— Маша, ну это же неэффективно! — Игорь стоял посреди коридора, держа в руках детский резиновый сапог, как Гамлет череп.
Второй сапог валялся у двери. Детский самокат перекрывал проход в ванную. Рюкзак сына висел на ручке двери.
— Что именно неэффективно, Игорёк? — я протискивалась мимо него с пакетами из магазина. В пакетах звякало и пахло свежим хлебом.
— Всё! Логистика нашего дома! — Игорь поморщился, ставя сапог на полку (но не на ту, где стояла остальная обувь, а на верхнюю, для шляп). — Смотри: чтобы пройти к кухне, я должен совершить три лишних маневра. Обогнуть самокат, перешагнуть ботинки, увернуться от куртки. Это потеря времени. Секунды складываются в минуты, минуты в часы! Ты знаешь, сколько времени мы тратим на хаос?
Игорь был менеджером среднего звена в крупной логистической компании. Он любил слова «оптимизация», «дедлайн» и «KPI». И он искренне верил, что если перенести эти священные скрижали в нашу трёшку, наступит рай земной.
— Игорек, — я поставила пакеты на стол. — Может, вместо лекции ты просто уберёшь самокат? Это займет три секунды. Без потери KPI.
— Нельзя просто убирать последствия! — возмутился муж, проходя на кухню и садясь на стул (единственное чистое место). — Надо устранять причину! Нам нужна система. Этажерка для обуви с маркировкой. Крючки на уровне роста детей. Чек-лист уборки на холодильнике.
Он достал смартфон и начал тыкать пальцем в экран.
Я вздохнула, спорить было бесполезно. Игорь был теоретиком жизни. Он знал, как надо, но понятия не имел, как есть.
«Я буду руководить!»: план борьбы за крышу
— А ещё, — продолжил он, не дождавшись моего восторга по поводу чек-листа. — Твой отец, я тут думал.
— О чём?
— О даче, Пётр Иванович собирается крышу перекрывать, сам. В шестьдесят лет, это же абсурд!
— Почему абсурд? Папа всю жизнь строит, руки золотые.
— Руки, может, и золотые, но подход — каменный век! — Игорь вскочил. — Он будет ковыряться месяц! А можно нанять бригаду, составить смету, закупить материалы оптом со скидкой, проконтролировать этапы… Я бы там за неделю всё разрулил. Главное не работать руками, Маша, а организовать процесс!
— Так разрули, — сказала я, доставая курицу. — Папа как раз в субботу начинает, помощь нужна не бригады, а зятя.
Игорь поправил очки, в глазах блеснул огонёк.
— А и поеду! — заявил он. — Покажу Петру Ивановичу, как работают профессионалы в двадцать первом веке. Только предупреди: я не буду гвозди забивать. Я буду руководить. Логистика, снабжение, тайм-менеджмент, пусть поучится.
— Ага, предупрежу, — улыбнулась я. — Только ты тоже подготовься, там вай-фая нет. И туалет на улице. Логистика, так сказать, свободного падения.
В субботу утром мы выехали.
Игорь подготовился основательно. Он был одет в новенький, хрустящий комбинезон с кучей карманов (на спине красовалась надпись «Профессионал»), на ногах трекинговые ботинки, в которых можно покорять Эверест, а на носу защитные очки с желтыми стеклами.
В багажнике лежал кейс. Пластиковый, черный, внушительный. В нем покоился японский шуруповёрт за тридцать тысяч рублей, лазерный уровень и электронная рулетка.
— Здорово, отец! — Игорь вышел из машины, оглядывая дачный участок хозяйским взглядом. — Ну что, где фронт работ? Я посмотрел прогноз дождя не будет, можно вызывать манипулятор.
Папа, Пётр Иванович, стоял у верстака и точил топор. Он был в своей вечной тельняшке, выцветшей до белизны, и старых штанах. Его руки, привычно двигали брусок по лезвию, вжик-вжик.
Он поднял глаза на зятя. Осмотрел его экипировку. Задержался взглядом на очках, сплюнул травинку.
— Здорово, — сказал он спокойно. — Манипулятор в городе остался, а здесь — лестница, молоток и руки. Полезли, «профессионал».
— Подождите, — Игорь достал планшет (да, он взял планшет). — Сначала план. Нам нужно оптимизировать подъем материала, ондулин где?
— В сарае.
— Таскать на горбу — это неэффективно. Нам нужна лебёдка или блок. У вас есть трос? Мы соорудим простейший полиспаст…
— Есть верёвка бельевая, — буркнул папа. — И спина. Берёшь пачку и на крышу, я принимаю. Время пошло, Игорёк. Дождь после обеда обещали, вопреки твоему интернету.
Игорь хмыкнул, убрал планшет и подошёл к штабелю ондулина.
— Ну, раз вы настаиваете на ручном труде… Но это потеря КПД процентов на сорок.
«Японский шуруповёрт»: технологии против опыта
Он взял пачку листов, лёгкую на вид.
Через десять минут «Аполлон» в комбинезоне покрылся испариной. Через двадцать с него текло, как с гуся. Новенькая роба покрылась серой пылью.
Очки запотели.
Папа работал наверху, он не суетился. Его движения были скупыми и точными.
Принял, положил, прибил. Тук-тук-тук.
Игорь внизу пытался применить науку.
— Маша! — кричал он мне. — Подай воды! У меня обезвоживание! Нарушение водно-солевого баланса снижает производительность!
Я подавала воду.
— Пётр Иванович! — кричал он вверх. — Вы неправильно кладете! Надо внахлест на две волны, я читал инструкцию!
— На одну кладем, — доносилось сверху. — Экономим материал, уклон крутой, не протечет. Подавай, не болтай.
На двадцатом листе Игорь сел на траву.
— Перекур! — выдохнул он. — Это невозможно. Инструмент у вас, папа, никуда не годится. Молоток тяжелый, рукоятка не эргономичная. Вибрация в руку отдает. Тоннельный синдром заработать можно.
Папа спустился с лестницы, закурил.
— Нормальный молоток, дедовский.
— Вот именно! Дедовский! — Игорь оживился. Он почуял, что настал его звездный час. — Смотрите!
Он открыл свой кейс.
Внутри, на бархатной подложке, лежал шуруповёрт.
— Японский! — гордо объявил Игорь. — Бесщеточный двигатель, крутящий момент как у тепловоза, сам крутит!
Сейчас я вам покажу класс, мы эти листы пришьем саморезами за пять минут.
Забудьте про гвозди!
Папа с интересом посмотрел на чудо техники.
— Саморезы-то кровельные взял? С резинкой?
— Обижаете! — Игорь достал коробку фирменных саморезов. — Всё предусмотрено.
Он полез на лестницу с шуруповёртом наперевес, как Рэмбо.
Прицелился в волну ондулина. Нажал кнопку.
«Вжик!» — радостно взвизгнула японка. Саморез вошел в дерево как в масло.
— Видали?! — крикнул Игорь сверху. — Технологии!
Второй саморез, третий.
На четвертом шуруповёрт издал жалобное «У-у-у…» и замолк.
Игорь нажал кнопку еще раз, тишина.
Он потряс инструмент. Постучал по аккумулятору.
— Что такое? — пробормотал он. — Зарядка кончилась? Я же вчера ставил… Всю ночь на базе стоял!
— Эх технологии, давай молоток и гвозди.
Игорь спустился вниз, он был красный, как рак.
— Это брак! — горячился он. — Я чек сохранил! Я им устрою рекламацию!
— Рекламацию потом устроишь, — спокойно сказал папа. — А крышу крыть надо, бери гвозди.
К обеду крыша была готова наполовину. Игорь больше не рассуждал о КПД. Он просто тяжело дышал и механически подавал листы.
— Обед! — объявила я, вынося на веранду кастрюлю.
Игорь рухнул на лавку.
— Я сейчас… — прохрипел он. — Я сейчас мангал организую. Маша, где мясо? Я маринад особый сделаю, читал рецепт одного шефа… там главное — температурный режим углей.
— Костёр разведи сначала, — сказала я. — Дрова за сараем, спички на полке.
Игорь, шатаясь, пошел за сарай.
«Дрова сырые!»: фиаско у мангала
Через пять минут я услышала чертыхания.
— Да что ж такое! Они сырые!
Я заглянула за угол.
Игорь сидел на корточках перед кучей поленьев. Он пытался поджечь березовое полено своей фирменной зажигалкой Zippo. Полено шипело, дымило, но гореть отказывалось наотрез.
— Бензин нужен! — злился Игорь, чиркая колесиком. — Или жидкость для розжига! Кто так дрова хранит?! Под открытым небом! Влажность же!
Из-за угла вышел папа. Он нёс ведро с водой.
— Отойди, — сказал он.
Игорь вскочил.
Папа подошёл к поленнице, оторвал кусок бересты с другого полена. Скомкал газету. Сложил мелкие щепочки шалашиком. Чиркнул простой спичкой из коробка за два рубля.
Огонь завёлся мгновенно.
Папа подкинул пару поленьев потолще.
— Сухие снизу класть надо, Игорек, — сказал он без тени насмешки. — А сырые сверху. Они пока греются — сохнут. Тепло вверх идет.
Игорь стоял и смотрел на огонь, в очках отражались пляшущие языки пламени. И в этих языках, казалось, сгорали его графики, схемы и уверенность в том, что мир подчиняется инструкциям из интернета.
— Садись, — папа кивнул на чурбак. — Пусть прогорят. А я пока огурцов нарву.
Они сидели у огня молча. Игорь смотрел на угли.
— Пётр Иванович, — вдруг спросил он. — А почему вы бригаду не наняли? Деньги же есть.
Папа помолчал, ворочая угли палкой.
— Нанять можно, — сказал он. — Только чужие руки, они чужие. Сделают быстро, да, но без души. А для себя делать надо так, чтобы внукам не стыдно было. Вот ты сейчас лист прибивал, о чём думал?
— О том, что спина болит, — честно признался Игорь.
— А я думал, как дождь по этой крыше стучать будет и как мы с тобой тут чай пить будем, и нам сухо будет. Вот в чём разница, не в шуруповёрте дело, а в голове.
Игорь снял свои модные очки. Потер переносицу, на которой остался красный след.
— Понял, — сказал он.
Примирение в бане
Вечером была баня, которую папа построил «по старинке» пять лет назад, без проектов и дизайнеров.
В парилке пахло мятой и размоченным березовым веником. Жар был мягкий, обволакивающий.
Игорь сидел на полке, красный, распаренный. На пальце у него красовался пластырь (прищемил лестницей, когда спускался), на плече наливался синяк (бревно задел).
— Поддай ещё, — попросил он.
Папа плеснул на каменку. Пар с шипением ударил в потолок.
— Хорошо… — выдохнул Игорь.
После бани мы пили чай на веранде. Крыша над нами была новой, пахла битумом и свежим деревом. И она не текла, хотя обещанный дождь всё-таки пошел.
Игорь был на удивление тих. Он просто сидел и смотрел, как капли стекают по ондулину.
— Знаешь, Пётр Иванович, — вдруг сказал он. — А крыша-то ровная получилась. Идеально ровная, я уровнем проверял, пока вы не видели.
— Ровная, — кивнул папа, откусывая сушку. — Если руками делать, а не языком, всегда ровно выходит.
Игорь опустил глаза в чашку.
— Я это… — он замялся. — Шуруповёрт тебе оставлю. Кейс этот и аккумуляторы новые куплю, хорошие. Пусть у тебя будет, пригодится.
Папа посмотрел на него, улыбнулся в усы
— хитро, по-доброму.
— Оставь, — сказал он. — Хорошая вещь.
Домой ехали поздно, дорога была пустой, мокрой от дождя.
Игорь вёл машину аккуратно. Он не включил свое любимое бизнес-радио, где вещали про индексы Доу-Джонса. В салоне играла тихая музыка.
Когда мы зашли в квартиру, нас встретил привычный пейзаж: коридор, заваленный вещами. Тот самый детский самокат валялся поперек прохода, как шлагбаум.
Я привычно нагнулась, чтобы убрать его, готовясь услышать лекцию.
— Оставь, — вдруг сказал Игорь.
Он мягко отодвинул меня плечом. Сам поднял самокат. Аккуратно поставил его в угол, колесами к стене, поправил руль.
Потом снял куртку, повесил на вешалку (обычно он бросал её на пуфик с криком «Я устал, я добытчик!»). Поставил ботинки ровно.
Прошел на кухню.
— Маш, — спросил он, глядя на меня усталым, но очень тёплым взглядом. — А у нас есть что-нибудь поесть? Нормальное? Или мне… картошки почистить?
— Есть борщ, — улыбнулась я.
Игорь усмехнулся.
— Давай я разогрею, — сказал он. — А ты посиди. Устала, наверное, с нами, мужиками, возиться.
Он пошёл к плите, шаркая тапочками.
Секрет «сломанного» инструмента
Я смотрела ему вслед и думала, что иногда один день на крыше с тестем и молотком заменяет десять лет тренингов личностного роста.
А шуруповёрт, кстати, папа починил еще пока мы в бане были. Оказалось, Игорь просто кнопку блокировки шпинделя нажал случайно и не заметил. Но папа ему не сказал.
«Пусть думает, что техника подвела, — шепнул он мне на прощание. — Мужское самолюбие — штука хрупкая. А так он вроде как не виноват, это всё японцы намудрили».
Мудрый у меня папа.
И Игорь, кажется, тоже начинает умнеть. По крайней мере, чек-лист уборки с холодильника он снял и выбросил. Сказал: «Мусор. Просто убирать надо, а не писать об этом».
Ну а теперь ваша очередь девочки, признавайтесь: чьи мужья тоже любили «руководить» ремонтом, лежа на диване? И удавалось ли кому-то спустить их с небес на землю (или на крышу)?
Пишите в комментариях! И помните: иногда лучший тренинг для семьи — это совместная поклейка обоев или копка картошки. Там сразу видно, кто есть кто. Жду вас…