Едва Раэ поднял последнюю простыню над ликанобойцей, тот обмер, затем повернул вверх покрытое желтыми, стекшими к подбородку синяками лицо с безумными от ужаса глазами и выставил вперед ржавое зазубренное лезвие без рукоятки. Он никого не увидел перед собой, и от этого еще больше ужаснулся. Охотник перевел дух, накинул назад последнюю простыню на ликанобойцу, почуял запах немытого тела, поднявшийся волной.
-Сиди тихо, - проговорил Раэ на семикняжеском, - я друг. Я помогу тебе.
И осторожно прикрыл ларь. Коснулся руками носа и порадовался тому, что в комнате пахло камфорным лавром. Запах травы перебивал дурной запах из-под крышки. Затем перевел взгляд на альвов, что сидели в рядок на все еще прислоненной ширме и вопросительно смотрели на Раэ. Ах вот почему они так обеспокоенно спорили накануне! Их волновало не только желание Лазурчика проследить за Ринчином Ривом. Они знали, кто сюда проник и догадывались зачем. Но не знали, как поступить. Говорить ли Раэ? Вениса издала жалобный вопросительный писк. За всех. И Раэ ее понял.
-Свои! – тряхнул он головой, - я понял, что вы его жалеете и правильно делаете!
Из-за пазухи Оникс отозвался слабым благодарным посвистом. Раэ коснулся его под одеждой.
-Лежи-лежи… тихо! Все хорошо…
Он направился было в ванную комнату, но тут вся стайка альвов внезапно снялась с прислоненной ширмы и кинулась к Раэ все разом. Повисли у него она шее, на ушах, а Сардер с писком влепился ему прямо в нос.
-Э-э… вы чего? – удивился Раэ такому внезапному проявлению нежности, благодарности и облегчения со стороны альвов, - да хватит вам! Это охотник. А значит брат мне!
Он не мог понять, посему попал в объятья аж пятерых альвов, но таков уж он был, Раэ Наррани Наура-Олмар по прозвищу Фере, что подобный поступок этих малышей должен был остаться для него загадкой до конца его дней. А все потому, что Раэ не мог и в мыслях допустить, что может поступить так, а не иначе, в то время как альвы, хоть и многое могли прочесть в его душе, но не все.
Раэ отслонил от стены ширму, снова ее расставил, поснимал со своей шеи альвов и порассаживал их на краешек ширмы. Сам прошел в ванную комнату и повытаскивал из бельевой корзины подсохшие и постиранные обмотки, которые снова пришлось развесить на бельевые веревки. Теперь он не сомневался в том, что не обсчитался: обмоток действительно стало меньше. Поймал себя на том, что улыбается: никогда бы не подумал на себя, что когда-нибудь будет радоваться тому, что парень не из его крыла сопрет у него обмотки!
Из комнаты вывалился, словно пьяный. Ведьмы к тому времени проорались. Мурчин, раскрасневшаяся, стояла над столом, упершись о стол, как будто и в самом деле выволокла за собой какой-то тяжелый груз. Наравах стояла в дверях в их общие покои и с каким-то понимающим сочувствием смотрела на Мурчин. Раэ было не до их тайн.
-Чего тебе? – недовольно спросила Мурчин, глянула на Раэ быстро, внезапно, как на обузу и… тотчас в ее взгляде мелькнуло сожаление. По ее выражению лица было ясно, что она готова была свои внезапно выскочившие слова назад.
-Я возвращаю назад свои вещи, - сказал Раэ, - если вы не против… и мне сейчас срочно нужна еда. Желудок как грызет.
Он даже чуть согнулся, словно у него сводит живот.
-Вот не стоило тебе так глубоко резать руку, - буркнула Мурчин.
-Ну… так-то да… но я и не знал, что этот Варсис мог меня учуять. Кабы вы меня предупредили… я же ведь нечаянно мог бы что-нибудь разбить и порезаться, а вы бы и не узнали…
-Странно, - пробормотала Наравах, - сударь Хетте Эноаро говорил, что из-за браслетов невозможно учуять семикняжца, однако…
-На этот магия браслетов дала сбой, - сказала Мурчин, - но почему?
-А… не может ли это быть от того, что моя кровь оказалась вне браслетов, на платке? – спросил Раэ. Мурчин и Наравах переглянулись.
-Очень… даже может быть, - согласилась Наравах.
-Может, выкинуть платок от греха подальше? – спросил Раэ, - а я вам, если что, новой крови налью, когда удобнее будет…
-Во! – сказала Мурчин и показала кукиш.
-А хоть покормите, пока не сдох? – спросил Раэ, - или покормите только маралью о том, что не надо было так резать глубоко руку?
Мурчин, по упрекающий взгляд Наравах, кивнула, и та поспешила за чугунные ворота.
-Прости, что взял траву от клопов и не сказал тебе, - сказал Раэ, оставшись наедине с Мурчин, - я не знал, из-за чего может тут оказаться этот Варсис. Да и ты не смогла предугадать…
-Так-то да, - хмуро и неохотно признала Мурчин, - но… почему ты не сказал, что тебя донимают клопы?
-Ты вчера сказала одну вещь… она меня очень озадачила… ведь мы с тобой не очень-то с тобой друг с другом разговариваем… только когда сильно прижмет… мы с тобой общаемся… остриями… наших… необходимостей… вот когда я буду справляться с клопами…с твоей помощью… тогда мы и будем… друг другу супругами…
Раэ готов был откусить себе язык. Он врал. Врал, хоть и ведьме. Но таким языком уже не скажешь ничего святого. Важного. Порядочного.
Он стоял, опустив голову. Стоял, сгорая от стыда и боли. Зная, что может, такой молодой и сопливый, справиться с этой ушлой и прошедшей огонь и водой ведьмой. Но таким способом, от мысли о котором хотелось броситься с башни вниз головой. Чувствовал на себе ее недоумевающий, но и при этом полный занимающейся надеждой взгляд.
В это время распахнулись чугунные ворота, и Наравах вынесла из-за них роскошные подносы с закусками, которыми так и не притронулся Ринчин Рив. Раэ ловко подхватил подносы у Наравах.
-Можно, я побуду этот вечер и всю эту ночь один? – спросил он и сам не понял, как в его голосе так правильно дрогнули моляще-просящие нотки, - мне так о многом надо подумать… так о многом…
Он только краем глаза видел растерянный кивок Мурчин. Медленно унес подносы за собой. Поставил их на постель. Быстро выглянул и попросил несколько растерявшуюся Наравах вернуть ему кувшин с тазиком. Он знал, что ведьмы сейчас несколько растеряются и в ближайшее время могут полезть то под одним, то под другим предлогом. И этих предлогов случайно заглянуть их надо было лишить. Поэтому бросил на Мурчин длительный многозначительный взгляд перед тем, как затвориться и припереть дверь тяжеловесным табуретом. Не ахти какая защита, но хотя бы загремит ножками по полу, если кто-то станет отворять дверь. Затем показал альвам на дверь, чтобы те ее охраняли. И только после этого приблизился к закрытому ларю. Некоторое время помедлил, не зная, какие слова подобрать. Затем приоткрыл ларь и заговорил по-семикняжески:
-Слышь, братишка, ты только не пыряй меня своим ржавым лезвием. Я сделал так, чтобы в комнату не зашел никто чужой. Давай так: я сейчас открою крышку, а ты выбирайся и топай в ванную комнату. Я тебе там воды налью в ванную. Извини, но ты сейчас такой, что тебя могут найти по одному запаху. Так что дальше прятаться ты не сможешь. Ни от кого.
Раэ открыл крышку и осторожно отскочил. Покрывало в ларе шевельнулась и поднялась тонкая, по-юношески вытянутая фигура, обтянутая в пресловутый серо-винный кафтан. Закрутилась, выставив перед собой ржавый клинок. Помимо покрытого синяками лица ликанник обладал бешеными полубезумными глазами, которые сверкали при холодном свете дневного осеннего дня как лихорадочными и копной грязных волос, некогда подбритых у висков и затылка, которые сейчас небрежно отросли. Он вскидывал клинок на все четыре стороны, не понимая, откуда исходит опасность. Притихшие альвы настороженно наблюдали за ним с дверного косяка и ширмы.
У каждого подразделения охотников были свои болячки, и ликанники были не исключение. Так, больше всего эти боялись, что будут покусаны, обращены в волков, выйдут к своим, а те их не признают и кокнут. Так, вопреки уставу, они норовили отрастить на темени и затылке длинные волосы и собрать из в высоких хвост: последнее, что терял человек в волчьем обличье. Так, у ликанника на плечах висела кудлатая грива, кошмар любого охотника, который отправлялся на дело. Раэ припомнилось, как он брился налысо перед походом на северных колоссов. Это был негласный ритуал… А тут он по запаху на расстоянии понял, что будет иметь дело со вшами!
-Хм-м… -неловко подал голос Раэ, - ты это – иди сразу в ванную комнату. Туда, кроме меня точно никто не сунется…
Охотник на ликанов резко повернулся на голос, никого ожидаемо не увидел.
-Где ты, а ну покажись, - произнес он сиплым, несколько сорванным голосом.
-Тише ты! – проговорил Раэ, - за дверями ведьмы! Им про тебя знать не обязательно…
-А ну покажись, - прошипел перепуганный ликанник, слыша Раэ, но не видя, - ты вообще человек?
-Я человек. Семикняжец. И охотник, как и ты. И я тут в плену.
-Так покажись!
-Не ори!
-Это какая-то магия, да? Ты – колдун, да я… да я…
Ликанник выскочил из ларя и пошел на голос Раэ, вскинув ржавый нож. Но тот уж понял, что ждать, когда беглец поднимет шум, не стоит. Он плавно скользнул вдоль стены, резко вышиб из дрожащего запястья глухо звякнувший нож. Ликанник дернулся не в ту сторону, не понимая, откуда пришло, Раэ зашел ему за спину, подхватил под мышки, зажал ему рот и рывком поволок в ванную.
Продолжение следует. Ведьма и охотник. Звездная Башня. Глава 44.