Началоhttps://dzen.ru/a/aQtSet6usUJOYpfW
Я упала в воду сразу же, не успев зацепиться ни за одну доску. И сразу же задохнулась – воздух малыми бульками пошел вверх, а меня потянуло вниз, на илистое, далекое дно.
Вода, несмотря на конец мая, была ледяная – из-за нее всю кожу начало колоть десятками, сотнями невидимых игл, горло сжало так сильно, что показалось, будто оно перекрыто полностью. Руки держали меня крепко, оставляли синяки и пятна на ногах, руках, шее – и их уже как будто было не две, а больше – они были повсюду.
Я совершила ошибку – попыталась закричать и из-за этого потеряла остатки воздуха. Вода, несмотря на все мои попытки вырваться, оставалась неподвижной - луна ясно светила сверху, и становилась все незаметнее и меньше, а я уходила на глубину.
Руки неизвестных существ теперь казались водяными, текучими – я не могла их сбросить, пальцы проходили мимо – и все же они были повсюду.
Мои движения, сначала энергичные и хаотичные, начали замедляться. Я уже практически ничего не видела и не понимала, то ли это от того, что я так глубоко в озере, то ли от того, что зрение начало туманиться, перед открытыми глазами заплясали черные большие пятнышки…
Где же та обещанная сила?..
Где могущество, которое поднимет меловые горы, покорит себе лес и Ясновец?
Неужели ... неужели и впрямь я была недостойна, как Зела и говорила?
Своих чар я уже тоже не чувствовала, а сейчас они могли бы пригодиться. Почему они не рвались широким потоком, заполняя каждую клетку? Почему не пытались взять власть над моим телом, превратить его в птичье?..
Пустота внутри вдруг стала такая абсолютная и гнетущая, что стала болеть больше, чем ледяная кожа, больше, чем отсутствие воздуха и больше, чем синяки от прозрачных чужих пальцев.
А затем...
Тогда в самом центре, в тех его глубинах, о существовании которых я до сих пор и не догадывалась, что-то загорелось. Что-то ... древнее. Иное.
Это тоже были чары, в этом я не сомневалась. Но они отличались от моих, как гора отличается от муравейника. Это была сила... сила такая мощная, что я ее боялась.
И именно страх перед ней заставил меня снова заболтаться в воде, снова вырываться из двух пар рук, тащивших меня дальше и дальше.
Нет! Что-то такое я не выдержу, ни за что!
Давление вокруг исчезло так же внезапно, как и появилось и я, не теряя времени, поплыла наверх, к уже совсем слабой луне. Магия, скрывавшаяся в глубинах озера, не пыталась разорвать мое тело в клочья, или свести с ума – вовсе нет. Она только ждала - ждала, пока кто-то достаточно глупый осмелится ею воспользоваться.
Пока кто-то слишком самоуверенный подумает, что ему нужна столь большая власть, что он может справиться с такой силой.
А я ведь пока что имела мозги в голове.
Гребок.
Еще один. И еще.
Последний взмах руками сквозь воду дался невероятно тяжело - легкие горели так, словно в них насыпали острого перца, а конечностей я уже не чувствовала от холода. Первый вдох я сделала слишком поспешно – и вдохнула холодную, морозную воду, что только чудом не сковал наверху лед.
- Ты выплыла!
Мареля и Исая стояли на мостике, склонившись к самой воде, и выглядели даже бледнее, чем за несколько минут до того. Оба нетерпеливо и испуганно протянули ко мне руки, чтобы помочь выбраться. Я протянула свои в ответ и только тогда вспомнила, что они же на самом деле мне не помогут, потому что совсем прозрачные.
Пришлось ухватиться за скользкие, такие же холодные и обвитые водорослями балки, тянувшиеся на глубину, и подтянуть себя вверх. Я едва выбралась, и сразу же упала на спину, тяжело и с хрипом дыша.
Паника все еще горела внутри, но ее заменял непривычный, еще более страшный покой – такое со мной уже случалось раньше. Когда всего становилось слишком много, когда я уже не могла найти в себе сил ни бояться, ни плакать.
Я резко повернулась набок, и меня стошнило водой, которой я наглоталась в озере, и желчью. Я пыталась сосредоточиться на пальцах, сжимавших дерево, но не получалось – кожу била дрожь от холода, а желудок сжимался и разжимался в такт с сердцем.
- Алтея! Алтея! - голос девочки, даже десятилетней, чрезвычайно напоминал Гесту – особенно, когда она говорила мое имя вот так, с испугом и предосторожностью. - Ты должна помочь отцу. Вставай!
Я оперлась на колени и ладони, тяжело и все медленнее дыша. Мареля права, времени разлеживаться нет.
- Я знаю, где полуденник, - прохрипела я. В горле словно все еще болталась вода, искривляя звучание слов. - Пойдем.
Я вскочила на ноги, качнулась так, что едва не упала снова в озеро, и двинулась вперед – на северо-запад, почти в сторону Ясновца. Если повезет, через какой-нибудь час уже вернусь к Фаину с цветком. Зелье, как я знала из своих надежных источников, готовилось невероятно быстро и просто: полуденник был настолько мощным растением, что не нуждался в слишком многих манипуляциях.
Уже к рассвету с Туром все снова будет в порядке – при условии, если я справлюсь.
Весь путь колени у меня подгибались, а тяжелое, мокрое платье тянуло к земле. Но когда я остановилась перед нужным местом, походка уже стала увереннее. Рукой я в мокром кармане сжимала записную книжку Фаина – совсем сухую благодаря наложенным чарам. Мареля и Исая шли за мной, но стоило им увидеть свет полуденника, остановились.
- Мы должны идти. Они не любят, когда мы уходим надолго, – прошептал Исая, словно таинственные “они” могли как-то их подслушать. Но теперь я понимала, что это были те фигуры из озера – впрочем, это мало что объясняло.
Мареля коснулась прозрачной ладонью моего предплечья, но сейчас я была такая мокрая и холодная, что не почувствовала мороза.
- Пообещай, что спасешь отца, – сказала она на грани слышимости. В глазах у нее блестели полупрозрачные слезы. - И пообещай, что вернешься за нами. Когда придет время.
Я не могла обещать ни того, ни другого. Я не знала, удастся ли мне сорвать полуденник, как следует, а соответственно – и спасти Тура. И я не знала, как спасти детей.
И все же почему-то, едва не против своей же воли, я кивнула.
Фигуры Исая и Марели медленно растворились среди чащи, а я еще с минуту не могла оторвать взгляда от места, где оба только недавно стояли. Я снова сжала записную книжку. Лучше не терять времени.
Мерзлыми пальцами я вытащила ее из кармана и провела обратной стороной ладони по кожаному переплету. В этой записной книжке был весь Фаин, я видела, как он писал в нее все время: какие-то рецепты зелий, блюд, случайные мысли. Он вкладывал туда частички трав и цветов, находившихся у дома, и чернила расплывались у него под пальцами из-за леворукости и исчезали еще до того, как успевало высохнуть.
До сих пор я не читала ни слова из этой записной книжки.
Я открыла первую страницу, и та оказалась ожидаемо пустой. На пальцы я позвала несколько слабеньких, едва заметных искр магии, а потом прошептала:
– Amare scientiam.
Чернила проявились под моими пальцами практически мгновенно. Записная книжка, до сих пор совершенно пустая, заиграла разными красками и мелким, кривым и совсем непонятным Фаиновым почерком.
Я просматривала страницы по диагонали и быстро листала, ища нужный мне ритуал сбора цветка. В Фаиновом дневнике действительно было все и сейчас мне это совсем не играло на руку.
Как только отбор закончится, я в столицу – ни ногой.
Я буду свидетем на королевской свадьбе, кто бы мог подумать?.. 8 миллилитров сока ферулы вонючей, разбавить втрое.
Сыворотку настаивать до цвета 136/45, не более!!!
Алтея - мой главный подозреваемый…
Я пролистала еще одну страницу, а потом пальцы замерли сами собой. Придумала ли я себе предыдущие слова? Осторожно я перелистала назад и снова вчиталась в первую строчку. Он не изменился и все еще криво провозглашал мое имя, а еще утверждал, что я - главная подозреваемая в убийстве Агнии Лесик.
Что после быстрого осмотра моих чемоданов Фаин обнаружил немало ядов, а на доме нашел остаточный след моих чар. Что он заметил, как я собирала ядовитые травы в лесу, и что смерть Агнии более загадочна, чем он думал. Что я черствая и холодная, и, кажется, совсем не тоскую по бабке.
Что он, Фаин Латирус, обязательно привезет все свои доказательства в гильдию искателей...
Мое дыхание на несколько мгновений оборвалось, а вместе с ним и сердце. А потом оно начало снова бешено биться, а мои пальцы снова перерачивали дневник с бешеной скоростью, теперь ища уже совсем не способ сбора полуденника.
Я нашла то, что искала, даже быстрее, чем ожидала. Как я не замечала раньше?..
Тремя страницами ранее он писал, что я не оставила ему никакого другого выхода, кроме как придумать себе личину и двинуться в Ясновец на поиски ответов. Рядом с записью лежал сложенный вчетверо лист. Еще до того, как я развернула его четким движением, я уже знала, что это – мое письмо, которое я отправила в гильдию как раз перед тем, как села на поезд.
Мой аккуратный, четкий почерк, зажатый среди десятков и сотен страниц, наполненных ложью Фаина, что он заливал мне в уши в течение уже нескольких месяцев, теперь казался насмешкой.
Я закрыла записную книжку, тяжело дыша. Пальцы наткнулись на тиснение, скрывавшее ранее заклинание – Авран Фаин Латирус. И оно там было все время - все время, пусть и под заклинанием, настоящее имя и естество Фаина было у меня перед носом, а я и не знала.
Верила ему, как полнейшая дура.
Хотя и знала, что доверия никто не заслуживает.
Хотелось лечь на высокую густую траву, уставиться в небо и позволить мокрому платью слиться с землей, корням – поглотить тело, а волосам – проникнуть в почву и стать теми же корнями. Забыть о Фаине - и Дурмане, и Латирусе.
Но полуденник все еще слабо мерцал на уровне глаз, в зарослях перистых листьев. Тур все еще нуждался в моей помощи.
Поэтому я заставила себя выпрямиться, сжать пальцы и продолжить читать записную книжку Латируса теперь с одной целью – той, с которой я шла в лес.
Мне на удивление хорошо удавалось игнорировать боль в груди, никак не желавшую исчезать.
Для сбора полуденника нужно обладать достаточно тонкой магией: на руки набрасывается плетение Валлорс-Гарта с двойным махом, а потом чары закрепляются силой достаточной, чтобы сбить с ног взрослого человека. Только после этого, когда луна уже достигла вершины горизонта и падает на лепестки полуденника, можно его рвать.
Из записной книжки Аврана Фаина Латируса, четыре года назад.
Бумага казалась такой холодной, что оставляла на мокрых пальцах морозные ожоги; поэтому как только я в третий раз перечитала инструкцию к сбору полуденника, с силой запихнула записную книжку обратно в карман.
Хотелось со злости швырнуть дневник в кусты – но я не собиралась давать Латирусу даже малейшего удовольствия от такого проявления внимания. С мгновения, когда я увидела свое имя на бумаге, внутри словно выморозило, и я этому радовалась.
Потому что знала - стоит этому морозу пройти, как я буду плакать. Будет болеть так сильно, что буду хотеть лезть на стены.
Я заставила пальцы разжаться до конца и прекратить дрожать. Тихо, глубоко вдохнула, чтобы вернуть себе блаженный ледяной покой, и начала плести заклинание. Усики магии, после озера выглядывавшие на поверхность кожи неуверенно и робко, начали превращаться в сложную, запутанную схему, которую я изучила давно в Академии. Кто бы мог подумать, что способ сбора такой простой? Все время лежал под носом, как и ложь Фаина…
Нет.
Я снова сконцентрировалась, и когда заклятие подобием перчаток легло на пальцы, направила в него силу. Не знала, сколько это, чтобы сбить с ног взрослого человека, поэтому дала с запасом.
А затем медленно подошла к полуденнику. Под лунным светом он выглядел неземным, как пламя в виде лепестков и тычинок. И это пламя могло спасти человеческую жизнь. Я сложила руки чашей и поднесла их под самое соцветие; против воли задержала дыхание – я уже столько раз обжигалась раньше, что сейчас не могла поверить, что он не нанесет мне вреда.
И сорвала.
На одно мгновение мне показалось, что руки стали теплые, горячие, что цветок снова осыпается пеплом на пальце. Но он все еще была на месте, яркий и целый.
Только через минуту я позволила себе выдохнуть.
Развернулась в сторону Ясновца и быстрым шагом пошла вперед, пытаясь сосредоточиться на тихом поскрипывании своих мокрых ботинок, и выгнать прочь все мысли.
Когда я появилась на крыльце Гесты, никто снова не спал: несмотря на глухую ночь, крестьяне сидели под плетнем, как заинтересованные птицы, и неотрывно следили за каждым моим движением. Стоило мне было приблизиться с полуденником, сиявшим у меня на ладонях, как разговоры снова на мгновение стихли.
А потом возобновились с новой силой, но совсем не так, как раньше: тогда это была предосторожность и страх, а сейчас это была... радость?..
Мне улыбались практически неизвестные (только из рассказов Зелы) лица, меня хлопали по плечу, меня благодарили – а я все это слышала так отдаленно, словно все еще опускалась на глубину озера.
- Ты смогла, - Зела оказалась рядом почти незаметно, и ее старческая сухая рука сжала мое запястье.
– Мне помогли, - отозвалась я, и голос звучал, как точильный камень.
Перед порогом я остановилась.
Присутствие Фаина внутри я ощущала практически естеством, и если еще час назад от этого сердце сжималось в совершенно странном и доселе неизвестном ритме, сейчас у меня сжимался желудок. Я думала, что меня вполне может стошнить снова.
Но под взглядами десятков людей, сверливших мне спину, я все же толкнула дверь ногой.
Фаин сидел перед кроватью Тура, на самом полу, и сжимал руку лесоруба. По их сжатыми ладонями перебегали искры чар – уже слабые и едва заметные и только они поддерживали в Туре жизнь. Фаин уже едва держался: его голова склонилась, а глаза закрылись. Волосы, из совсем короткого ежика уже успевшие за месяцы здесь немного отрасти, щекотали ему брови.
Он даже не накладывал никакой иллюзии. Воспринимал меня за такую дуру и, очевидно, вполне оправданно. Я же когда-то видела Латируса, на каком-то балу, куда матушка меня потащила в поисках жениха, и он там выглядел очень похоже.
Только волосы имел длинные, до самой спины, и одет был в придворную одежду. Он напоминал тогда экзотическую птицу, и потому совсем меня не интересовал.
Я закрыла за собой дверь, и Фаин едва не подпрыгнул на месте, больно ударившись головой о деревянную спинку кровати. Я шагнула глубже в комнату и протянула цветок вперед.
– Я нашла полуденник, - сказала я спокойно. Голос звучал чрезвычайно изможденно но, вероятно, Фаин и не заметил льда, который там тоже проскользнул. Сейчас было не время для драмы; сперва нужно спасти Тура. - Ты справишься с зельем до рассвета?
Фаин вскочил на ноги и смотрел на меня так пристально, словно пытался прочесть что-то у меня на лице.
- Алтея, я ..., - начал он так тихо, что я едва слышала его слова за громким, сиплым дыханием Тура.
- Сейчас не время, – отрезала я жестко. Достала из кармана дневник – на нем все еще красовалось вытесненное Авран Фаин Латирус – и протянула и цветок, и записную книжку зельевару. - Мы поговорим потом.
Я не хотела сказать ничего, о чем потом могу пожалеть. Но знала, что ярость моя никуда не исчезнет, сколько бы времени ни прошло – поэтому и спешить не видела причины.
Фаин перехватил книгу и цветок бледными длинными пальцами – я мысленно дала себе подзатыльник за то, что снова засмотрелась на них – но не ушел, а все еще смотрел на меня, словно ожидал, что я что-то скажу.
- Алтея, - снова повторил он. Во всем его лице и осанке читалась такая мольба, что я отвела глаза. Он подхватил мою руку, холодную и все еще мокрую. - Что случилось?
Я обхватила себя за плечи и отвернулась.
- Неважно. Приготовь зелье для Тура, Фаин.
На задней части шеи я почувствовала легкое прикосновение, не тяжелее, чем крылышко бабочки. Это был пальцы Фаина, проведшие от края волос до начала воротника.
- Ладно, - тихо согласился он. - Только не ... не забывай, что я сказал тебе тогда.
И он ушел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Я осталась стоять посреди комнаты, наблюдая сквозь окно, как Фаин уходит прочь, припадая на левую ногу. Полуденник и записную книжку он прижимал к груди, а смотрел только перед собой.
Что я должна была не забывать?..
Тур тяжело, со свистом вдохнул, а на половине вдоха закашлялся, слабо шевеля пальцами. Я бросилась к нему и схватила за ладонь, передавая ему те крохи силы, что еще остались в теле. Еще несколько мгновений Тур еле дышал, и я делала это вместе с ним, заставляя чарами повторять движения за мной.
Я передавала ему свои чары, пока за окном небо не раскололось рассветом, и глаза начали слипаться. Уже когда я окончательно поддалась сну, мысли о Фаине вернулись. Вот он снова стоял передо мной, обнимая, и шептал:
- Я хочу, чтобы ты знала – я тебя люблю.
Продолжение следует...