Рассказ основан на реальных событиях. Благодарю подписчицу Е. за историю.
1939 год. Село Никольское
Константин Букалин, хозяин дома и глава семейства, возвращался с поля всегда затемно. а зимой с утра до вечера на лесорубке трудился. Мужик он был невысокий, коренастый, с окладистой бородой, в которой уже серебро пробивалось.
Сапоги, стоптанные в пыль, оставлял на крыльце, смахнув с них грязь веничком, чтобы не тащить её в избу, которую его жена Анна в порядке держит.
Каждый вечер за большим самодельным столом вся семья собиралась. Анна по правую руку сидела, Миша, старший сын, двадцать семь ему уже было, сидел рядом с отцом по левую руку, затем за Мишей шла дочь Вера, девятнадцатилетняя красавица, которая ходила в невестах.
Была еще одна дочь, Дуся, пятнадцатилетняя девушка-тихоня и младшенький, Андрюша, одиннадцати лет от роду, любимчик семьи, последыш.
- Андрейка, не вертись, как уж на сковородке. Доедай, - Анна ему в тарелку ложку картошки с лучком подложила.
- Мам, я наелся уже.
- Наелся? Да у тебя щёки пустые. Расти надо, чтобы мужиком здоровым быть, - Константин на него поглядел, и в бороде улыбка спряталась. - Вот Мишка в твои годы пол-каравая один уплетал.
- Так Миша и сейчас уплетает, - Вера вставила слово, а сама Мише локтем в бок ткнула.
Тот даже не шелохнулся, будто и не слышал.
- А у нас в клубе кино новое будут крутить! Про любовь! - улыбнулась Вера.
- Любовь, - фыркнул Миша, снисходительно глядя на сестру. - У тебя в голове лишь одна любовь, да парни, что табунами ходят за тобой, а ты всё перебираешь.
Вера вспыхнула.
- Ну и что? А у тебя вовсе никого на примете нет. Двадцать семь лет, а всё бобылем ходишь. Вот, Андрюшка, вырастешь - не бери пример с брата.
- Так, хватит пустые разговоры вести. - пресек перепалку отец. - Андрюша, ты завтра на покос с Мишей пойдешь, будешь учиться в поле работать.
- Так я уже умею! - парень глаза загорелись - его возьмут в поле на работу в колхоз!
- Ну вот там и посмотрим, какой ты работник будешь.
Так и жили. Дружно, вечерами ведя разговоры, а с раннего утра работали все, даже младший Андрюшка, хоть и баловали родители своего "поскребыша".
Но в декабре 1939 года, когда снег вовсю покрыл землю и сельские готовились к Новому Году, Константина вызвали в сельский совет, где вручили повестку и велели прибыть к следующему утру в сборный пункт.
Словно ледяной водой окатило Анну, когда она об этом узнала.
- Это что же, тебя на войну с финнами забирают?
- Так и есть, Аннушка. А чего ты испужалась? Ты разве забыла, как ждала меня, когда я в Гражданскую воевал? Вот и теперь подождешь.
- Тогда у меня только Миша был, а теперь четверо детей...
- Аннушка, ну какие они дети? Мишка того и гляди невестку в дом приведет, Верунчик из дома упорхнет, выйдя замуж. А тут уже и Дусеньке черед подойдет. А Андрейка? Разве ж ребенок он малый?
- Боязно мне.
- Ты это брось, бояться, -ласково пожурил он супругу. - Еще и детей науськаешь. Всё будет хорошо, я вскорости вернусь.
Вечером домашние суетились, не отходя от отца, а Анна узел собирала: две пары портянок, залатанные, но чистые две рубахи, сала кусок, да сухарей и табаку.
Константин же сел напротив младшего сына и произнес:
- Мишку слушайся, мамке помогай и сестер не обижай. Понял?
- Понял, бать. Ты вернешься, скажи?
- Ну конечно, я вернусь, - отец потрепал сына по голове.
Утром на рассвете его провожала вся семья. Константин, с котомкой за спиной, ещё раз обернулся, помахал рукой и скрылся за поворотом. Его следы заметал выпавший снег.
Анна стояла, не двигаясь, пока он из вида не исчез. Потом обернулась к детям и сказала хрипло:
- Всё, домой пошли, работы невпроворот.
И пошла первой, выпрямив спину. Андрей смотрел ей вслед и вдруг понял, что детство его вот сейчас, в это самое мгновение, и кончилось.
****
Зима выдалась лютой, снежной. В доме Букалиных печь топили нещадно, но холод всё равно подбирался со щелей. Анна после отъезда Константина как будто в себя ушла. Молчала целыми днями, дела делала машинально. Но держалась и старалась не плакать.
Главным в доме стал Миша. В двадцать семь лет кормилец и второй хозяин после отца, он враз все обязанности родителя на себя взял. Просыпался затемно, сено в сарай тащил, дрова колол. Вечером, усталый, у печи садился, затягиваясь из его трубки, что отец дома оставил.
В феврале, когда метели особенно злились, пришла похоронка. Принёс её почтальон, старик Ефим, который снял шапку на пороге, не глядя в глаза.
- Аннушка, прими мои соболезнования... - и протянул извещение из военного комиссариата.
Анна бумагу взяла и молча прочла. Потом медленно сложила её вдвое, повернулась, подошла к божнице, где образ Богородицы был, заткнула бумагу за киот и, прислонившись к иконе, заплакала тихо, чтобы дети не услышали. Как им сказать? Слов у неё не было.
Старик, смяв шапку в руках, выскользнул за дверь.
Миша в тот день на лесозаготовке был и вернулся поздно, продрогший и голодный. Анна ему ужин подала и велела есть.
- Мам, что случилось? - чуял недоброе парень, но мать молчала. Потом, когда он доел, она забрала тарелку, подошла к иконе и вытащила бумажку, протянув её старшему сыну.
Миша прочёл и лицо его посерело. Он медленно опустился на лавку и руками голову обхватил.
- Нет... Нет, не может быть...
Вера, Дуся и Андрей, которые ничего не знали, вышли из своей комнаты и посмотрели на брата, который раскачивался из стороны в сторону. Вера схватила листок, лежавший на столе, прочитала и закричала.
А Анна... вдруг всё сломалось в ней. Она опустилась на колени прямо на пол и завыла горько, захлёбываясь от слез.
- Детки мои... Сироты вы мои...
Три дня после этого в доме стояла тишина, прерываемая только всхлипами. На четвёртый Анна утром встала, как обычно, затопила печь и сказала хрипло:
- Хлеб будем печь. Муки мало, но картошку подмешаем. Живы будем - не помрём. А ты, Мишка, чего столбом стоишь? На работу не пора? Ты у нас теперь хозяин в доме.
***
В 1941 году началась Великая Отечественная война и уже в июле Мишу забрали. Провожали всей улицей. Катя, его невеста, с которой он начал недавно гулять, прибежала в сборный пункт у сельского совета и плакала, прижавшись к нему. Миша же глядел на брата серьезным взглядом:
- Слухай сюда! Я ухожу, но ты останешься за старшего. Теперь ты пока единственный мужик в семье, хозяин в доме. За Дуськой приглядывай, чтобы глупостей не наделала, да за Верой.
- Какие уж глупости, - махнула рукой Вера, глядя на брата. - Я Васеньку своего дождусь. Ты, главное, домой возвращайся, иначе мать с ума сойдет.
- Вернусь, дорогие мои, вернусь, - затем шепнул сестрам: - За мамкой глаз да глаз. Не дай Бог чего, так не оставляйте её.
- Миша, сам беду не кликай, обойдется всё.
***
Летом сорок второго, когда немцы к Сталинграду рвались, в Никольское пришёл приказ рыть противотанковые рвы недалеко от села на случай, если враг дальше прорвётся. Работа для всех, кто на ногах держится и может лопату в руках держать.
- И я пойду, - заявил четырнадцатилетний Андрей тоном, не терпящим возражения. Мать и сестры кивнули - мальчонка рано повзрослел, и теперь не по годам был смышленным, работящим и серьезным.
Работа была адская. Андрей с Верой и Дусьей, которые тоже пошли рыть окопы, в одной бригаде были. По вечерам, когда возвращались, ноги не слушались. Дома Анна воду грела в корыте, заставляла ноги парить в тепле, несмотря на жару.
Письма от Миши приходили редко, но были. Короткие, написанные карандашом на клочках бумаги, но такие ценные! Анна письма эти за икону клала, вместе с похоронкой на мужа.
Они жили скудно, как и многие в те времена. Корову Зорьку берегли как зеницу ока. Андрей заготавливал сено, дрова в лесу рубил, воду носил, оберегая мать и сестер от тяжестей.
Сёстры взрослели. Вера в 1944 году замуж вышла за своего Василия, который вернулся с фронта по ранению, а вскоре отбыла с ним в Зубчаниновку, что находилась в Куйбышеве.
Остались в доме Анны дочь Дуся, да сын-помощник Андрей.
***
Весть о Победе пришла девятого мая, к вечеру. По селу кричали, стреляли в воздух из охотничьих ружей, плакали. Анна с детьми вышла на крыльцо и тоже заплакала от радости. Совсем недавно письмо от сына было, а значит, раз победа, он вскоре домой вернется живым.
Ждали его месяц. Андрей каждый день на околицу бегал, да на дорогу смотрел. И вот в июне, в один из жарких дней он увидел, как идет по пыльной дороге фигура в гимнастерке, с вещмешком. Походка знакомая, родная!
- Миша! - закричал Андрей во всё горло и пустился бежать.
Это был он. Похудевший, с седыми прядями, будто постаревший на десять лет, но живой. На груди медаль "За отвагу" поблёскивала, отражаясь в солнечных лучах.
Когда Анна увидела сына на пороге, у неё ноги подкосились от радости и от того, что ожидание закончилось.
- Сынок! Сыночек мой!
- Вернулся, мам. Всё. Вернулся...
Вечером был настоящий праздник. Вытащили самогонку, что Анна на самый чёрный день берегла. Отварили картошки, огурцов на стол поставили, да Анна курицу сварила, не пожалев её ради сынка.
- Теперь, мам, жизнь новая настанет. На Кате я жениться хочу, коли пойдет она за меня замуж. В письмах писала, что ждет.
- Ждет, сынок, ждет. Все глаза проглядела. Дуська, сбегай за Катериной, пусть тоже придет.
Пришла невеста Андрея и весь вечер от него не отходила.
Через неделю Миша собрался в райцентр, чтобы подарок невесте купить.
- Купи ей, сынок, что-то хорошее, полезное. Ситца хорошего, гребешок, порадуй девушку.
- Куплю, мам. И косынку тебе новую куплю, твоя вся поистрепалась.
Уезжал утром с почтовой телегой. Андрей его сельского совета проводил.
- Миш, а мне что привезёшь? - по-мальчишечьи спросил он, хотя было ему уже семнадцать лет.
- Тебе, гармонисту, губную гармошку привезу. Будешь на вечёрках девчат развлекать.
- Договорились! - улыбнулся Андрей.
Только Михаил не вернулся ни после обеда, ни к вечеру и Анна начала беспокоиться. Когда темнота опустилась на поселок, к дому подъехал председатель на колхозной машине.
- Анна Петровна... Беда! Мишу машина сшибла. В больницу забрали его. Собирайся, поехали со мной в город.
Она молча накинула платок дрожащими руками и велела Андрею:
- Смотри за домом.
В больницу райцентра её пустили сразу, так как из-за травм он мог до утра не дотянуть.
Миша лежал белый, как стена и дышал хрипло. Увидел мать и лишь губы шевельнулись.
- Мам... прости... войну прошел.. а дома...
- Молчи, сынок, молчи, - она плакала, гладя его по плечу. - Не надо говорить, не трать силы.
- Кате передай, что любил сильно... Андрейке гармошку не купил, не успел... Сама купи...Передай, пусть играет в память обо мне.
- Купишь еще, купишь сам. И на Кате женишься!
Но он закрыл глаза. И к утру, как и предсказывал врач, его не стало.
Андрей стал теперь третьим хозяином дома, ответственным за мать.