Элеонора Витальевна любила свой белоснежный кроссовер больше, чем сына, внуков и Родину вместе взятых. Это была не просто машина. Это был стерильный храм на колесах, передвижная операционная, куда пускали только в бахилах и после сдачи анализов на чистоплотность.
Маша стояла у подъезда и зябко куталась в куртку. Рядом громоздились коробки с декором, которые свекровь приказала (именно приказала, слово «попросила» в лексиконе Элеоноры отсутствовало) перевезти в ресторан. Сегодня у свекрови намечался юбилей. Важная дата, важные гости, «нужные люди». Элеонора Витальевна должна была блистать.
Кроссовер подплыл к бордюру бесшумно, как белая акула. Стекло медленно опустилось.
— Ну чего стоишь, как сирота у ворот приюта? — вместо приветствия бросила свекровь. — Грузи давай. Только аккуратно! Если поцарапаешь пластик, я тебя саму в багажник сложу.
Маша вздохнула. Спорить было бесполезно. Элеонора Витальевна была женщиной-танком, покрытым слоем дорогой тоналки.
Маша взяла первую коробку.
— Стоять! — рявкнула свекровь, выскакивая из машины.
Она была при полном параде: укладка «волосок к волоску», светлое пальто, запах парфюма, способный убить все живое в радиусе метра.
— Ты руки мыла? — Элеонора подозрительно осмотрела ладони невестки. — А куртка чистая? Опять в этой своей дешевке ходишь? Маша, ты выглядишь как чучундра. Не женщина, а катастрофа. Я же говорила: учись у меня. Чистота — это признак породы.
— Руки чистые, Элеонора Витальевна, — процедила Маша, сжимая картон так, что тот захрустел.
— Смотри мне. И ноги отряхни! Нет, не так! Сильнее стучи! Я только вчера детейлинг делала, отдала за химчистку сумму, на которую ты месяц живешь. В салоне ни пылинки.
Маша послушно постучала ботинками друг о друга.
— Вперед садись, — скомандовала свекровь. — Коробки назад, на коврик. И не дай бог что-то просыплется. У тебя дома вечно свинарник, так хоть мою машину не загадь.
— У меня не свинарник, — тихо возразила Маша. — У меня двое детей. Игрушки на полу — это нормально.
— Игрушки — это хаос. Хаос в доме — хаос в голове. Твой муж, мой сын, между прочим, привык к идеальному порядку. А живет теперь в хлеву. Бедный мальчик.
Элеонора Витальевна села за руль, демонстративно протерла влажной салфеткой ручку двери, которой коснулась Маша, и завела мотор.
— Ладно, поехали. Мне еще нужно в салон красоты заскочить, прическу поправить. А ты пока завезешь эти коробки администратору. И ту, свою, с детским барахлом, тоже возьми. Только держи её в руках, на сиденье не ставь! Кожа перфорированная, нежная.
Маша посмотрела на коробку, которую держала на коленях. Там лежали поделки для детского сада. Сын вчера весь вечер клеил открытки, а Маша помогала. Главным элементом декора были блестки.
Глиттер. Мельчайшая, въедливая, летучая пыльца феи, которая имела свойство проникать сквозь стены.
Маша вспомнила, как утром Элеонора назвала её «неряхой» при муже. Как ткнула носом в пылинку на плинтусе. Как сказала, что Маша «не достойна такой семьи».
Внутри Маши что-то щелкнуло. Не громко, но отчетливо. Терпение, которое она копила пять лет брака, закончилось. Бак был пуст. Остались только пары бензина и одна маленькая искра.
В коробке на самом верху лежала литровая банка профессионального глиттера для слаймов. Голографическое серебро. Самый мелкий помол. Такая пыль, если попадала на кожу, не смывалась неделями.
Маша аккуратно, незаметно для свекрови, нащупала крышку банки. Крышка сидела плотно.
«Случайности не случайны», — подумала Маша.
Она слегка, совсем чуть-чуть, открутила резьбу. Потом еще немного. Крышка теперь просто лежала сверху.
— Ты чего притихла? — подозрительно спросила Элеонора, глядя в зеркало заднего вида на свое идеальное отражение. — Думаешься над своим поведением? Правильно. Может, хоть к тридцати годам человеком станешь.
— Думаю, Элеонора Витальевна, — кротко ответила Маша. — О чистоте думаю. О вечном.
— Ну-ну. Держись крепче, сейчас поворот будет, я опаздываю.
Свекровь любила быструю езду. Она считала себя асом вождения, хотя на деле просто подрезала всех и считала, что поворотники придумали для плебеев.
Впереди замаячил крутой поворот. Элеонора Витальевна, не снижая скорости, резко крутанула руль вправо. Машину качнуло.
Это был тот самый момент.