9
Уколы. Уколы утром, уколы днем, уколы вечером и ночью. Как же их было много. Укол в шесть утра за час до подъема. Укол в десять утра. Укол в два часа после обеда. Укол в шесть вечера незадолго до ужина. Укол в десять вечера сразу после отбоя. Укол в два часа ночи среди сна. Первый и второй день уколы нам делали прямо в палате, затем было велено ходить в процедурную. Так должно было продолжаться десять дней.
- На гражданке делают уколы четыре раза в сутки каждые шесть часов, а у нас в армии шесть уколов каждые четыре часа — все повторял Виталя каждый раз мучаясь от боли после укола.
Не знаю, может быть он был прав, а может и нет, но уколы были болючие до нельзя. Я помнил как брат мне рассказывал почему некоторые уколы столь болезненны. Дело было в самом антибиотике, а не в качестве сделанного укола. Не важно кто делает укол молодая медсестра Ира или пожилая Дамира, сразу после укола перестаешь чувствовать половину ягодицы и ногу. Боль отпускала постепенно, где-то через полчаса можно было опять жить полноценно.
В первую ночь, после первых уколов, меня начал бить пот. Пот был таким сильным, что пришедшая ставить уколы медсестра подняла криками всю палату.
- Что ж ты молчишь, что пот тебя бьет? На тот свет захотел?
А я и вправду ничего не знал, что надо докладывать.. ну пот и пот, что в этом такого?
Медсестра подняла старшину, тот принес сухое белье и простыни. Затем Дамира заставила меня переодеваться во все сухое и перестелила мою кровать. Что мне делать было? Не знаю как глупо это со стороны выглядело, но я просто извинился:
- Простите, - говорю, - я не знал.
Действительно, ничего я тогда еще по-настоящему не знал. Это ведь был еще и фактически мои первые дни в настоящей армии. Я имею ввиду без инкубатора кмб где духи служили с духами, а сержанты-слоны считались какими-то сверхъестественными авторитетами. Здесь все были вместе и духи, и слоны, и черпаки, и дедушки, и даже офицеры.
В первый же вечер, когда мы пошли на ужин и стояли в строю перед столовой. Я все ждал что вот-вот к нам кто-нибудь начнет прикапываться. Но нет, всем было по-барабану. В смысле нас как-будто вообще не существовало. Идет боец — отойди, не путаться под ногами у старших - это главная задача духа. Ты невидим, ты дух, тебя позовут если понадобишься.
В тот же вечер мы курили в туалете и я набравшись наглости подошел к кучке старших с вопросом. До этого я расспрашивал парней в моей палате о почте или хотя бы о телефоне в госпитале с которого можно позвонить домой чтобы передать домой, что я в госпитале теперь. Никто из пацанов не знал и вот поэтому я решился подойти к старшим.
- Пацаны, - сказал я, - не знаете почта где здесь? Мне….
«Телеграмму бы домой послать» хотел сказать я. Но… Пацаны эти обернулись и посмотрели сквозь меня, как-будто муха пролетела и прервала их беседу. Я не уходил и ждал, думая что хоть кто-нибудь мне ответит.
- Иди кури дух, пока курить есть чем — наконец ответил один из этих «пацанов» сиповатым голосом.
Дальше судьбу я решил не испытывать и отошел. Да уж, не везде оказывается добрые Тимуры есть…
К ритму жизни в госпитале особенно привыкать и не пришлось. Только что подъем в семь, а не в шесть. Вместо разводов назначения к врачам. Вечерняя поверка в девять, отбой в десять.
В первые дни я только спал и выходил из столовой только на еду и в туалет. График питания был таким же как и в части, но вот еда была на порядок вкуснее. Пюре с мясом, греча с творогом блин да я почти забыл что такая еда вообще существует. И самое главное никаких болтов!!!
Попали мы по всей видимости в офицерскую палату на время переделанную в солдатскую. Потому что, как я понимал, соседняя палата была для солдат и она была переполнена. Госпиталь этот обслуживал две части нашу и 45-ую находившуюся по соседству, тоже артиллерийскую. Лежали еще с нами и несколько человек из стройбата, их часть находилась где-то по близости отсюда в командировке. Народ был разный из разных концов страны. Был здоровый дед калмык с 45-ой, Кануром его звали. Он все любил посмеиваться сам над собой по поводу своего заболевания. У него была язва.
- Бля был бы духом, был бы счастлив,а теперь к дембелю на комисацию попал, - шутил он.
Также он любил раздавать прозвища. Так Виталя из-за костюма стал «Директором», я (из-за странного, по его мнению, изгиба моей шеи) «Гусем», Серега из Белгорода стал «Москвой», не знаю почему.
Был татарин по прозвищу «Шериф» из разведки нашей части. «Шерифом» его звали из-за фамилии — Шарифьянов, а не потому что он имел какое-то отношению к правоохранительным органам. Вообще, из нашей части было несколько черпаков из дизелей, упомянутый выше татарин, а также сержант-слон с нашего кмб, он лежал в дальней палате рядом с телевизионкой.
В четырех палатах было человек под тридцать бойцов. Офицеров было человек пять, все они были в палатах на правой стороне коридора. Собственно по правой стороне коридора тянулись только офицерские палаты (одна из которых была на ремонте) процедурная замыкала правую стену коридора.
А левая сторона была солдатской. Самая первая палата (сразу за кабинетом врача) была неврологической, но только по названию. На самом деле находилась там рабочая команда, то есть старшина отделения и двое «работников» - черпак Валя из Калининграда с труднопроизносимой литовской фамилией, поэтому называли его просто «Литва», вторым был слон из нашей части — толстяк со злыми глазами похожий на пингвина. Остальные двое были неврологическими читай духами с 45-ой с травмами головы. Сразу за неврологией был пост и наша палата. Далее по коридору солдатская палата коек на двенадцать, сейчас эта палата была переполнена. За солдатской палатой еще одна бывшая офицерская, а ныне солдатская палата на пять коек. Замыкали коридор телевизионка и туалет. Заменявшая ленинскую комната с телевизором была всегда закрыта, поэтому центр жизни находился в туалете. А где же еще? Кстати туалет этот прошел через технологическую революцию — вместо очек здесь были установлены настоящие унитазы. Правда воняло в сортире сильнее чем в части.
- А там что? Тоже палаты? - спросил Коляна показав на закуток напротив туалета сразу за процедурной.
- Ага, - подтвердил мою догадку Колян, - палаты и пожарный выход, вон — показал он, - сразу налево за углом, оттуда выходят снег чистить.
- Покурим с вами?
В туалет ввалились два бойца из соседней с нами палаты. Были это два духа с 45-ой их привезли буквально вчера.
- Покурим… - ответил недовольно Колян, - А что еще делать?
Мы специально выжидали этого момент чтобы спокойно выкурить по целой сигарете после обеда. Чуть-чуть попозже двухчасовых уколов, когда в туалете никого не было, а тут вот так…
Мы познакомились с собратьями духами. Одного духа звали Кирилл, другого кликали «Потапом».
- Фролов! Фролов! — раздалось по отделению. Меня звали.
Я вышел из туалета и увидел «Литву» стоявшего рядом с постом медсестры. Он молча ждал когда я подойду к нему.
- Иди, там мать к тебе приехала — сказал он коротко.
Не передать словами что чувствовал я когда шел к выходу из отделения.
- Эй! - крикнул Литва, - подогреешь хавчика?
Я кивнул в ответ, не слишком четко понимая смысл его вопроса.
Все смешалось в голове. Первым было ведь я так и забыл сообщить, что я в госпитале. Наверное мама приехала из части где ей сообщили где я. Вторым было смятение, что сказать, как сказать. Извиниться за военкомат и еще что-то… я открыл двери и вышел и увидел ее. Она стояла в холле рядом с кабинетом флюорографии и улыбалась мне, такая маленькая и беззащитная.
Я подошел к ней и поцеловал в щеку. Она тут же обняла меня и что-то спросила. Я хотел ответить, но не смог. Губы мои затряслись сами по себе, лицо начала сводить судорога, я старался сдержать неконтролируемые слезы, но не мог.
Мы сели в коридоре у столовой. Мама говорила без умолку, я просто слушал стараясь наконец подавить слезы и начать отвечать на многочисленные вопросы. Вопросы о моем здоровье и как я очутился в госпитале, о кормежке, да вообще обо всем на свете.
Странно было поверить что и месяца еще не прошло как я в армии. Впечатление было такое что маму я не видел год, а может и более. Нет, она не постарела, просто я уже начал отвыкать от нее. Начал отвыкать от этих простых житейских разговоров о здоровье бабушки, о работе брата, о хулиганстве кота и новостей из дома. Все казалось чем-то бесконечно далеким, неосязаемым и недосягаемым как-будто мама мне рассказывала о ее сериале….
- Рому то посадили — говорила мама, - он в армию хотел сбежать из под следствия, да не получилось. Два с половиной года поселения дали.
А я уже и забыл о его существовании… и только кивнул в ответ. Даже спрашивать за что его посадили не стал. За что бы то ни было, туда ему и дорога.
- Сережка с Сашкой из училища твоего приходили, спрашивал о тебе…
Очень хотелось спросить не написала ли мне Ира да не стал спрашивать… стеснялся.
Мама продолжала рассказывать, а я просто слушал. Как новый год встречали, как мама в часть ехала. Как в части ее отправили в санчасть где ей вызвали Александра Фролова… из Пскова. Как таксист нагрел ее до госпиталя за космическую цену добраться.
- Да нормально мам все.
Отвечал я когда она спросила про службу.
- Не обижают?
- Нет, - улыбнулся я. Зачем было расстраивать?
Спросила она и про вещи мои и про сумку.
- Сумку и вещи сдать пришлось, - ответил я просто, - мам! Говорил же я не вези столько!
Я открыл сумку и обнаружил ее набитую едой.
- Всю зарплату потратила? Как ты это вообще дотащила?
Я спросил не просто так и не приукрашивал. Там было все от тушеного мяса и окорочка до конфет и банки сгущенки. Блок сигарет «космос» и десять пачек«примы» россыпью. Свитер мне и самое главное, два выпуска еженедельника футбол и два номера «советского спорта».
- Ты ешь! - приказывала мама видя как я сразу начал листать журнал, - начитаешься еще.
Ну я и ел под взгляды сновавших туда сюда бойцов… Съел куриную ножку и пару конфет.
Был пятый час когда мама вздохнув сказала, что ей на автобус пора. Она попросила разгрузить сумку и во что бы то ни стало одеть привезенный свитер прямо здесь и сейчас, чтобы она видела, ей так спокойнее будет — объяснила она. Пришлось подчиниться. Свитер этот я еще в учагу носил, был он мягкий и удобный. Сразу стало теплее, как-будто на грелке он лежал до того или просто мама подарила мне частичку своего тепла... Я снес сумку в палату. На моей кровати лежали два пакета. Один пакет я понимал откуда — старшина прислал.
- А этот откуда? - спросил я.
- Пацаны с палаты оставили с той — показал рукой на соседнюю палату Москва, - сказали и им грев тоже дай.
Разделил я всю еду и сигареты на три равномерные кучки. Все остальное распихал по пакетам. Также сложил по три пачки «космоса» и по пять пачек «примы» в каждый пакет. Все остатки - долю для нашей палаты оставил на столе. Журналы, газеты и туалетную бумагу сунул все в свою тумбочку. Оставшиеся четыре пачки «космоса» засунул в карманы.
- Это пацаны, тут в кастрюле мясо, съешьте его по быстрому, - сказал я, - мне кастрюлю надо отдать.
Просить парней дважды не пришлось. Ложек не было, поэтому ели прямо они прямо руками. Через какую-то минуту-полторы кастрюлька была пуста.
- Ваще вышка — прокомментировал кулинарные способности моей мамы Серега, - прям как дома.
Остальные пацаны одобрительно закивали присоединяясь к мнению белогородца.
Я взял сумку и оба пакета и разнес по палатам. Калмык Канур благодарственно кивнул мне когда я положил пакет на стол в палате. В палате же неврологии я чуть не нарвался на неприятности.
В палате были все члены рабочей команды кроме «Литвы». Старшина что-то читал сидя за столом, «пингвин» с погонялом «Мороз» валялся на кровати. Едва я вошел в палату с пакетом в руках он рявкнул:
- Стучаться не надо чтоль?
Я ответил, что грев принес, как и просили.
- Так стучаться не надо чтоль? - повторил свой вопрос «пингвин» встав с кровати.
- На стол положи и свободен — сказал старшина не поднимая головы.
«Пингвин» закрыл открытый было рот.
Возвращаясь к маме мне хотелось ей сказать… Рассказать ей как тут хреново, пусть те деньги что она потратила и еще потратит на еду, пусть лучше эти деньги она оставит на взятку врачу на липовую справку о моем здоровье или хотя бы даст денег на отпуск домой и там, дома у врача купить долбаный белый билет больше сюда не возвращаться…. Конечно ничего этого я не сказал. И не потому что мама разговаривала с подошедшей медсестрой. Зачем расстраивать маму? Она ведь ночами спать не будет думать и думать...
Попрощались мы с мамой у самых дверей корпуса. Она поцеловала меня и сунула в руку деньги. «Зачем они мне здесь?» - хотелось мне спросить, но знал никаких возражений она не примет. Вопреки всем приказам я вышел на крыльцо и стоя на морозе смотрел ей в след пока маленькая фигурка самого родного мне на свете человека не исчезла за дверью кпп.
На душе было погано препагано. Я хотел домой, я скучал по дому. Скучал по всем этим мелочам о которых рассказывала мама. Я хотел делать, то что хочу делать, а не то что мне приказывают. Долг? Какой долг? Кому долг? За школу где надо мной только издевались? За медицину которой я никогда не пользовался? За отца который бросил нас и не платил алиментов? Кому и что я должен? И почему выплачивать этот долг я должен здесь? Убирая снег, делая бессмысленную работу терпя тычки.. Когда я вернулся в палату оставленной еды на столе уже не было. Куда она делась спрашивать я не стал. Тупо сел на кровать и уставился перед собой.
- Мы чай с сахаром к тебе в тумбочку убрали — сказал мне Колян, - и все остальное тоже.
Добавил он.
- Хреново да? Мне тоже хреново было когда мои приезжали…
- Чем дальше от дома служишь тем лучше, - вставил Серега из белхорода, - не так домой хочется.
- Да ни хрена подобного — сказал Виталя, - домой всегда хочется.
ДУХ — Домой Ужасно Хочется.
Тем же вечером я принял присягу.
Перед самым ужином старшина приказал всем духам из нашей части строится на взлетке. Собственно все духи и были собраны в нашей палате. Мы вышли и построились все пять. В коридоре нас уже ждал майор Семин. Он сидел на посту медсестры.
- Здорово бойцы — сказал он.
- Здравия желаем товарищ майор — как учили дружно ответили мы.
Майор приказал одеть нас. Старшина выдал нам старые, протертые и грязные бушлаты без подкладок и такие же видавшие виды шапки. Я еще раз в мыслях поблагодарил маму за свитер. Долго возились с обувью. В конце концов, старшина нарыл для нас несколько пар кирзачей и одну пару валенок. Валенки отхватил себе белогородец Серега. Остальным достались кирзачи.
- По свежей ничего нет? — грубо спросил Семин старшину.
- Это для уборки снега, ничего теплее на отделении нет, - ответил старшина.
- Ладно — ответил майор оглядывая нас, - пошли бойцы в штаб.
В холле, где еще час назад я прощался с мамой, нас ожидали еще несколько также убого одетых бойцов, их привели из хирургии.
Штаб находился в другом корпусе здания, там где находился кпп. Первая дверь ккп, вторая дверь в администрацию прямо по центру здания. Только даже дойти туда по зимней темноте уже было проблемой. Дело было в том, что идти в кирзачах без портянок оказалось сущим мучением. Без тряпки, обычно заполнявшей пустое пространство между стопой и сапогом, нога болталась туда сюда, того и гляди сапог просто улетит с ноги.
Вслед за майором мы поднялись на второй этаж. Там он разделил нас на две группы по четыре человека в каждой. Я попал в первую группу. По приказу майора мы прошли в кабинет.
Внутри за столом сидел замполит подполковник Балтиев, рядом с ним на столе лежали список, красная папка с текстом присяги и автомат без магазина.
По очереди мы подходили к столу называли фамилию и расписывался в указанной подполковником графе. Майор Семин протягивал автомат и папку. После чего, подглядывая в текст написанный в папке, каждый, максимально торжественно как мог, зачитывал присягу на верность Родине.
Нас выпустили в коридор, вошла вторая группа. Все молчали, а о чем собственно было говорить? С того момента мы были официальными духами.
Ужинали мы, понятное дело, после всех. Двери в столовую были уже закрыты и майор долго стучал в дверь пока ему не открыли. Потом он долго препирался с работницей столовой, пока та наконец не уступила и не пустила нас в столовую где нас ждал, собранный на скорую руку из остатков, холодный ужин. Майор Семин отбыл обратно в часть лишь после того как мы поели и отправились по своим отделениям.
- Вы откуда? - спросил Литва когда мы шли мимо его палаты.
- С ужина — ответил Виталя.
- Чего нехваты такие? - не унимался Литва.
- Отстань от них — оборвала его медсестра сидевшая на посту, - ты же знаешь, они с присяги. Что ты выдумаешь?
А вечером началась духанка.