Сегодня мы рассказываем, какой нелегкой была некогда доставка чая по зимнему Великому чайному пути.
ЧАЕТОРГОВЕЦ СТАХЕЕВ И ХУДОЖНИК КОШАРОВ
Писатель Дмитрий Иванович Стахеев (1840-1918) был сыном известного купца-чаеторговца. Уже в 14 лет он выполнял в Томске и Кяхте поручения отца, а с 16 лет уже имел собственную чаеторговлю. Так что изданная в 1870 году книга «От Китая до Москвы: история ящика с чаем» написана Стахеевым со знанием дела.
Художник Павел Михайлович Кошаров (1824-1902) в 1854 году переехал в Томск, где и оставался до своей кончины. В 1889 году он начал издавать «Художественно-этнографические рисунки Сибири» – литографии своих живописных работ и рисунков. Как редактор-издатель он сопровождал рисунки сопроводительными статьями. Несколько рисунков были посвящены и зимним перевозкам чая.
В статье мы будем иллюстрировать выдержки из книги Стахеева рисунками Кошарова.
ДОРОГИ ВОСТОЧНОЙ И ЗАПАДНОЙ СИБИРИ
Вот что пишет Стахеев о сибирских дорогах чая.
«В Восточной Сибири по всему тракту, на расстоянии 1500 верст от Иркутска до Томска, пролегает немало горных хребтов, подъемы на которые, как и спуски с них, довольно круты и продолжительны: не только у тяжелых, но и у обыкновенных почтовых кибиток при спуске с гор тормозят колеса; следовательно, при таком положении местности, большие восьмидесятипудовые возки с грузами трудно перевозить на десяти или пятнадцати лошадях...Кроме горных дорог...Восточная Сибирь большею частью покрыта бесконечными, труднопроходимыми лесами...
Совсем не то мы видим в Западной Сибири... Начиная от Томска и кончая далеко за Тюменью у подошвы Уральского хребта, на расстоянии тысячи шестисот верст, проезжий человек не встретит ни одного более или менее крутого подъема на гору или спуска под гору, кроме только двух крутых берегов реки, а именно: у реки Иртыш, при въезде в селение Пустынное (по торговому тракту, пролегающему в стороне от почтового, который идет на г. Омск) и последний у реки Ишим, в семи верстах от богатого селения Абатского, в тысяче ста верстах от Томска. Кроме этих двух спусков, весь путь по Западной Сибири представляет собою совершенно ровную, гладкую площадь, почти безлесную... Те чаи, которые при торговой отправке из Иркутска, укладываются на обыкновенные сани по пяти или много по шести ящиков, из Томска нагружаются на громадные сани по двадцати и тридцати ящиков, т. е. от 65 до 90 пудов, и запрягается в эти сани по четыре и по пяти лошадей».
ЗИМНИЕ ОБОЗЫ С ЧАЕМ ИЗ КЯХТЫ ДО ТОМСКА
В одном из номеров «Художественно-этнографических рисунков Сибири» за 1890 год (то есть спустя 20 лет после выхода книги Стахеева) был опубликован рисунок Кошарова «Зимние обозы с чаем из Кяхты до Томска». Приведем цитату из подписи к нему. «Этим рисунком мы представляем характер зимних обозов, доставляющих разного рода сорта чаи из Кяхты, чрез Иркутск и Красноярск до Томска... От Иркутска до Томска считают около 1,500 верст и это расстояние обозы проходят более месяца. На каждый воз кладут цибик от 25 до 40 пудов, смотря по силе лошади, которые большею частью сибирской породы, малорослые и слабосильные, редко можно встретить ямщиков с лошадьми рослой и сильной породы, которые принимают до 50 пудов...Вообще извоз этот для сибирских крестьян весьма невыгодный и идут в обоз только те крестьяне, у которых в зимнее время нет другой выгодной работы. Иногда тяжело и грустно видеть, когда при 40 ° морозе, едва видно солнце в тумане, они идут, бредут продрогшие, в пимах, дохах промерзшие, с обозом чая в Томск».
ОТПРАВКА ИЗ ТОМСКА: РОЗВАЛЬНИ И ЛЕЖНИ
Снова предоставляем слово Стахееву.
«За несколько недель до наступления Ирбитской и Мензелинской ярмарок проезжий человек в городе Томске увидит на улицах у многих купеческих домов громадные сани-розвальни, вот они-то и есть будущие возки. Стоят они на улицах, потому что ни в какие ворота пройти не могут по чрезвычайной широте их отводов (развалов). Отводы эти сделаны широкими, конечно, для того чтобы возок не опрокинулся и не свалился бы на бок где-нибудь в раскате или в ухабе.
... В Западной Сибири... лежнями называются те лица, которые предлагают свои услуги ехать на возках. Услуги эти необходимы, потому что прикащик, едущий с возками, один за десятью возками не усмотрит: отправляемые на тройках и на четверках возки во время переезда от одной станции до другой могут оставаться далеко позади, могут убегать на полчаса или даже на час вперед, и, следовательно, ямщик может развязать возок и выкрасть из ящика чай. Во избежание этого-то воровства и нужно, чтобы на каждом возу сидел какой-нибудь свой человек, в качестве сторожа. За исполнение обязанности лежням иногда платится жалованье, но случается иногда и так, что эти обязанности принимают на себя бесплатно те из рабочих или ремесленников, которым нужно пробираться в Россию. К тому времени, когда чрез Томск должны проходить возки с чаями, т. е. к декабрю или январю месяцу, желающих ехать на возках собирается в городе заметная толпа...В качестве этих лежней предлагают свои услуги, большею частию, рабочие люди: плотники, каменщики, штукатуры, швецы (портные), шерстобиты, пробравшиеся в Сибирь на заработки из губерний Нижегородской, Владимирской и Казанской».
«Наконец наступает день отправки возков. На улицах Томска начинается горячая работа: разгружают бесконные возы, укладывают ящики чая на массивные сани, плотно, с помощью рычагов, увязывают и упаковывают возки, обшивают их рогожами и таких громадных возков высится по обеим сторонам улицы иногда до тридцати и даже до сорока – точно какие-то курганы наставлены.... На самом верху каждого возка-кургана устраивается для человека маленькая лежанка, с небольшими возвышениями с боков, для того чтобы «лежень» во время пути спросонка не свалился с возка...
Возки отправляются из города не все за один раз, а возков по шести, по семи и никак не более десятка, потому что большой приезд таких курганов на станцию может произвести повышение поверстной платы. Проходит десять, двенадцать часов после ухода первой партии, и уже готова к отправке вторая; за ней, по прошествии нескольких часов, отправляется третья».
В №11 за 1890 год «Художественно-этнографических рисунков Сибири» Кошаров опубликовал свой рисунок «Вид Барабинской степи». «Рисунок представляет вид Барабинской степи и вдали правого берега Иртыша, в морозное утро, во время восхода солнца. По этой степи проезжают с Ирбитской ярмарки, так называемые Сибирские возки с разным товаром, чтобы скорее доставить к месту необходимые, или же срочные товары, чтоб не пропустить условленное время. Иногда на подобных возках доставляют и срочные чаи из Иркутска на Ирбитскую ярмарку», – читаем в подписи. На вершине возка мы видим как раз обустроенные места для лежней.
«А МОРОЗ МЕЖДУ ТЕМ ТРЕЩИТ»
«А мороз между тем трещит и скрипит. Остался позади город с теплыми домами и со спокойною постелью... потянулась снежная дорога с ухабами и сугробами. Побелевшие от мороза чахлые перелески ельнику и сосняку, кой-где растущие за Томском, да верстовые столбы, да бездомовыя галки, вот дорожные зимние виды, вот все, на чем может отдохнуть взор путника. Да и глядеть-то в морозную погоду – не глядится: ежатся наверху возков лежни, закутавшие свои лица наглухо платками и шалями; инеем пушистым забелились эти шали от дыхания; от быстроты езды ветер еще сильнее бьет в закутанные лица лежней; они жмутся в своих лежанках, не испытав еще сотой доли дорожных бед, какие их ожидают; они на первой же версте, прозябшие и продрогшие от сибирского мороза, уже начинают вздыхать и раскаиваться, что поехали на возках, на которых в какие шубы ни кутайся, а мороз все-таки проберет до костей.... Освещенная бледным лунным светом, кой-где блестит длинная, извивающаяся лентой дорога; местами тень падает от сугробов; мороз трещит в воздухе; ветер, точно резвясь и играя, поднимает за возками клубы снегу и носит их по широкой степи, завивая вихрем и прихотливо перебрасывая с места на место...Лежень ежится от тридцати-градусного мороза и упорно молчит, закутываясь в заиндевевшую шаль; ямщики перекрикиваются между собой; продрогнув от холода, они погоняют сильнее лошадей и мчатся возки по ухабам и сугробам».
ПРОИСШЕСТВИЯ В ПУТИ
«Вдруг раскат – возок накренился на один бок; от быстроты езды его перебросило на другой, задремавший лежень не успел схватиться руками за возок и вылетел вниз головой с вершины возка в глубокий снег. Пока он опомнился, пока вытащил из сугроба свою голову и раскутал шаль, чтобы закричать ямщику, а возок уже чернеется далеко впереди и длинная тень от него, широко раскинувшись по снежному полю, убегает вместе с возком все далее и далее… – Сто-ой! Сто-ой! – слышится отчаянный, дрожащий голос перемерзнувшего лежня, – сто!…Никто не слышит, никто не откликается и только ветер, закрутив вихрем снег, с визгом пробегает вдаль степной дороги. – Батюшки! Ведь можно здесь замерзнуть… Мороз-то какой! Как я дойду до станции и далеко ли еще она? – думает лежень. И в голове его быстро пробегают мысли, одна другой страшнее. Он бежит, бежит, стараясь согреться; силы ему изменяют; он собирает последние их остатки и снова задыхаясь бежит по бесконечной дороге и пугливо взглядывает на высокие снежные сугробы, заграждающие ему путь. – Вот тебе и могила!.. с ужасом приходит ему на мысль. Страшно одному в бесконечной, безлюдной степи при 30° морозе. Я много слыхал рассказов людей, случайно спасшихся от замерзания; я сам когда-то испытал нечто подобное... Постепенно теряется ощущение холода... наконец даже делается как будто тепло и чувствует замерзающий человек приятный бред: видит он внутренность теплой избы, на столе кипит самовар… и прочее и прочее, диаметрально противоположное действительности. Но мы оставили на дороге нашего свалившегося лежня. Он бежит, бежит, а возка даже и следу нет. – Стой! – кричат наконец и ямщики друг другу. – Что там приспело–то? – Сто-ой! Лежня потеряли… – Эка угораздило… Лежень так лежень и есть; спит, чай, на дороге… Возок, потерявший своего лежня, бежит назад. Ямщик ругается за то, что ему пришлось сделать лишних верст десять, но лежень не обращает внимания ни на какую брань: он рад-рад, что спас свою жизнь от лютого мороза».
«Бывали случаи такого рода. Выехали со станции десять возков. На первом возке ехал, в качестве лежня мальчик лет пятнадцати; ямщик с самого начала пути погнал лошадей во весь дух и скрылся далеко из виду от других возков; другие возки замедлили на дороге оттого, что у одного из возков сломался отвод. Пока они стояли на дороге, первый возок все удалялся вперед, и ямщик не обращал никакого внимания на усталость своих лошадей. Вдруг возок остановился на месте: кони по грудь стояли в сугробе. Ямщик видит –дело плохо, – не вывезти его лошадям возка из страшного сугроба ... Недолго думая, он выпряг поскорее коней, сел верхом и марш назад. Мальчик-лежень не успел высунуть голову из своей шали, как ямщик уже уехал. Встретился ямщик с возками, замедлившими на пути, своротил в сторону от дороги и отвернулся: авось, мол, не узнают... Так возок с мальчиком-лежнем и оставался на дороге, пока со следующей станции не прислали лошадей».
БОРЬБА С СУГРОБАМИ
«Для расчистки сугробов при каждом возке имеется всегда две лопаты – одна лежню, другая ямщику. Нет возможности выехать из сугроба – остановятся все возки по дороге и пойдет работа: расчистили путь, едут далее, до нового сугроба. В одну бурную зиму снега были глубокие, более двух сажен глубины; частые метели наделали то, что дорога стала походить на морские волны: то точно гора снежная высится, то точно пропасть какая, возок, погрузясь в нее, не виден с дороги. Засядет возок в такую пропасть и, не смотря на силу лошадей, нет никакой возможности выбраться без того, чтобы не расчищать дороги и не срывать снег. Объехать стороной невозможно – лошади погрузнут в снегу совсем с дугой, и не вытащишь их оттуда.
...Теперь с открытием пароходства по рекам Иртышу, Оби, Томи и Тоболу, не только все грузы отправляются водным путем, но и большая часть проезжающих предпочитают ехать на пароходе, несмотря на то, что пароход идет из Томска до Тюмени 14 и 15 дней и делает вместо 1500 верст прямого пути 3000 верст по рекам. Следовательно, описываемый нами путь возков по Западной Сибири только зимний. Однажды в бурную зиму был такой случай. Возки с чаями «бежали» на Ирбитскую ярмарку, а навстречу им попались возки с русскими товарами, следовавшие уже из Ирбитской ярмарки в Томск. Чайный возок, шедший впереди, «засел в нырок», т. е. не мог выбраться из глубокой пропасти, образовавшейся от снежных сугробов. Началась работа с лопатями, работа утомительная, долгая; а между тем с противоположной стороны еще прибыло несколько возков, проезду нет, в сторону своротить нельзя. Начали прикащики между собой браниться; следуя их примеру, извощики тоже: давайте дорогу и конец! .. Дело кончилось тем, что возок, вместо того чтобы откапывать ему путь, забросали снегом, да так по возку все и проехали, а остальные возки свалили на бок. Долго потом пришлось работать ямщикам, ехавшим с чайными возками».
ВОЗКИ РАСХОДЯТСЯ: ПЕРЕВАЛ ЧЕРЕЗ УРАЛЬСКИЙ ХРЕБЕТ
«Около Тюмени возки, следующие на ярмарки Ирбитскую и Мензелинскую, расходятся в разные стороны: следующие в Ирбит идут на Тюмень, откуда остается только сто верст до Ирбита; чаи же, идущие на Мензелинскую ярмарку, не завозят в Тюмень, а в ста верстах от этого города поворачивают по тракту на Шадринск, из которого возки отправляются через железоделательные заводы Уфалей и Ураим на Бирск, или же через города Челябу и Троицк тоже на город Бирск. Оба эти пути неминуемо пролегают через Уральский хребет, а потому и невозможно тяжелым возкам переваливаться чрез хребет в том же виде, в каком они следовали по ровному пути Западной Сибири. В Шадринске их разгружают и делают в половину менее... Вдали уже синеют высокие остроконечные сопки Урала, и возки по нескольку часов поднимаются на какой-нибудь небольшой холм, замучивая лошадей на этих подъемах....Лежни несут в руках небольшие рычаги, и как только лошади останавливаются на пути подъема, тотчас делают рычагами подпорки сзади возка для того, чтобы возок не потянуло вниз. На высокую гору другого способа подниматься нет. Если кони не имеют силы поднять пятьдесят или сорок пудов, то от других возков припрягают еще коней, и с помощью их поднимается возок на гору, потом начинают переводить коней под гору к тому возку, из которого выпрягли коней, и его таким же способом взвозят на гору. Но на небольших горах, имеющих крутые подъемы, бывает всего более горя: медленно поднимаясь, лошади не в силах втянуть возок по крутизне; на беду еще случается так, что у самого конца горы дорога заледенеет и беда с плохо кованными лошадьми: нет никакой возможности выйти из затруднительного положения. Запрягут вместо трех шесть лошадей, сами ямщики и лежни помогают возку своими плечами, кричат, ухают, но кони, поднявшись к концу горы, зацарапают, заскользят ногами по обледеневшей дороге и изнурившись не могут удержать возка, – его тянет вниз, подпорки, подставленные сзади, ломает или вдавливает в снег, и возок скатывается снова под гору. Видя невозможность подняться медленным шагом, решаются «вкатить» на гору со всего маху. Уезжают с возками обратно от горы сажень на сто, ямщик залезает на самый верх возка, забирает в одну руку возжи, а другой рукой подстегивает лошадей и гонит на гору во весь дух. На половине горы стоят лежни и ждут возка. Лишь только он сравняется с ними, как прикащик отдает приказание «Ну, ребята, ухай!» И закричат все сколько есть силы на лошадей, замахают руками... Иной раз кони и взбегут на самый верх.., а бывает и так, что возок, как Сизифов камень, не успеет добраться до верху горы, его снова тянет назад и так проходит длинная зимняя ночь... Во время моей юности не одна зима прошла для меня в таких путешествиях с возками, и не раз случалось видеть, как за дальними сопками гор пряталось зимнее солнце, как снова оно показывалось из-за другой стороны гор, и заставало нас все на том же месте, около той же горы, у которой мы были вчера. Однажды пришлось два раза посылать за свежими лошадьми, и только тогда мы поднялись с возком, когда догадались изрубить обледеневшую дорогу топорами».
Стахеев далее пишет: спуск возков с крутых гор, по обледеневшим местам и с горами снега, также был очень трудоемким; возки бились и ломались, чайные ящики разлетались по оврагам, калечились лошади.
«После Бирска возки приходят на ярмарку в Мензелинск, тем и кончается их путешествие. Зимою идут обозы до Нижнего Новгорода, откуда следуют по железной дороге в Москву».
