванную и туалет было страшно заходить. Надежда поплакала так, как плачут, когда уже не осталось сил держаться, и уснула.
Под утро она встала и долго драила санузел самой едкой химией, какую смогла купить на последние деньги. Потом пошла в кадровое агентство - единственное в их городе - и там, под подсказки специалиста, составила резюме. Возвращаясь домой, она считала остатки бюджета. По самым оптимистичным прогнозам хватало до конца месяца.
В крайнем случае можно было пойти уборщицей. Но жить среди этих соседей, среди их вечных криков и запаха перегара, казалось отдельным видом наказания.
На следующий вечер ей позвонили.
Голос кадровика звучал неуверенно, будто он и сам не верил в то, что говорит.
- Обычно мы так не делаем, но ваше видеоинтервью понравилось заказчику. Он требует, чтобы вы приехали на собеседование сегодня.
- Я готова! - Надя оживилась, перекрикивая гомон на кухне, где снова что-то отмечали. - Куда ехать?
- Вы меня очень выручите, - в голосе кадровика впервые появилась радость. - Восточный район, Осенняя улица, владение пять.
- Ой... так я живу в двух шагах, - выдохнула Надежда. - Буду максимум через полчаса.
- С вами приятно иметь дело. Если еще когда-нибудь будете искать работу - у нас получите приоритет, - удовлетворенно заключил специалист.
Уже по дороге Надя сообразила, что так и не спросила имя нанимателя. Осенняя улица была в этом районе особенной: старые дореволюционные дома, лавки, магазины, тихие фасады. Но один особняк выделялся всегда. Он стоял в глубине, а вокруг него был парк или сад - Надежда не разбиралась. И вот владение пять оказалось именно этим домом.
Она подошла к домофону и нерешительно нажала кнопку.
- Кто там? - женский голос в динамике был холодным.
- Я... сиделка. На собеседование, - растерялась Надежда.
- Надеюсь, документы с собой, - ответили ей. И связь оборвалась.
Через минуту по дорожке к калитке вышла женщина в черно-белом платье. Лицо - как у бульдога, взгляд - как у волкодава.
- Идите за мной.
- Простите, я не уточнила имя нанимателя, - пробормотала Надежда, шагая рядом.
- Сейчас вам все скажут. Я Фаина, единственная горничная в доме. Если останетесь - порядок обязателен. Убирать за прислугой не входит в мои обязанности.
- Я поняла, - тихо ответила Надя, сразу осознав: дружбы с Фаиной не будет.
- Вот сюда. Теперь в гостиную, - скомандовала горничная и громко произнесла в проем распахнутых двустворчатых дверей: - Игорь Николаевич, у вас собеседование.
В гостиной появился пожилой мужчина в инвалидном кресле. Он смотрел цепко, насмешливо.
- Вы сюда что, на метле летели? Откуда такая скорость?
- Я на Липовой, в коммуналке, живу, - ответила Надежда. - В резюме указано.
- А, Воронья Слободка, - хохотнул он. - Но вы не похожи на женщину, подверженную извечной беде всех тамошних обитателей.
- Я недавно переехала, - сказала Надя, понимая, что над ней откровенно издеваются. - Так что, может, еще наверстаю.
Пока он улыбался, за его спиной возник худощавый мужчина в джинсах и водолазке. Он показался Надежде смутно знакомым.
- Я навел о вас справки, - сказал он. - Репутация хорошая. Вы работали палатной медсестрой, были сиделкой.
- Все навыки есть в резюме, - кивнула Надежда. - Какие услуги нужны?
- Постоянная сиделка с проживанием, - сухо ответил пожилой мужчина. - Никаких гостей. Два выходных в месяц. Оплата приличная, не как в ваших больничках. Но есть условие: ни при каких обстоятельствах нельзя заходить в одну комнату. Второй этаж, западный коридор, самая дальняя дверь.
- Вы шутите? - Надежда приподняла брови. - Это как сказка про Синюю Бороду.
- Не шучу. Просто условие, - пожал плечами он. - Считайте это проверкой на любопытство. Комната всегда заперта. Нарушите - увольнение сразу.
- Ладно, - Надя кивнула. - Можно узнать ваше имя?
- Игорь Николаевич Агеев, - представился он. - А это Вячеслав Григорьевич, мой лечащий врач.
- Вы невролог? Мне нужно понимать состояние пациента.
- Нейрохирург. Частная практика, - ответил доктор. - Игорь Николаевич неудачно перенес операцию на позвоночнике. Он парализован. Гигиенические вопросы решает сам. Ваша зона ответственности - медицинские манипуляции, контроль состояния и личные поручения. Сейчас активного лечения нет. В основном - режим, наблюдение, компания.
- Как будто вам меня мало, - буркнула Фаина негромко, но так, что услышали все.
- Эх, Фаечка... наши перепалки стали скучны. Нужна свежая кровь, - плотоядно улыбнулся Агеев.
Надежда заметила: он изображает веселье, но глаза у него холодные и внимательные - как у ящерицы. С ним будет нелегко. Но сложные пациенты ее не пугали: она славилась тем, что находила подход к самым капризным.
- Ну что, довольны? Подписываем договор? - спросил Агеев. - Переехать желательно завтра с утра. Вы будете мне нужны.
- Я принята? - Надя удивилась: ей казалось, собеседование вышло странным.
- А зачем, по-вашему, мы тут время тратим? - желчно ответил он.
- Я просто давно не работала частным образом, - оправдалась Надежда. - Хорошо. Я схожу за вещами и вернусь.
- Я вас провожу, - серьезно сказал Вячеслав Григорьевич.
Перед уходом Надежда внимательно прочитала контракт на пять страниц и подписала. Пункт о запретной комнате был прописан отдельно, жирно и недвусмысленно: нарушение запрета - немедленное увольнение.
Надя усмехнулась: теперь эта дверь интересовала ее вдвое сильнее.
- И еще, - мрачно добавил доктор по дороге, - о происходящем в этом доме не болтают. Учитывайте статус моего пациента.
- А какой у него статус? - спросила Надя, чувствуя себя глупо.
- Вы что, не в курсе, кто такой Агеев? - Вячеслав Григорьевич пристально посмотрел на нее. - Впрочем... может, это и к лучшему. Большие знания - большие печали. Меня особенно тревожит его психологическое состояние. Он не принимает инвалидность, держится за контроль, упрямится.
- Я заметила. Он на стадии отрицания и принятия одновременно, - сказала Надежда. - Пытается справляться сам.
- Именно. Вам предстоит выдерживать это осложненное упрямство. Постарайтесь нас не разочаровать.
- Я справлялась с разными пациентами, - уверенно ответила Надя.
- Главврач передавал вам привет, - усмехнулся доктор. - И сказал ровно то же самое.
Через час Надежда уже снова входила в калитку особняка на Осенней улице, с чемоданом в руке. Дом в свете закатных лучей выглядел завораживающе.
В эту ночь Надя спала как убитая.
Утром она проснулась от пения птиц. Выглянула в окно и увидела Фаину, наполняющую кормушку. Горничная что-то ласково говорила пернатым, и суровое выражение исчезло - лицо стало почти красивым.
Любоваться долго не дали. Загудела рация, которую Наде выдали накануне. Это была не полноценная связь, скорее радионяня.
Агеев звал ее к себе.
- Доброе утро. Как спалось? - улыбнулась Надежда.
- Отвратительно, - проворчал он. - Файка кормит своих птиц, а они орут с четырех утра под окнами.
- Мне, наоборот, понравилась идея с кормушкой, - мягко сказала Надя. - Идем завтракать?
- И на прогулку хочу, - буркнул он. - Беритесь за это чертово кресло и поехали.
- Вас будет трясти. Может, начнем с прогулки вокруг дома?
- Что я тут не видел! - возмутился Агеев. - На улице по-нормальному не был больше года. Фаина везти отказывается, доктор тоже. Думаете, зачем я взял сиделку?
Из коридора донеслось:
- Чтобы поддерживать ваши бредовые идеи, да? - язвительно спросила Фаина. - Завтракать оба! Потом гулять будете!
Надя покорно пошла вслед за хозяином в столовую. Он управлял коляской уверенно, моторчик тихо жужжал.
После обильного завтрака Агеев потребовал, чтобы она читала ему вслух. Потом - отвечала на электронные письма под диктовку. На прогулку они выбрались только после полдника. И к удивлению Нади, бодрее выглядел именно он.
- Покажите мне мой район, - сказал Агеев. - Я здесь вырос. Мальчишка из восточного района - тогда это было почти приговором.
- Не скажите, - Надя покачала головой. - Меня бабушка растила. Люди ее поколения, многие интеллигенты, пусть и поломанные лагерями. Она в музее смотрительницей работала.
- Ну надо же, - усмехнулся он. - Может, мы и были знакомы. Хотя кому это интересно. Давайте зайдем вон в ту лавку. Привезем Фаине арбуз.
Арбуз Фаину не впечатлил. Она раскритиковала их выбор, а заодно саму идею гулять без охраны. На вопрос Нади, как он повредил спину, Агеев ответил коротко:
- Упал с лестницы.
Надежда лишь подумала, что охрана в такой ситуации действительно вряд ли бы помогла.
В своем районе, несмотря на дурную репутацию, она всегда чувствовала себя спокойнее, чем в кварталах богачей, куда так стремился ее бывший муж. Она представила лицо Игната, если бы он узнал, где теперь работает его неудачница Надя. Он бы многое отдал за возможность быть рядом с Агеевым: хозяин владел крупным бизнесом, а на стенах дома висели не копии - настоящие произведения искусства.
И все же этот человек был несчастен и одинок.
Следующую неделю они притирались характерами. Агеев капризничал, но в меру. Надежда держалась терпеливо и профессионально. Постепенно он стал называть ее доченькой и явно старался удержать рядом подольше. Вечерами они играли в морской бой, раскладывали пасьянсы, пока грозная Фая не разгоняла их по комнатам.
Фаины Надя больше не боялась: за грозным голосом пряталось золотое сердце. Хозяина она любила как родного и никому не давала его в обиду. Приняв Надю, горничная смирилась с ее присутствием.
Однажды Надежда рассказывала о своей невеселой истории и не сразу заметила, что Агеев отвернулся к окну и заплакал. Когда поняла - перепугалась.
- Игорь Николаевич, миленький... я вас расстроила?
- Да что ты, - тихо ответил он. - Просто вспомнил сына. Он давно погиб. С тех пор тоскую. Может, когда-нибудь привыкну... но пока никак.
- Хотите, почитаем вашу любимую книгу? - осторожно предложила Надя.
- Нет. Иди к себе, - махнул рукой Агеев. - Я в порядке. Просто хочу побыть один.
Надя вышла, чувствуя себя неловко: увидеть такую слабость у человека, который казался железным, было страшно и странно.
- Снова плачет? - спросила Фаина у нее за спиной.
- Да...
- Это хорошо. Он вечно как каменный, - неожиданно сказала горничная. - Такое впервые за пять лет. Дай ему выплакаться. Иди лучше по парку погуляй. Ты там еще ни разу не была.
- А мне можно? Там же нет входа.
- Через котельную, - отрезала Фаина. - Давай, не мозоль глаза.
Надя нашла калитку в котельной и вышла в парк. Там царствовали растения: зелень росла где хотела, без четкой системы. Три аллеи сходились к павильону-оранжерее у пруда. Стеклянные купола сияли на солнце.
Надя подошла ближе, и вдруг одна полусфера распахнулась. Изнутри высунулась лохматая кудрявая голова молодого мужчины.
- Привет! Вы ко мне? Я Ярослав. Помогаю Игорю Николаевичу оранжерею восстановить.
- Очень приятно, - улыбнулась Надя. - Вы садовник?
- Вообще можно на ты, мы не старые, - рассмеялся он. - Я ландшафтный дизайнер. Не просто сажаю, а выстраиваю систему. Чтобы кактус не торчал перед рубленым теремом.
- Впервые вижу живого ландшафтного дизайнера, - засмеялась Надя. - Думала, этим больше женщины занимаются.
- Еще одно заблуждение, - подмигнул Ярослав. - Ты представляешь, как тащить в кадке взрослую ель? Это не каждому мужику под силу. Я даже в зал хожу, чтобы силы были.
- Ты тут в гостях?
- Нет, я сиделка, - ответила Надежда. - Мне выдали увольнительную на пару часов.
- Я рад поболтать, но придется смотреть, как я работаю, - предупредил он. - Сейчас буду мхом выстилать горку. Оранжерея была красивой, но запущенной. Работы тут минимум на год.
- Наверное, здорово превращать заброшенное в красивое, - задумчиво сказала Надя.
Рация на поясе затрещала. Пора было возвращаться.
В доме ее ждали привычные заботы. И вдруг она поймала себя на том, что успела соскучиться по хозяину.
- Гуляла по парку? - спросил Агеев. - Не смущайся, я в окно видел. Как тебе Ярослав?