— Мам, не надо, я сама! — Лиза отодвинула мою руку от сковородки так резко, будто я пыталась украсть у неё последний кусок хлеба.
Я замерла посреди кухни, держа в руках деревянную лопатку, которой перемешивала омлет каждое утро последние двадцать три года.
— Понимаешь, твой омлет слишком сухой. Антон любит посочнее, — добавила дочь, не отрывая глаз от сковородки.
Антон. Её новый муж. Парень с идеальной улыбкой и пустыми глазами. Три месяца назад въехал в нашу квартиру вместе с Лизой после свадьбы. Временно, говорили они. Пока не найдут своё жильё.
Отступила к окну, сжимая лопатку, как весло утопающий. За окном серый ноябрь размывал границы между небом и асфальтом. Тридцать два года прожила в этой квартире. Растила здесь детей. Хоронила мужа. А теперь...
— Где Вадим? — спросил Максим, врываясь на кухню в спортивном костюме. Мой младший. Двадцать один. Уже ушел?
Максим схватил яблоко из вазы и не дожидаясь от меня ответа продолжал.
— Кстати, просил передать, что сегодня поздно будет. Собрание затянется, появились новые вопросы для обсуждения.
Вадим. Тот, кто появился в моей жизни два года назад, когда боль от потери мужа стала притупляться. Тот, кто заполнил пустоту тёплыми словами и нежными прикосновениями. Тот, кто теперь...
— Опять собрание, — пробормотала я, не узнавая собственный голос. Он звучал глухо, как из подвала.
Лиза обернулась, и в её взгляде мелькнуло что-то похожее на жалость. Но только мелькнуло.
— Мам, не начинай. Вадим работает. Это обычное явление для работающих мужчин. Ты же понимаешь?
Понимаю. Последние три месяца он задерживается на работе четыре раза в неделю. Последние три месяца отворачивается от меня по ночам. Последние три месяца чувствую, будто превращаюсь в невидимку в собственном доме.
А началось всё с того звонка...
Трещина в зеркале
Три месяца назад
Телефон призывно затрезвонил во второй раз. Вытерла о фартук мокрые руки и нажала на телефон.
— Мама! — голос Лизы звенел от счастья. — Я замуж выхожу. Антон сделал мне предложение. Представляешь?
Я представляла. Моя дочь, только еще закончила университет и связывает свою жизнь с человеком, которого я видела всего трижды. Представляла, как рушатся все мои планы на совместные вечера, разговоры по душам. Путешествие на море, которое мы не раз планировали с ней за годы ее учебы и откладывали столько лет.
— Это... замечательно, солнышко, — выдавила, чувствуя, как что-то ломается внутри.
— И ещё, мамуля. Мы пока поживём у тебя. Совсем ненадолго, правда! Месяца три-четыре, пока не накопим на аренду.
Вадим тогда вошёл в прихожую, обнял меня сзади.
— Что случилось, родная?
— У Лизы Антон попросил руку и сердце. сделал предложение замуж. Будут жить пока с нами. Ты ведь не против?
Что-то мелькнуло в его глазах. Что-то быстрое, как тень птицы. Но он улыбнулся.
— Это же прекрасно! Молодожёны в доме — это к счастью.
К счастью? Или к краху?
В день свадьбы стояла в углу ресторана, наблюдая, как Вадим смеётся над шутками Антона. Как они чокаются бокалами. Как мой мужчина обнимает за плечи моего зятя. Радовалась: нашли подход друг к другу: все-таки пока в одной квартире жить. Но уже тогдаа, впервые за два года почувствовала: что-то не так. Слишком громко смеялся. Слишком долго не подходил ко мне. Слишком часто искал глазами кого-то в толпе.
Кого?
— Мам, ты чего такая грустная? — Максим подсел ко мне, когда гости разошлись танцевать.
— Просто устала, сынок.
— Врёшь ты всё, — сын посмотрел мне в глаза. Увидела в них своего Серёжу, моего покойного мужа. — Ты скучаешь по папе. Особенно в такие дни.
Я кивнула. Пусть думает, что дело в этом. Хотя правда была страшнее: я скучала не только по мужу. Скучала по себе прежней. По женщине, которая знала своё место в мире. По матери, которая была нужна. По жене, которую любили.
А потом они въехали в дом, и я окончательно растворилась, как сахар в горячем чае.
Чужие ключи от родного дома
Антон и Лиза заняли бывшую комнату Максима. Мой младший переселился на раскладушку в гостиной. Я возражала, но Максим отмахнулся:
— Мам, да мне всё равно. Я же скоро съеду. Поступлю в магистратуру в Москве.
Съедут. Они все съедут, а я останусь. С Вадимом, который теперь смотрит на меня, как на старую мебель — привычно и безразлично.
Первую неделю пыталась сохранить обычный порядок. Готовила завтраки, обеды, ужины. Стирала, гладила, убирала. Но дом перестал быть моим. Наполнился чужими голосами, чужими запахами, чужими правилами.
— Вера Николаевна, а можно не класть в борщ так много капусты? — вежливо попросил Антон. — Не очень её люблю.
— Мам, давай сама постираю наши вещи? Ты неправильно выставляешь режим, — сказала Лиза.
— Вера, дорогая, может, уберёшь свои журналы с журнального столика? Антону нужно место для ноутбука, — попросил Вадим.
И я убирала. Подстраивалась. Исчезала.
А потом случился тот вечер. Вечер, когда я увидела...
— Вадим, я ухожу в аптеку! — крикнула из прихожей, натягивая куртку.
Никто не ответил. Телевизор гудел в гостиной, где Максим рубился в какую-то игру. Из комнаты Лизы доносился смех. Вадим сидел на кухне с ноутбуком.
Я вышла, спустилась на один пролёт и поняла, что забыла кошелек. Вернулась. Открыла дверь своими ключами — тихо, по привычке, чтобы никого не потревожить.
И услышала голос Вадима. Он говорил по телефону на кухне, прикрыв дверь.
— Не могу, понимаешь? Здесь вечно кто-то дома. Вера не работает, все время вертится под ногами. Да, скучаю. Конечно, скучаю. Но что я могу сделать?
Пауза.
— Люблю. Тоже люблю. Скоро, обещаю. Придумаю что-нибудь.
Стояла в прихожей, держась за косяк двери. Мир завращался вокруг меня, как карусель. Люблю. Тоже люблю.
Не мне. Кому-то другому.
Развернулась и выбежала из квартиры, забыв про аптеку, про кошелёк, про всё. Ходила по ночному городу, пока ноги не отказались меня держать. Села на лавочку в парке, где мы с Серёжей когда-то гуляли с детской коляской, и заплакала. Впервые за шесть лет после его смерти заплакала по-настоящему. От боли. От унижения. От того, что снова осталась одна. Когда вернулась домой, Вадим спал. Дети спали. Никто не заметил моего отсутствия.
Никто даже не хватился.
Невидимая женщина
Следующие недели жила, как под наркозом. Молчала, кивала, выполняла просьбы. А ночами лежала рядом с Вадимом и думала: кто она? Молодая? Красивая? Та, которая не «вертится под ногами»? Та, у которой скорее всего нет взрослых детей. А может и вообще их нет.
Вадим не замечал моего молчания. Или делал вид, что не замечает.
— Вера, ты не могла бы, — начинал очередную просьбу, и я вздрагивала, как от удара.
А дети? Дети жили своей жизнью. Лиза строила планы с Антоном. Максим готовился к экзаменам. Они заходили на кухню, хватали еду из холодильника, бросали на ходу:
— Спасибо, мамочка — и исчезали в своих комнатах.
Сама и не заметила, когда превратилась в обслуживающий персонал. Нет, хуже. В предмет интерьера. В тумбочку, которую можно передвинуть, когда мешает.
— Мама, а почему ты не покрасилась? — спросила как-то Лиза, разглядывая меня за завтраком. — Седина совсем проступила.
Я машинально провела рукой по волосам. Когда это произошло? Когда я перестала смотреть на себя в зеркале?
— Некогда как-то.
— Так сходи в салон! Тебе ещё рано сдаваться, — подмигнула дочь.
Рано сдаваться? А что, если уже поздно? Поздно возвращаться к себе. Поздно требовать уважения. Поздно искать любовь?
Тем вечером я впервые за месяцы открыла шкаф и достала коробку, которую прятала на верхней полке. Дневник. Мой дневник, который я вела до замужества. Красивая тетрадь в бархатной обложке, пахнущая прошлым.
Открыла наугад:
— Мне двадцать лет, и я знаю, кто я. Я — Вера. Мечтаю стать учительницей. Хочу объездить всю Европу. Буду любить так, чтобы до дрожи, до слёз, до безумия. Жизнь впереди, и она моя!
Смотрела на эти строки и не узнавала почерк. Неужели это писала я? Та девчонка, полная надежд? Где она теперь?
Потом были страницы о Серёже. О нашей любви. О рождении детей. Последняя запись сделана за два дня до его похорон:
— Как жить дальше? Как дышать, когда половина тебя ушла навсегда?
Не знала тогда. Не знала, что научусь дышать. Что встречу Вадима. Что снова почувствую себя женщиной. А потом снова потеряю это чувство. Только в этот раз — по-другому. Не от смерти. От безразличия.
От предательства.
Голос из прошлого
— Вера? Вера Васильева? — окликнул меня чей-то голос на остановке.
Обернулась и не сразу узнала женщину в элегантном пальто. Но глаза. Эти смеющиеся карие глаза я помнила.
— Наташа? Господи, Наташка Орлова!
Мы обнялись, и я почувствовала, как к горлу подкатывает комок. Моя школьная подруга. Мы не виделись... сколько? Двадцать лет?
— Ты куда пропала? — спросила Наташа, держа меня за руки. — Столько раз пыталась найти тебя в соцсетях!
— У меня нет соцсетей, — призналась я. — Да и времени особо не было...
— Зато сейчас есть! Пошли в кафе, выпьем кофе. Я как раз свободна.
Сидели в маленькой кофейне с уютными креслами и запахом корицы. Наташа рассказывала о своей жизни. О разводе пять лет назад. О новой работе: открыла магазин рукоделия. О дочери: учится в Англии.
— А ты? Замужем? Дети?
И я рассказала. Всё. О Серёже, о детях, о Вадиме. О том, как превратилась в невидимку в собственном доме. Слова лились, как вода из прорванной плотины, и я не могла остановиться.
Наташа слушала молча. А потом сказала:
— Верка, а что ты сама хочешь? Не дети, не Вадим. Ты. Вера.
Я открыла рот и поняла, что не знаю ответа.
— Когда ты последний раз делала что-то для себя? — продолжала Наташа. — Сходила в театр? Купила себе новое платье? Встретилась с подругами?
— Я... мне некогда. Дом, готовка, уборка.
— Ври больше. Дети взрослые. Вадим взрослый. Все могут обслужить себя сами. А ты прячешься за заботу о них, потому что боишься остаться наедине с собой.
Её слова били, как пощёчины. Но я не отстранялась. Потому что они били правдой.
— У меня есть предложение, — Наташа наклонилась ко мне. — Мне нужен помощник в магазине. Три раза в неделю, по пять часов. Немного, но на карманные деньги никому не мешают. И главное — выйдешь из этого кокона. Подумай.
Думала всю дорогу домой. Работа. Своя, пусть маленькая, зарплата. Свобода. Но как же...
— Где ты была? — встретил меня на пороге Максим. — Ужин не готов, я голодный!
— Извини, сейчас быстро сделаю, — машинально ответила, направляясь на кухню.
— Стой! — Максим преградил мне дорогу. — Мама, я же шучу. Расслабься. Я сам что-нибудь сделаю. Ты же не обязана бегать вокруг нас с поварёшкой.
Сын поцеловал меня в щёку и ушёл на кухню. А я стояла в прихожей и думала: а ведь он прав. Не обязана.
Никому ничего не обязана.
Разговор, которого не будет
Вадим пришёл в час ночи. Пах чужими духами. Сладкими, приторными. Не моими.
Сидела на кухне с чаем, который давно остыл. Муж замер в дверях, увидев меня.
— Вера? Ты чего не спишь?
— Надо поговорить, — сказала я, и мой голос прозвучал на удивление твёрдо.
Муж сел и я увидела, как дернулась жилка на его виске. Он знал. Догадывался.
— Кто она? — спросила просто.
Пауза затянулась, как резиновая лента перед разрывом.
— Вера, я...
— Не ври. Пожалуйста. Хватит с меня лжи.
Он опустил глаза.
— Лена. Коллега. Это началось... три месяца назад.
Три месяца. Ровно с того дня, когда Лиза с Антоном въехали в дом.
— Почему? — прошептала я. — Что я сделала не так?
— Ты? — он посмотрел на меня, и в его глазах было столько усталости. — Ты ничего не сделала не так. Ты просто... перестала быть собой. Превратилась в домохозяйку, которая только и делает, что прислуживает всем. Где та Вера, в которую я влюбился? Живая, смешная, со своими мечтами?
Я молчала. Потому что он был прав. И это было больнее всего.
— Я хотел тебя вернуть, — продолжал Вадим. — Звал в театр, в кино, предлагал съездить куда-нибудь. А ты всё:
— Нет, дети дома, надо приготовить обед. Нет, не могу, Максим просил постирать форму.
Дети стали твоим алиби. Способом не жить.
— А Лена? Она живёт?
— Да. Ей тридцать пять, у неё своя жизнь, своя работа. Она не растворяется в других. Она есть.
Встала, подошла к окну. За стеклом начинался рассвет — серый, зимний, безжалостный.
— Съезжай, — сказала я тихо. — Съезжай к ней. Сегодня.
— Вера...
— Уходи. Пожалуйста.
Ушёл. Собрал вещи за двадцать минут. Дети спали. Никто не видел, как закрылась дверь за человеком, который два года был моей опорой.
И я осталась одна. Но в этот раз по-другому. В этот раз по своему выбору.
Возвращение домой
— Мам, что случилось? Где Вадим? — первой спохватилась Лиза за завтраком.
— Ушёл, — спокойно ответила я, переворачивая омлет. — Мы расстались.
— Как ушёл?! — Максим подскочил. — Почему?
— Потому что так правильно, — я разложила омлет по тарелкам. — Кстати, с завтрашнего дня я выхожу на работу. Трижды в неделю. Так что завтракать, обедать и ужинать придётся самим.
Дети переглянулись. Антон отложил вилку.
— Вера Николаевна, простите, но мы планировали пожить у вас ещё пару месяцев...
— Живите, — кивнула я. — Но готовить и убирать будете сами. По очереди. Составьте график. Я не прислуга. Я мать. И мне пятьдесят четыре года. И мне есть чем заняться, кроме как обслуживать взрослых людей.
Повисла тишина. Потом Лиза медленно улыбнулась.
— Мамуля... ты какая-то другая.
— Нет. Я снова стала собой.
Через неделю Лиза с Антоном нашли квартиру и съехали. Максим поступил в магистратуру и уехал в Москву. Я осталась одна в квартире, которая снова стала моей.
Работа в магазине оказалась неожиданно увлекательной. Наташа научила меня вязать, вышивать, делать украшения. Я открыла в себе то, о чём забыла за годы материнства: любовь к творчеству.
А ещё я записалась на йогу. Покрасила волосы в медовый оттенок. Купила красное платье, которое давно хотела, но считала «не по возрасту». Начала вести блог о рукоделии.
Вадим звонил несколько раз. Просил прощения. Говорил, что ошибся. Что хочет вернуться.
— Нет, ты был прав. Я потерялась. Но теперь нашла себя. И мне хорошо одной.
— Ты меня не любишь больше?
— Люблю, — призналась я. — Но себя люблю больше. Научилась хотя бы теперь.
Лиза приезжает каждые выходные. Мы пьём чай, болтаем, смеёмся. Она стала мне не обузой, а подругой. Максим звонит из Москвы, рассказывает о своих успехах. Я радуюсь за него. Но больше не растворяюсь в их жизнях.
Потому что у меня есть своя.
Эпилог
Сегодня мне пятьдесят пять. Сижу в своей квартире, пью кофе и вяжу шарф для внучки — Лиза родила девочку два месяца назад. Назвали Верой. В мою честь.
— Мама, — сказала дочь, принося мне кроху в роддоме. — Хочу, чтобы она была такой же сильной, как ты. Чтобы никогда не забывала о себе ради других.
Смотрела на маленькое сонное личико и думала: жизнь удивительная штука. Она отнимает, но и возвращает. Ломает, но и лечит. Нужно только не бояться начинать заново.
Даже в пятьдесят четыре. Даже в шестьдесят. Даже в семьдесят.
Никогда не поздно вернуться к себе. Домой.
Я стала лишней в своей семье, когда дети выросли. Но зато нашла себя. И это дороже всего.
А вы как считаете, дорогие читатели, может стоило ей простить мужа-гулену?
Благодарю за подписку на канал и хорошей всем продуктивной недели.
Читайте также: