Послезавтра день провала в ад Егора Гайдара. За что мы его ненавидим?
Русские проклинают Егора Тимуровича не за злой умысел — демон с поросячьим лицом, он был, возможно (меня в этом убеждал Юлий Гусман), чист в намерениях. Нет, проклинают его за несвоевременную виртуозность. Как если бы хирург-вундеркинд начал делать сложнейшую операцию на открытом сердце, забыв про наркоз, про стерильность, про то, что пациент в сознании и всё видит. А пациент — это сто пятьдесят миллионов душ, не готовых к процедуре.
Проклинают за железную веру в либертарианские скрижали, вывезенные с Чикагских гор, в то время как страна лежала в обмороке после великой геополитической истерики. Верил он свято, этот поросёнок с глазами фанатика, что рынок расставит всё по местам, как умный учитель в первом классе. Но рынок, вброшенный в вакуум, стал не учителем, а ураганом. И вот уже целые заводы, как дредноуты, идут ко дну, а спекулянты снимают с них золотые часы, пока те ещё на плаву.
Проклинают за ваучеры — эту магическую бумагу, обещавшую каждому кусочек бывшей империи. Вышло же, что народ обменял свою долю на бутылку «Столичной», а империю поделили те, кто знал, где чековая книжка. Получилась не справедливость, а колдовство: народное добро — в карманы немногих, а иллюзия участия — в карманы всех. Колдовство это пахло дешёвым портвейном и безнадёгой.
Проклинают за либерализацию цен — фокус, после которого деньги в кошельках превратились в осенние листья. Сбережения, зарплаты, надежды — всё сгорело в гиперинфляционном костре. А он, Гайдар, смотрел на графики, как на красивые диаграммы, и говорил о «неизбежных издержках». Для него — издержки, для миллионов — конец света в продуктовой очереди за макаронами по талонам.
Но главное, за что проклинают, — за оскорбление исторического достоинства. Он пришёл как модернизатор, а выглядел в глазах многих как оккупант, призванный разорить святыни. Советская жизнь, пусть и бедная, пусть и лживая, была их жизнью, а он объявил её абсурдом, подлежащим тотальному демонтажу. И демонтировал с усердием неофита. Страна почувствовала себя не пациентом, а подопытным кроликом в руках безжалостного лаборанта.
Проклинают, потому что виден был разрыв между интеллектуальной элегантностью реформ и животным ужасом их воплощения. Гайдар мыслил категориями учебников, а люди жили в категориях выживания. И когда академик кричал с трибуны о «точке невозврата», бабушка в Вологде понимала, что завтра не на что купить хлеб. Этот разрыв — пропасть, через которую не перебросишь мост цитатами из Фридмана.
И ещё — за несостоявшуюся утопию. Обещали быстрое выздоровление через боль, а получили долгую, унизительную болезнь с рецидивами авторитаризма и олигархии. Гайдар, этот Дон Кихот шоковой терапии, сражался с ветряными мельницами плановой экономики, но ветер той битвы выдул из страны душу, которую так и не вернули ни рынком, ни свободой.
Так что проклинают его не как злодея, а как символ горькой иллюзии: что можно осчастливить страну строгими формулами, игнорируя её метафизику, её травмы, её слепую и яростную волю к страданию. Гайдар хотел вписать Россию в учебник по экономике, а она, еретица, опять вырвалась на поля анархии и тоски. И этот разрыв между расчетом и реальностью — вот где рождается проклятие. Вечное, как наше неумение учиться у истории, и личное, как пустая кастрюля в лихие девяностые.